Курорт - Кевин Сэмпсон

На этот раз он влез на балкон с легкостью. В шкафчике уборщиц на верхнем этаже он обнаружил складную лестницу и это удобное ведро. За пару секунд он взобрался на балкон и перемахнул через ограждение. И снова дверь патио была открыта. Он рассыпал по полу крошки от печенья, чтобы привлечь муравьев, а потом выпустил лягушек. Если бы он не был так очарован мельтешением множества миниатюрных лапок, то, наверное, все это вызвало бы у него отвращение. Их были дюжины, может быть, шестьдесят или семьдесят маленьких жаб, скачущих по комнате живой зеленой массой, расползающейся под кровати, в ботинки, на кухню.

Шон плотно закрыл за собой дверь, чтобы перекрыть им путь к бегству. Было слышно, как маленькие амфибии пытаются протаранить стекло. Вскоре от этого шума кто-нибудь в комнате обязательно проснется. Если повезет, он услышит реакцию раньше, чем вернется Хилари с машиной. Сложив стремянку, Шон отнес ее вместе с ведром назад, в шкафчик уборщиц. Поднявшись наверх по лестнице, он наткнулся на рыжеволосую девушку-гида, которую видел днем раньше. Она улыбнулась ему. Сочетание ее бледной, слегка веснушчатой кожи, ярко-красной помады и идеальных белых зубов заставило его застыть. Как любой преступник, он попытался изобразить святую невинность и выдавил из себя катастрофическую улыбочку, отчаянно надеясь, что она примет его краску стыда за обычную для англичан-курортников обгорелую кожу.

– Могу ли я поинтересоваться, что вы такое задумали?

И тут что-то заставило его полностью довериться ей. Он заглянул в ее смеющиеся бирюзово-зеленые кельтские глаза и все рассказал. Инстинкт его не подвел.

Она покатилась со смеху. Говорила она с легким эдинбургским акцентом.

– Это просто здорово! – хлопала она в ладоши. – Жаль, что я сама до такого не додумалась!

Она протянула руку.

– Будем знакомы, я Мэгги Макларен. Работаю в баре у бассейна каждое утро с девяти до одиннадцати. Дай знать, если задумаешь еще какие-нибудь теракты. Тебе, возможно, понадобится сообщник. – Она покрутила головой и снова рассмеялась, а потом пошла дальше.

– Ты что себе позволяешь?

– Что?

– Я прождала у стойки портье, как дура, целых полчаса!

– Извини, я думал, ты вернешься сюда.

– Ну и какой в этом смысл? Я торчу у стойки, я разбираюсь со всем дерьмом в прокате, затем я же возвращаюсь сюда, чтобы сказать вашему высочеству, что карета подана?

– Прости. Я не подумал.

– Да уж. Ты не подумал.

Раньше Хилари никогда с ним не разговаривала таким командирским тоном, но остановиться уже не могла. Она знала границу, но продолжала заходить за нее все дальше. Не то чтобы ей это нравилось, но зато приносило удовлетворение. Она плюхнулась на диван и оглядела комнату. Он прибрался, помыл тарелки и заправил кровати.

– Ты же знаешь, что сегодня придет уборщица?

– Да, знаю.

– Ну и зачем эта уборка?

– Просто немного прибрал. Ей было бы не слишком приятно заходить в свинарник.

– Ради бога! Ей же за это платят!

Она собиралась продолжить, но тут ее прервал рев сверху. Звук был такой, будто кто-то обнаружил изуродованное тело. Вопль был нечеловеческим. Шон усмехнулся себе под нос.

– Что это еще за херня?

– Не знаю. Наверное, еще одна разочарованная парочка скандалит.

– Похоже, кто-то обнаружил в постели лошадиную голову.

– Ага. Пойдем. Надо двигать, а то попадем в час пик.

Им пришлось пройти мимо открытой двери соседнего номера. Ошалевшие лягушки врассыпную выскакивали наружу, некоторые из них начали свой спуск по лестнице к озерцу, другие неуверенно подпрыгивали, дезориентированные солнечным светом. Наверху лестницы, прижавшись друг к другу, раздетые и трясущиеся, стояли три бритоголовых парня и две девушки с безумными глазами. Шон радовался бы еще больше, если бы знал, что здоровяк Даррен всего несколько минут назад звучно храпел с открытым ртом, когда странное чувство удушья вползло в его сладкий сон. Он проснулся и обнаружил во рту маленькую лягушку. Теперь он не скоро оправится от шока.

– Доброе утро! – поприветствовал Шон группу обалдевших соседей, словно каждый день встречал толпы голых психов. Он чувствовал себя прекрасно. Просто отлично.

Но недолго.

– Тебе обязательно вести так агрессивно?

– Сказал умник, который не умеет водить! Ей хотелось сказать «неудачник», но она не решилась.

– Я тебя не критикую. Ты неправильно поняла…

– А по мне, так это самое критичное из некритичных высказываний.

– Нет, просто я говорю…

– Тогда, пожалуйста, не говори, когда я веду машину.

– …Понимаешь, главное удовольствие в отпуске – находить скрытые красоты, открывать новые вещи. А ты просто пролетаешь мимо них. Ты все пропускаешь.

– Послушай, мы едем в это старое место, как там его?

– Антекера. Да.

– И мы собираемся его посмотреть?

В его голосе было удивление.

– Ну, явно…

– Тогда заткнись и позволь мне доехать дотуда. Из-за того, как некоторые из этих мудаков ездят, мы до темноты не доберемся.

– Это же просто фермеры. Старые пахари. Они живут на другой скорости.

– Ты глянь на этого гада впереди! Почему это у него спина так напряжена?

Она ударила руками по рулю, и Шон не решился ответить.

– Да на нем крупными буквами написано – прямая спина, тупой мудак, уважает правила, не превышает скорости! Блядский тупой мудило!

Она нажала на клаксон, помигала фарами ползущему впереди пикапу и, поддав газу, проскочила мимо, едва не задев его. Шон закрыл лицо руками и поднял голову, только убедившись, что все еще жив. Она яростно развернулась к нему.

– Прекрати это, ради бога! Если бы ты умел водить, то понял бы, что это был безопасный маневр! Абсолютно!

– Ты убиваешь время для того, чтобы его сэкономить. Это бессмысленно. Во всяком случае, в отпуске.

– Слушай, ты хиппи хренов! Из-за таких, как он, и происходят аварии! Они изобретают аварии! Я должна была его обойти! Ясно?

Шон кивнул. Они оставили Торре-дель-Мар позади и теперь спускались в сторону Малаги, прежде чем свернуть на шоссе, ведущее вдоль реки Гуадаламедина через горы к Антекере. Этот отрезок дороги был проложен гудящим покрытием. Шон хорошо помнил «гудящий асфальт» по своим путешествиям в семидесятых. Тогда министерство транспорта, решив бороться с любителями скорости, в порядке эксперимента проложило на некоторых печально известных трассах особенное дорожное покрытие. Разогретые до определенной температуры шины вступали во взаимодействие с асфальтом. Таким образом водители предупреждались о превышении ограничения скорости неприятным звуком, который гудел все громче, как закипающий чайник. В итоге этот «поющий асфальт» только стимулировал еще большее количество нарушений скорости, поскольку расшалившиеся дети упрашивали родителей ехать быстрее и быстрее. Он помнил, как они поехали в Корнуэлл на их «форде-эскорт», который даже с натяжкой нельзя было назвать крутой тачкой.