Умолкнувший оратор - Рекс Стаут

Не знаю, что ценного извлекли из этого Вульф и Кремер. Я вообще ничего не соображал с того момента как осветил фонариком лицо Фиби.

Кто-то предложил прибегнуть к помощи микроскопа, и Кремер тут же ухватился за это. Он приказал немедленно собрать всех в столовой и в сопровождении Пэрли Стеббинса и меня направился туда. Стоя перед собравшимися, он сказал:

— Пожалуйста, выслушайте меня внимательно. Кусок трубы…

— Это неслыханно! — взорвался Бреслоу. — Мы уже ответили на все вопросы! Мы позволили себя обыскать! Мы рассказали все, что нам известно! Мы…

Кремер громко приказал Пэрли:

— Встань рядом с ним и, если он не замолчит, заткни ему глотку!

Пэрли двинулся вперед. Бреслоу умолк.

— Мне по горло хватит сегодня оскорбленных самолюбий! — заорал Кремер. Я редко видел его таким разъяренным. — В течение шести дней я был вынужден обращаться с вами нежно, как с грудными младенцами, — вы же такие важные персоны! Отныне будет по-другому! Теперь я знаю, что один из вас убийца. Не ошибусь, если скажу, что тот, кто убил эту женщину, является и убийцей Буна. Я…

— Простите, инспектор, — гневно перебил Франк Томас Эрскин, — но вы сделали заявление, о котором в скором времени пожалеете. Может быть, вы забыли о пробежавшем мимо мистера Уинтерхофа человеке?

— Ничего я не забыл! И не стращайте меня! Продолжаю. Только сперва замечу, что начальник полиции поручил вести следствие мне и одобрил мое решение задержать всех вас. Поэтому чем чаще вы будете перебивать меня, тем дольше останетесь здесь. Ваши семьи оповещены, где вы находитесь. — Кремер обвел всех взглядом и продолжал: — Кусок трубы, которым убита мисс Гантер, был обследован на предмет обнаружения отпечатков пальцев. Это ни к чему не привело. Поверхность слишком шероховата, к тому же труба старая, ржавая, краска от нее отваливается. Убийца должен был крепко держать трубу, и почти наверняка у него на руке остались частицы ржавчины или краски. Я имею в виду не то, что можно различить невооруженным глазом, а мельчайшие частички, которые не сотрешь с кожи и не отряхнешь с одежды. Поэтому исследование будет произведено с помощью микроскопа. Я не хотел везти всех вас в лабораторию и поэтому распорядился доставить микроскоп сюда. Я обращаюсь к вам с просьбой разрешить обследовать ваши руки, перчатки и носовые платки…

— Но я уже вымыла руки, инспектор! — заявила миссис Бун. — Я помогала на кухне готовить сэндвичи, и, конечно…

— Очень жаль, — проворчал Кремер, — но тем не менее мы попытаемся. Даже после мытья могут остаться мелкие частицы. О вашем отношении к моей просьбе сообщите сержанту Стеббинсу. Я занят.

Он круто повернулся и вышел.

Именно в этот момент я почувствовал, что мне нужно немножко успокоиться. Я заглянул в кабинет и сообщил Вульфу, что если я ему понадоблюсь, то буду у себя в комнате.

Микроскоп доставили во втором часу ночи. Я сбежал вниз.

20

Для осмотра рук выбрали мою комнату. Одновременно в ней находилось пять человек: два эксперта, детектив — он вводил и выводил людей, — очередной из подозреваемых и я.

Сам я торчал тут отчасти потому, что не мог оставить без присмотра комнату, а главным образом потому, что никак не мог понять, как я, встречая всех этих людей у двери, сразу не опознал убийцу Фиби. Мне хотелось снова взглянуть на каждого из них. Меня не покидало ощущение о чем, разумеется, я не говорил Вульфу, что сразу опознаю убийцу, стоит мне взглянуть ему в лицо. Не спорю, это было бы новое слово в технике раскрытия преступлений, но именно так я думал. И сейчас, сидя на краю постели, я пристально всматривался в лица, в то время как эксперты с таким же вниманием разглядывали руки.

Первая Нина Бун, бледная, усталая, неспокойная.

Второй — Дон О'Нил с налитыми кровью глазами, протестующий, нетерпеливый и в то же время с интересом наблюдающий за происходящим.

Третья — Хетти Гардинг, раскисшая, взволнованная, со взглядом, совершенно лишенным того высокомерия, с каким она разговаривала со мной четыре дня назад, когда я навестил ее на службе.

Четвертый — Уинтерхоф, представительный, крайне обеспокоенный и, наверное, потому обливающийся потом.

Пятый — Эрскин-старший, напряженный и преисполненный решимости.

Шестой — Элджер Кэйтс, с ввалившимися глазами, угрюмый, готовый вот-вот разрыдаться.

Седьмая — миссис Бун, самая подавленная из всех, совершенно растерянная, но пытающаяся держать себя в руках.

Восьмой — Соломон Декстер, опухший, с набрякшими веками, спокойный и с весьма решительным выражением лица.

Девятый — Бреслоу, с плотно сжатым от злости ртом и с глазами взбесившейся свиньи; единственный, кто выдержал мой взгляд и продолжал смотреть на меня, а не на свою руку, когда эксперты изучали ее при сильном свете специальной лампы.

Десятый — Эд Эрскин, насмешливый, скептический, совершенно протрезвевший и чувствующий себя как кот на солнышке…

Я не услышал от экспертов — как и они от меня ни одного радостного восклицания, которое свидетельствовало бы о важном открытии. Они перебрасывались с каждым из проверяемых короткими фразами, инструктировали их, иногда обменивались замечаниями, и все. Им так и не понадобились всякие там коробочки, пинцеты и прочие инструменты, которые они все время держали под рукой.

— Ну и что? — спросил я, как только они закончили с последним, Эдом Эрскином.

— А то, что о результатах мы доложим инспектору, — ответил один из экспертов.

— Боже милосердный! — с завистью воскликнул я. — Как это, наверное, интересно — служить в полиции и быть приобщенным к ее секретам! Послушайте, для чего, как вы думаете, Кремер разрешил мне присутствовать при вашем занятии? Чтобы сидеть и созерцать потолок?

— Надо полагать, — заметил другой эксперт, — что инспектор проинформирует вас о результатах нашей работы. Филиппс, пойди к инспектору и доложи.

Я пошел в кабинет вместе с Филиппсом. Вульф сидел за столом. Тут же мы застали начальника нью-йоркской полиции, окружного прокурора и двух чиновников ФБР, которые внимательно слушали Кремера. При виде Филиппса он умолк и сердито спросил:

— Господин инспектор, результаты микроскопического обследования рук оказались отрицательными.

— Блестящее достижение, ничего не скажешь! Передайте Стеббинсу, пусть возьмет у всех подозреваемых носовые платки и перчатки и пришлет вам. И дамские сумочки тоже. И пусть не забудет пометить, что кому принадлежит. Постойте! Из карманов пальто… Хотя нет, не так… Пусть он пришлет вам все пальто, шляпы и прочее, а вы тщательно осмотрите вещи, особенно карманы. И постарайтесь ничего не перепутать.

— Слушаюсь, сэр. — Филиппс вышел из кабинета.

Кремер тем временем продолжил разговор с начальником полиции.

— Мы не можем больше находиться в квартире, где временно останавливалась мисс Гантер, — сказал он. — Я не вправе взять на себя также ответственность, да и не располагаю лишними людьми. Квартира принадлежит Кэйтсу. Три опытных детектива обыскивали ее в течение трех с половиной часов и ничего не нашли. Я готов продержать их там всю ночь или пока мы не закончим здесь свои дела и не освободим Кэйтса, но и только. Задерживать дольше Кэйтса и оставлять своих людей у него на квартире я могу лишь в том случае, если получу распоряжение от вас, — он взглянул на начальника полиции, — или от вас, — он перевел взгляд на прокурора.

— Я бы не советовал этого делать, — вмешался Травис, один из чиновников ФБР.

— В конце концов, не такой уж это принципиальный вопрос, его можно решить в зависимости от обстоятельств, — напыщенно заметил прокурор.

Зазвонил телефон. Вашингтон вызывал Трависа. Он подошел к моему столу, где стоял аппарат, и в наступившем молчании поднял трубку. Травис говорил мало, больше слушал своего собеседника. Закончив разговор, он повернулся к нам:

— Мне только что сообщили нечто такое, что имеет прямое отношение к нашей беседе. Во время обыска в вашингтонской квартире мисс Гантер в коробке для шляп обнаружено девять валиков к диктофону «Стенофон».

— Черт возьми! — воскликнул Вульф. — Девять? — Он был так раздражен и рассержен, словно ему подали телячью котлету с прокисшим гарниром. Все удивленно уставились на него.

— Да, девять, — сухо подтвердил Травис, недовольный тем, что Вульф помешал ему остаться в центре внимания. — Детективов неотступно сопровождал один из служащих Бюро регулирования цен, сейчас все они в канцелярии бюро прослушивают записи. — Он холодно взглянул на Вульфа. — Почему вы недовольны, что найдено девять валиков?

— Для вас, очевидно, это ничего не значит, — заносчиво ответил Вульф, — а для меня, что девять, что ни одного. Мне нужно десять.

— Какая жалость — их всего лишь девять! — язвительно сказал Травис и, обращаясь к остальным, добавил: — Мне обещали тотчас позвонить из Вашингтона, если выяснятся еще какие-нибудь важные подробности.