Записки от скуки - Ёсида Кэнко-Хоси
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
CXLV
Нельзя нюхать панты,[200] прикасаясь к ним носом. Говорят, что там есть маленькие насекомые — они вползают в нос и истачивают мозг.
CXLVI
Обычно говорят: «Человек, вознамерившийся приобщиться к искусству, не должен посвящать необдуманно в это других, пока еще не может делать своего дела хорошо, Когда тайком, обучаясь с усердием, добьешься своего и выдвинешься, тебя премного вознесут». Однако же люди, которые так рассуждают, как правило, не способны обучиться ни одному виду искусства.
Если человек еще с той поры, когда он совершенно неопытен, придет к тем, кто искусен, и, не стыдясь ни поношений, ни насмешек, невозмутимо станет упражняться, совершенствуясь, — то пусть даже и не дано ему врожденного таланта, — когда он проведет годы, день ото дня более искушаясь в своем деле и не проявляя к нему небрежения, в конце концов он достигнет более высокой ступени умения, нежели одаренные, но небрежные, добьется признания как человек высокого достоинства и удостоится несравненного имени.
Даже искуснейшие мастера Поднебесной поначалу и сносили толки о несовершенстве, и страдали немалыми изъянами. Однако люди эти были неукоснительны в установлениях Пути, почитали их и сдерживали свои прихоти, — вот они и стали всемирными учеными и наставниками несметного множества людей. Так бывает всегда, и от выбора поприща это не зависит.
CXLVII
Некто сказал так:
— Искусства, в которых мастерство не достигнуто и к пятидесяти годам, следует оставить. Тут уже некогда усердно трудиться. Правда, над тем, что делает старец, люди смеяться не могут, но навязываться людям тоже неловко и непристойно. Но что благопристойно и заманчиво — это, начисто отказавшись от всяческих занятий, обрести досуг. Тот, кто проводит свою жизнь, обременившись житейской суетой, тот последний глупец. Если что-то вызывает ваше восхищение, нужно бросить это, не входя с головой в постижение предмета, едва только вы узнаете смысл его, пусть даже понаслышке. Но самое лучшее — это бросить занятия с самого начала, когда еще не появилась тяга к предмету.
CXLVIII
У высокомудрого Дзёнэна из храма Сайдайдзи[201] была согбенная спина, совершенно седые брови и вид, воистину говорящий об обилии добродетелей. Однажды старца пригласили ко двору. При взгляде на него господин Внутренний министр Сайондзи[202] воскликнул:
— О, какой благородный у него вид! — и проникся к монаху благоговением.
Заметив это, князь Сукэтомо[203] сказал:
— Это все из-за преклонного возраста.
Как-то после этого Сукэтомо притащил лохматую собаку, страшную, тощую и облезлую от старости, и поволок ее к министру, говоря:
— Ну чем у нее не благородный вид?
CXLIX
Когда арестовали монаха, в миру Тамэканэ-но-дайнагона, и в оцеплении воинов препровождали в Рокухара,[204] где-то в окрестностях Итидзё его встретил князь Сукэтомо. Он изволил промолвить:
— Завидная участь! Именно такие воспоминания об этом мире хочется иметь.
CL
Однажды тот же Сукэтомо укрывался от дождя в воротах Восточного храма.[205] Там собралось много нищих, у которых были уродливо скрючены, искривлены или вывернуты руки и ноги. Увидев этих людей, он было подумал: «Это — диковины, каждая из которых не имеет себе равных. Они достойны всемерного восхищения».
Однако по мере того, как вельможа всматривался в калек, исчезал и его интерес к ним, и он, вдруг почувствовав глубокое отвращение, подумал: «Люди должны выглядеть обычно, а не казаться диковинами», — и ушел домой. После этого он потерял интерес и к своим насаждениям, решив: «В наше время стараться из любви к садовым деревьям скручивать и надламывать ветки, чтобы придать им причудливые формы и тем тешить свой взор, — это все равно что питать пристрастие к любованию такими вот калеками», и приказал вырвать и выбросить вон все деревца, посаженные в горшках. И это тоже поступок похвальный.
CLI
Человек, который собирается следовать мирским обычаям, прежде всего должен знать, что такое подходящий случай. Дело, предпринятое в неподходящий момент, душе людей претит, слышать о нем противно, и оканчивается оно ничем. Такие моменты надо уметь угадывать. Подходящего случая нельзя выбрать лишь для болезни, для рождения ребенка и для смерти. Здесь хоть и знаешь, что случай неподходящий, дела не остановишь.
Истинно великие события, знаменующие такие перемены, как рождение, жизнь в этом мире, тяжкий недуг и смерть, подобны бурной реке, что течет, затопляя берега. Они не задерживаются ни на миг, а надвигаются и приходят неотвратимо.
Поэтому, когда ты задумаешь непременно свершить некое дело — духовное или мирское, нельзя говорить о подходящем случае. Здесь не место колебаниям, здесь не годится топтаться в нерешительности.
Никогда не бывает так, чтобы лето наступало после того, как пройдет весна, а осень приходила, когда кончится лето. Весна в своем разгаре уже рождает признаки лета, уже с лета подступает осень, а осенью, когда делается холодно, среди десятой луны наступает «малая весна», зеленеет трава, сливы покрываются бутонами.
Так же и с листопадом: почки распускаются не после того, как облетит листва, — лист опадает лишь тогда, когда его выталкивает вылезающая из-под него почка. Приветствующие ее силы поддерживают почку изнутри, поэтому ожидаемый черед наступает скоро.
А взаимная смена рождения, старости, болезни и смерти случается и того скорее. У четырех времен года тоже есть свой установившийся черед. Только смерть не ждет своего череда. Впереди смерть никогда не подходит, она всегда наседает сзади. Люди все знают, что на свете бывает смерть, но приходит она негаданно, когда ее не ждут так скоро. Сколь далеко ни простирается в открытое море сухая отмель, но и ее скрывает приливная волна, отхлынувшая вдруг от берега.
Так заведено, что для проведения пиршества по случаю назначения министра испрашивают соответствующее помещение. Левый министр из Удзи[206] устраивал его в Павильоне трех восточных дорог.[207] Поскольку он обратился с просьбой о том помещении, где находилась резиденция, его величество изволил отбыть в другое место.
Даже если бы министр не был родственником матушки государя, он поступил бы так же. Говорят, существует старинный обычай испрашивать помещение монашествующей императрицы.
CLII
Когда берешь кисть, хочется что-нибудь написать; когда берешь музыкальный инструмент, хочется извлечь из него звук. Когда берешь рюмку, думаешь о сакэ; когда берешь игральные кости, думаешь, как их бросить. Обстоятельства непременно рождают стремления, поэтому не следует даже на короткое время предаваться нехорошим забавам.
Если мельком взглянуть на одну какую-нибудь фразу из учения мудрецов, то в поле зрения невольно попадает текст до и после нее. Случается, что благодаря этому мы вдруг исправляем многолетнюю ошибку. Разве узнать бы нам о ней, если бы мы теперь на минутку не раскрыли этого писания? Следовательно, есть польза от такого соприкосновения.
Пусть даже ничуть не пробуждается твое сердце, но если ты, находясь пред Буддой, возьмешь четки и сутры, то, как бы нерадив ни был ты, все равно сам по себе настроишься на добрые поступки, как бы смятенна ни была твоя душа; если ты сядешь на веревочное ложе, все равно, не думая ни о чем, должен будешь достигнуть отрешенности.
Восприятие явления и сущность его — это не две абсолютно разные вещи. Если не отклоняешься от Пути во внешних проявлениях, в тебе непременно созревает способность проникновения в истину. Неверия выражать нельзя. Надо положиться на этот закон и уважать его.
CLIII
— Как вы понимаете «выплескивание со дна бокала»? — спросил меня один человек.
— Это называют гёто — «сгуститься на дне». Очевидно, имеется в виду выплеснуть то, что сгустилось на дне бокала, — ответил я, но собеседник возразил на это:
— Нет, это не так. Здесь гёто — «рыбный путь»: оставить в бокале немного влаги, чтобы омыть его края, которые прикладывают к губам.
CLIV
— То, что мы называем минамусуби[208] зовется так потому, что плетение нитей в нем похоже на раковину мина,[209] — сказал мне один знатный человек.
Говорить нина неверно.
CLV
Пожалуй, нехорошо, когда вместо «прикреплять на воротах табличку» говорят «прибивать». Чиновник второго ранга — монах Кадэнокодзи[210] говорил: «Прикреплять табличку».
Нехорошо также, пожалуй, когда говорят «сколотить помост» для зрелищ. Обычно скажут «сколотить навес», а о помосте следует говорить: «устроить помост».
