Констанца - Соколина Наталья
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Что… как я здесь очутилась…?
Служанка, с жалостно кривившимся лицом, стала торопливо рассказывать: — так, данна Констанца, вы же не кричали, когда Кром стал вас плетью бить, ну, он и озверел. Джеймс, вы его знаете, пожилой такой стражник, не вытерпел, побежал к Его милости, да и нажаловался, что Кром вас убивает. Когда вас принесли без памяти, на вас смотреть страшно было: кожа на спине лохмотьями, а кровищи, кровищи! Так и капала! А лорд Нежин кричал, что Кром нарушил его приказание сильно вас не бить, а так, попугать, и приказал самому палачу двадцать плетей отвесить, в наказание. Ну, стражники постарались. Они вас сильно жалели, а Крома все ненавидят, потому что он злой. Правда, Джеймсу тоже досталось. Лорд Нежин и ему наказание назначил, чтобы, значит, не жаловался. Теперь оба лежат в казарме, в разных углах. А Его милость прислал к вам своего лекаря, тот вам спину промыл и заживляющей мазью намазал, а потом сказал хозяину, что три длинных рубца всё равно останутся. Хозяин-то сколько времени около вас сидел, за руку держал, да вы без памяти были, а потом велел мне от вас не отходить и не спать, а я — девушка виновато потупилась, — задремала…
— Не надо сидеть около меня, Майя, иди, отдыхай.
— Нет — нет, — та испуганно замотала головой.
У Констанцы не было сил спорить: — хорошо, оставайся, только возьми у меня одну подушку и ляг на диван. Если ты будешь мне нужна, я позову.
Накатила слабость и апатия. Она как-то притерпелась к боли и даже задремала. Утром проснулась от тихих голосов: Майя разговаривала с лордом Нежином. Констанца не хотела его видеть, слышать его голос, но он уже заметил, что она проснулась. Сквозь полуприкрытые ресницы девушка увидела, что хозяин замка сидит у кровати на низеньком пуфике. Прекрасные тёмно-синие глаза смотрели с сочувствием. Но ни грамма вины, ни тени раскаяния! Как ни старалась она сдержаться, слёзы выступили из-под ресниц. Он ласково похлопал её по руке:
— ну — ну, не плачь, всё заживёт. Ты сама виновата, малышка! Если бы не убежала, то не была бы наказана, а если бы смирила гордость и не молчала под плетью, то Кром бы не разошёлся.
Она разозлилась! Злость высушила слёзы, заставила вспыхнуть румянцем бледные щёки. Он наклонился к её губам, но не поцеловал, сказал укоризненно: — вот что ты, глупая, сделала с собой? Губы-то как искусала! И на спинке рубцы останутся! Некрасиво. Да-а, Констанца, я думал, что ты умнее. — Он поцеловал её в волосы, прикусил ухо, шепнул: — думаешь, отвертелась от моей постели? И не надейся! Такая ты мне ещё желанней! — Улыбнувшись, он вышел из комнаты.
О, как же она ненавидела его! Это была чистая, искренняя, ничем не замутнённая ненависть. Констанца обрадовалась ей, потому что ненависть раскрыла ей глаза, помогла увидеть его истинное лицо и избавиться от глупой девичьей влюблённости.
Она плохо помнила эти дни. Постоянная, непрекращающаяся ни ночью, ни днём боль в истерзанной спине, посещения лекаря, накладывающего свежую мазь, доброе, простоватое лицо Майи, её слёзы и умелые сильные руки. Её прежняя жизнь казалась ей нереальной, далёкой. Тихая, мирная деревенская улица, лишь из отцовской кузни доносится перестук молота о наковальню, родные и любимые лица: отец, данна Эдита, ворчливая Феониста… Она думала о том, что никогда уже не вернётся её счастливая и беззаботная жизнь.
Но наступило время, когда боль отступила, и она смогла, наконец, повернуться с живота на бок. Днём пришёл Ласси, сел на стул у кровати, помолчав, сказал: — ты оказалась очень сильной и мужественной девочкой, Констанца. Твой отец не оставляет попыток освободить тебя, но его не пускают в замок. Святой отец и его жена написали жалобу наместнику короля, но она пришла к лорду Нежину. Он сжёг бумагу, а священнику пригрозил плетьми.
Констанца, поражённая, слушала Ласси, потом с горечью сказала: — значит, лорд Нежин обманул меня! Он уверял, что отец не возражал, когда меня увезли в замок.
Ласси улыбнулся: — Его милость не хотел, чтобы ты волновалась. Он всем девушкам так говорит.
— Он чудовище и негодяй, ваш лорд! — Констанца негодовала. Ласси, оглянувшись на дверь, зашикал на неё:
— ш-ш-ш, девочка, нельзя так говорить о Его милости. Он не посмотрит на твою израненную спину и прикажет снова избить. Смирись, Констанца, ты ничего не сможешь сделать, а твоя строптивость дорого тебе обойдётся. Теперь тебе даже за ворота выходить запрещено. Если ты будешь с ним поласковей, то жизнь в замке покажется тебе не столь уж и плохой.
— Ни за что! Данн Ласси, я всё равно сбегу из замка! Пусть он лучше меня сразу убьёт.
Уходя, Ласси сказал от двери: — обдумай всё хорошенько, Констанца! И если не передумаешь, мы ещё вернёмся к этому разговору.
* * *
— Джеймс, ты долго ещё намерен отлёживаться в постели? Можно подумать, твоя дублёная шкура так уж сильно пострадала!
— Хе, несмотря на все старания Крома, я всё ещё жив. Да и он, к сожалению, тоже. А как там девочка? Нам было жутко смотреть на её спинку. Ребята прямо рассвирепели, я думал, наш палач сам под плетями умрёт.
— Да-а-а, негоже мужчине бить плетью маленькую девочку.
— Да и приказывать такое тоже негоже!
— Джеймс, ты бы выздоравливал уже, а? Раз уж пожертвовал своей шкурой ради неё, так придётся тебе ещё раз рискнуть. Она опять собралась бежать, но если мы не поможем, то всё повторится.
Стражник расхохотался: — да ты что? Ай да малышка!
— Надо всё хорошо обдумать. Пешком она далеко не уйдёт. Значит, нужна лошадь. Все эти женские тряпки тоже не годятся. Через ворота её не выпустят, лорд Нежин запретил.
— Ну, это ерунда. В задней стене замковой ограды дыру видел? Для нас она маловата, а девочка пролезет.
— Ладно, пойду я. Ты пока думай.
* * *
Констанца стала потихоньку вставать. Лорд Нежин забегал к ней по нескольку раз в день. Он снова был тем любезным, ласковым, чуточку насмешливым мужчиной, который очаровал её в лесном домишке Феонисты. Он не вспоминал о побеге и жестоком наказании, да и об их единственной ночи тоже не вспоминал. Порой Констанца ловила себя на том, что снова любуется его мужественной красотой, сильной, ладной фигурой, смеётся его шуткам и краснеет под его восхищёнными взглядами. Она с иронией думала, что слишком быстро забыла