Айза - Альберто Васкес-Фигероа

Селесте пересекла тротуар, желая оказаться в тени, и встала прямо перед Пердомо. Было заметно, что она смущена и словно спрашивает себя, какого черта она сейчас здесь делает.

Наконец, заметив, что с нее не сводят взгляда четыре пары глаз, поинтересовалась, пусть и сознавая наивность своего вопроса:

— Нашли работу?

Себастьян широким жестом обвел вокруг:

— В воскресенье здесь даже мухи не работают.

— У меня есть небольшое имение — очень далеко, в глубине льянос, на берегу притока Арауки, — сказала Селесте. — Места глухие, там у меня не больше пятисот коров и сотни лошадей, да и тех с каждым днем становится все меньше, потому что скот без конца угоняют, а управляющий стар и не в состоянии дать отпор. — Ее взгляд был устремлен на Аурелию, хотя ее тянуло посмотреть на Айзу или на Асдрубаля, который так напоминал ей Факундо Каморру. — Старинный дом, большая и удобная кухня. Я не могу платить вам много, потому что от этого хозяйства у меня одни убытки, зато у вас будет кров и пища, да еще и скопите кое-какие деньги.

— Вы же знаете, что мы не разбираемся ни в земледелии, ни в скотине, — напомнила ей Аурелия.

— Знаю. — Селесте села с ней рядом и по-приятельски хлопнула ее по колену. — Знаю, но я также знаю, что вы сможете этому научиться. Есть пара пеонов-индейцев, они немного ленивы, но им можно доверять. Им просто нужна более твердая рука, чем у Акилеса. — Она подмигнула, стараясь расположить всех Пердомо к себе. — Да и я буду время от времени к вам наведываться. Если вы решите, отправимся прямо сейчас.

Аурелия повернулась к своему сыну Себастьяну, предоставляя ему право решать как старшему и главе семьи. Тот в свою очередь посмотрел на Асдрубаля, который только пожал плечами, показывая, что ему все равно, и в результате все воззрились на Айзу, словно были уверены, что лишь ей дано угадать, подходит ли предложение семье или нет.

Выражение ее лица смягчилось, что было добрым знаком.

— По крайней мере, мне не придется вечно ходить беременной, — сказала девушка. — Мне понравятся льянос, — добавила она. — Они мне будут нравиться, но недолго. Асдрубаль хочет вернуться в море.

Себастьян кивнул и обратился прямо к Селесте Баэс:

— Мы не прочь попытаться.

Женщина протянула руку в знак того, что условия приняты и договор заключен.

— Помимо оплаты расходов, тысяча боливаров в месяц и пять процентов от прибыли, хотя очень сомневаюсь, что она будет. Идет?

Себастьян пожал ей руку от имени всей семьи:

— Идет.

Спустя несколько минут белый пикап уже катил по длинной мощеной улице, оставив позади площадь, скамью и сейбу…

~~~

В Пуэрто-Нутриас исчезли последние намеки на шоссе (асфальт закончился много-много километров назад), и само селение было все равно что край света… или, по крайней мере, здесь заканчивалась цивилизация XX века. Стояло лето, уровень воды в Апуре сильно упал, и от поселка до места, где был пришвартован плот, пришлось добираться четверть часа, поэтому непросто было себе представить, что через несколько месяцев, когда проливные дожди в полной мере наделят реку мощью и великолепием, нынешний мирный поток, шириной каких-нибудь триста метров и очень мелкий, начнет лизать ближние глиняные хибары расположенной в отдалении деревушки.

— А зимой, — заметила Селесте Баэс, — никто и не мечтает переправиться через реку, потому что вода стоит выше крон деревьев, а река превращается в бушующее море, способное во время пика половодья смыть все на своем пути.

Пикап очень медленно проехал по топкому берегу и погрузился на полуразвалившийся плот-бонго, сооруженный из бревен и пустых бидонов. Его толкали четверо мужчин, упираясь длинными шестами в глинистое дно, чтобы затем перейти с носа на корму, вытащить шест из воды и проделать все заново.

На другой стороне и почти на таком же расстоянии от кромки берега, что и Пуэрто-Нутриас, располагался Брусуаль, с полным основанием считавшийся первым и последним настоящим селением льянос и началом и концом всех дорог, которые шли из саванны или вели к ней.

Улицы поселка были широкими и пыльными, по обе стороны стояли дома с белыми стенами и крышами из пальмовых листьев или оцинкованного железа, широкими окнами, окрашенными в самые яркие цвета, и высокими дверьми, перед которыми находились перекладины для коновязи.

Брусуаль был таким поселком, где все было приспособлено главным образом для лошадей, которые делили его в первую очередь с коровами, свиньями, собаками и курами, а уж потом с людьми. На глаза Пердомо попались лишь босоногие всадники, оборванные ребятишки и пара темноликих женщин с запавшими глазами, которые в меланхолическом молчании проводили взглядом проезжающий мимо автомобиль.

В пятистах метрах от последнего дома, когда остались позади и неуклюжие свинарники, и два заброшенных огорода, окончательно исчезли и какие-либо намеки на шоссе, дорогу или тропинку, поскольку именно здесь начиналась саванна, а саванна не признавала ни шоссе, ни дорог, ни тропинок, потому что, сколько бы их ни проложили за время сухого сезона, наводнения следующей зимы смывали их с лица земли.

И вот там, на самом краю безбрежного моря ковыля, Селесте Баэс остановила машину, попросила всех выйти и, откинув спинку своего сиденья, продемонстрировала целый арсенал отлично смазанного оружия.

Первым делом она извлекла блестящий «ремингтон», проверила, заряжен ли он, как полагается, есть ли в патроннике патрон, и протянула Асдрубалю Пердомо.

— Умеете с ним обращаться? — спросила она.

Все четверо в некотором смущении переглянулись, и наконец Асдрубаль неуверенно кивнул.

— На флоте я держал в руках карабин, — признался он. — Но стрелял от силы раз десять и не помню, был ли он похож на этот.

— А вы?

Себастьян, которому был адресован вопрос, пожал плечами:

— Та же самая история… — Он бросил взгляд на равнину, раскинувшуюся перед ним. — Но, как я себе представляю, мы ведь не на войну отправляемся.

— Нет, конечно, — подтвердила женщина. — Мы не отправляемся на войну, однако льянос кишит угонщиками скота, и, если по пути мы с ними столкнемся, единственный язык, который они понимают, — это язык свинца. Вот курок, вот предохранитель, а это — затвор, — показала она. — Оружие заряжено, и способны вы или нет сразить конокрада — дело ваше, но все же советую вам потренироваться, потому что единственное, что у вас здесь будет в избытке, — это боеприпасы и возможность их использовать.

Себастьян Пердомо пристально посмотрел на нее.

— Послушайте! — наконец спросил он. — Вы это серьезно?

Она взглянула на него в упор:

— Я что, похожа на шутницу?

Пердомо Вглубьморя вновь обратили внимание на ее худую, стройную фигуру, энергичные черты лица, волосы, забранные под шляпу неопределенного цвета, холодные черные глаза, и тогда Себастьян еле заметно покачал головой.

— Нет, — сказал он. — Вы не похожи на шутницу, но я думал, что такие вещи происходят только в кино.

— Послушайте, — сухо прозвучало в ответ. — На том берегу реки закончилась цивилизация, а впереди, за льянос, начинается сельва Ориноко — там, можно сказать, начинается доисторический мир. Привыкните к мысли о том, что с каждым днем пути мы будем как бы откатываться на столетие назад. — Женщина туже затянула потрепанный пояс-патронташ, на котором висел тяжелый револьвер, и начала распределять остальное оружие, словно раздавала ножи и вилки в начале пикника. — Возьмите за правило носить его с собой, — добавила она. — Здесь, помимо грабителей и конокрадов, еще водятся змеи, пумы, кайманы, анаконды, быки, которые нападают ни с того ни с сего, и коварные ягуары, которых мы называем тиграми. — Она протянула Аурелии замечательный никелированный револьвер, но та отказалась.

— Нет, спасибо! — Аурелия на мгновение замолчала: было ясно, что она собирается с духом, прежде чем высказаться. — Вы должны нас извинить, — продолжила она, — но я считаю, что мы совершили ошибку, приняв ваше предложение. Это место не для нас! Поймите, меня не пугают дикие звери, но дело в том, что одному из моих сыновей уже пришлось убить человека, и я не желаю, чтобы это случилось снова. — Теперь она обратилась к Асдрубалю и Себастьяну: — Мне жаль… Но было бы намного лучше вернуться, пока еще не поздно.

Ее сыновья разочарованно переглянулись. Они готовы были возмутиться, но их опередила Селесте Баэс, которая нарочито резко ее перебила:

— Не говорите глупостей! Куда вы пойдете? Вашей проблемой будут не конокрады: достаточно стрелять им в ноги или поверх головы, стараясь не попасть. — Она повернулась к Айзе: — Ваша проблема — это она, и вы не сможете таскать ее по Венесуэле вечно «беременной». Это суровая страна, где мачо привык забирать себе все, что ему приглянулось, особенно если это женщина. — Селесте попыталась улыбнуться и на какое-то мгновение показалась почти сердечной. — Поверьте мне! — добавила она. — Ваши сыновья подвергнутся большей опасности, защищая сестру за пределами льянос, чем охраняя моих лошадей и коров здесь…