Разговоры немецких беженцев - Иоганн Гете

Фердинанд, у которого на уме была лишь любовь к прелестной Оттилии, не замечал славной деревенской девушки, и разве что подумывал найти в ней желанную экономку и ключницу для своей Оттилии, когда та поселится в этих местах в качестве его супруги. Он непринужденно отвечал на радушие и любезности милой девушки, а узнав ее ближе, научился ее ценить и стал ей выказывать подобающее уважение, что она и ее дядюшка истолковали в свою пользу.

Теперь Фердинанд со всем ознакомился и во всем разобрался. С помощью дяди он составил обширный план преобразований и со свойственной ему беспечностью объявил, что рассчитывает сам приняться за его осуществление. В то же время он наговорил племяннице кучу любезностей и сказал, что любой дом, вверенный такой заботливой хозяйке, можно почитать счастливым. Она и ее дядя из этого заключили, что у него и впрямь серьезные намерения, и стали к нему еще внимательней.

Во все вникнув, Фердинанд пришел к радостному убеждению, что здешние места не только много сулят ему в будущем, но что он может уже и сейчас благодаря выгодной сделке возместить отцу похищенную сумму и тем самым сразу избавиться от гнетущей его тяжести. Он посвятил своего старшего друга в задуманную им операцию, каковую тот чрезвычайно одобрил и даже предложил Фердинанду пользоваться полным его кредитом, на что Фердинанд, однако, не согласился: часть суммы он выплатил сразу из неизрасходованных дорожных денег, остальное обещал погасить в обусловленные сроки. Не поддается описанию, с какою радостью приказал он упаковывать и грузить товары и с каким удовлетворением пустился в обратный путь, ибо что может сравниться с высоким чувством, какое испытывает человек, когда ему удается собственными усилиями загладить допущенную ошибку, если не преступление. Хороший человек, который идет путем добродетели без каких-либо заметных отклонений, по праву пользуется репутацией честного, степенного гражданина. Иначе обстоит дело с человеком, однажды оступившимся, но возвратившимся на праведную стезю: им восхищаешься, как героем и победителем. В этом смысле, видимо, и следует понимать парадоксальное изречение: господу один раскаявшийся грешник дороже девяноста девяти праведников.

Но, увы! Ни покаяние, ни решение исправиться, ни возвращение похищенного не избавили Фердинанда от печальных последствий его дурного поступка, последствий, ожидавших его дома и вновь больно ранивших его душу, только-только было успокоившуюся. За время его отсутствия собралась гроза, которая не замедлила разразиться, едва он переступил порог родительского дома.

Отец Фердинанда, как мы знаем, не отличался аккуратностью в том, что касалось его личной кассы, зато его торговые дела с большой пунктуальностью вел умелый и точный во всем приказчик. Старик даже не заметил пропажи денег, взятых его сыном, но, на беду, среди этих денег был мешочек с монетами, не имевшими хождения в том крае, некогда выигранными у одного проезжего. Этого мешочка он хватился, и его отсутствие показалось ему подозрительным. Но что его крайне обеспокоило, так это пропажа нескольких свертков, по сто дукатов в каждом, которые он давал взаймы, но наверняка получил назад. Он помнил, что секретер раньше открывался от удара, и, убедившись в том, что его обокрали, пришел в сильнейшее раздражение. Подозрение его падало по очереди на всех, кто его окружал. Среди гневных угроз и проклятий он рассказал о происшедшем жене; говорил, что перевернет все в доме вверх дном, подвергнет допросу всех слуг, служанок и детей,- никто не был избавлен от его подозрений. Добрая женщина сделала все, что было в ее силах, чтобы успокоить мужа; она воочию представила ему, в какое ложное и неприятное положение поставит он себя и свой дом, если история эта получит огласку. Если кто и посочувствует постигшему их несчастью, то лишь для того, чтобы этим же их и унизить; что молва не пощадит ни его, ни ее, а если расследование не даст результата, то люди будут строить самые чудовищные предположения; что скорей всего все же удастся найти виновного и, не делая его несчастным на всю жизнь, вернуть себе деньги. Такими и подобными доводами она убедила супруга не поднимать шума и попробовать спокойно разобраться в случившемся.

И, к несчастью, разгадка не заставила себя долго ждать. Тетке Оттилии стало известно о клятве, которой связали себя молодые люди. Она знала о подарках, которые приняла ее племянница. Вся эта история была ей неприятна, и она молчала лишь потому, что ее племянница была в отъезде. Прочный союз с Фердинандом представлялся ей выгодным, но мимолетного увлечения она терпеть не желала. Она слышала, что молодой человек скоро возвратится, и поскольку со дня на день ожидала также приезда племянницы, то и поспешила уведомить о случившемся родителей Фердинанда, дабы узнать их мнение на этот счет и спросить, можно ли надеяться па скорое обеспечение Фердинанда и согласны ли они на брак их сына с ее племянницей.

Мать Фердинанда немало удивилась, узнав об этих отношениях. Она испугалась, услыхав, какие подарки сделал он Оттилии. Скрыв свое изумление, она попросила тетку дать ей время, чтобы при случае переговорить с мужем об этом деле, и заверила, что считает Оттилию хорошей партией для сына и что его, наверное, можно будет вскорости подобающим образом обеспечить.

Когда тетка удалилась, она не сочла разумным сразу же поверять свое открытие мужу. Теперь ей непременно надо было раскрыть злосчастную тайну уж не оплачивал ли Фердинанд, как она опасалась, эти подарки крадеными деньгами. Она поспешила к купцу, торговавшему преимущественно такими украшениями, стала прицениваться к некоторым вещицам и сказала ему, что он запрашивает с нее слишком высокую цену, ее сыну, покупавшему у него эти вещи по ее поручению, он-де продавал их дешевле. Купец ответил решительным "нет!". Точно назвал ей цены и добавил: "Надо учесть еще разницу в деньгах, ибо часть суммы Фердинанд оплачивал в другой валюте". К ее величайшему огорчению, он назвал ей вид валюты, и это были те самые деньги, какие пропали у отца.

С тяжелым сердцем она покинула лавку, попросив для отвода глаз назвать ей окончательную цену. Вина Фердинанда сомнений не вызывала, сумма, коей недосчитался отец, была велика, и своим трезвым рассудком она видела всю недостойность сыновнего поступка и его ужаснейшие последствия. У нее хватило ума утаить свое открытие от мужа; она ожидала возвращения сына со смешанным чувством страха и нетерпения, жаждала выяснить истину и боялась узнать наихудшее.

Наконец он приехал домой в самом веселом расположении духа. Он ждал похвал за удачно выполненное поручение, к тому же он привез в виде товаров деньги, которые, как он надеялся, освободят его от вины за совершенное втайне преступление.

Отец выслушал его отчет благосклонно, хотя и не с таким одобрением, какого он был вправе ожидать: пропажа денег его озлобила и сделала рассеянным, тем более что как раз в это время он должен был израсходовать значительные суммы. Такое настроение отца очень угнетало Фердинанда, еще больше угнетали его стены, мебель, бывшие свидетелями его преступления. Вся его радость улетучилась, а также и все его надежды и притязания; он считал себя подлым, пропащим человеком.

Фердинанд собирался было потихоньку заняться поисками сбыта товаров, которые вскоре должны были прибыть, и этой деятельностью поправить свои плачевные дела, когда матушка отозвала его в сторону и хоть и с любовью, но серьезно выставила перед ним его проступок, не оставив ни малейшей возможности для запирательства. Его мягкое сердце дрогнуло; проливая потоки слез, он бросился к ее ногам, признался во всем, просил прощения, заверяя, что только любовь к Оттилии могла толкнуть его на такой шаг и что он никогда, никогда не запятнал себя никаким другим пороком. Затем он рассказал матери о своем раскаянии, о том, что он намеренно показал отцу, как легко открывается секретер, и что благодаря своей бережливости за время поездки и удачной спекуляции считает себя в силах возместить похищенное.

Мать, которая не могла сразу ему уступить, требовала, чтобы он сказал, куда девал такие большие суммы, ибо подарки составляли ничтожную их часть. К его ужасу, она показала ему подсчет, сколько недоставало в отцовской кассе; он не мог взять на себя даже похищение всего серебра, он клялся всем святым, что к золоту не прикасался вовсе. Мать очень рассердилась. Она стала выговаривать ему, что в ту минуту, когда, искренне раскаявшись, он, вероятно, мог бы стать на путь исправления и очищения, он пытается обмануть свою любящую мать запирательством и лживыми баснями. Ей ли не знать, что тот, кто совершил один проступок, способен и на другой? Наверно, у него есть соучастники среди его беспутных товарищей, быть может, и торговая сделка, которую он заключил, совершена на украденные деньги. Вряд ли бы он признался в своей краже, если бы случай не выдал его преступления. Она угрожала ему гневом отца, уголовным преследованием, изгнанием из порядочного общества. Но ничто его так не потрясло, как то, что со слов матери он понял: его связь с Оттилией стала предметом городских толков. Взволнованная до глубины души, мать ушла, оставив сына в самом удрученном состоянии. Он видел, что его грех обнаружен, что его подозревают в преступлениях более тяжких, чем те, какие он совершил. Как ему убедить родителей в том, что он не трогал золота? Зная вспыльчивый нрав отца, он опасался бурной сцены. Все сложилось противоположно тому, как он рассчитывал. Надежды на деятельную жизнь, на брак с Оттилией рухнули. Он уже видел себя отверженным семьей скитальцем, претерпевающим все невзгоды изгнания. Но даже не эти мрачные предвидения, ранившие его гордость, оскорблявшие его чистую любовь, были для него самым тягостным. Глубже всего его уязвила мысль, что его честное намерение, его мужественная решимость исправить суровым трудом и воздержанием свой грех, свое преступление не признаны, более того - превратно истолкованы. Предстоявшая ему печальная участь приводила его в отчаяние, и все же он не мог не сознавать, что он ее заслужил. Сильнее поразила его душу постигнутая им печальная истина, что одно-единственное злодеяние способно свести на нет самые добрые намерения человека. Горестное открытие, что все его благороднейшие стремления оказались напрасными, его сразило. Ему не хотелось больше жить.