Крылья Севастополя - Владимир Коваленко

Разведчик был уже над Севастополем. Савва открыл огонь из своего оружия, но «Дорнье» резко отвернул и со снижением, маневрируя, начал уходить на юг, подальше в море. Значит, уже сфотографировал аэродром, порт и [69] доставит важные данные в свой штаб. Савва хорошо знал, что До-215 имеет сильное вооружение, но твердо решил: враг не должен уйти!

Новая атака. Вражеский стрелок умолк, замер винт правого мотора «Дорнье». Савва подошел к самолету вплотную, поймал в сетку прицела, нажал гашетку… пулеметы молчали - кончился боезапас. Глянул на топливомер: бензина осталось только на обратный путь. А разведчик упрямо держал курс на юг, в море… Рыжов отстал - у него поврежден мотор. И тогда Савва решился: дал полный газ, и «миг» стал быстро настигать врага. Вот уже отчетливо видны два киля «Дорнье». Все ближе и ближе… Уверенным движением Савва подвел свой самолет к правому килю и винтом, словно мечом, рубанул по нему. Сильный толчок, полетели в стороны обломки хвоста, и огромная махина устремилась вниз.

Николай Савва остался один в голубой выси, над суровым осенним морем. Он развернул самолет, увидел крымские горы, севастопольский берег. Прикинул расстояние - километров сорок. Пустяк для обычного полета, да еще на такой высоте. Но его самолет ранен, тяжело ранен. Погнутый винт почти не тянет, машину трясет, лететь становится все труднее. Через несколько минут мотор и вовсе заглох, самолет начал быстро терять высоту…

Что ж, значит, посадки в море не миновать. Савва спокойно отстегнул ремни крепления, снял парашют, открыл фонарь кабины, приготовился к самому худшему: «миг» - машина небольшая и тяжелая, поэтому на воде не держится, тонет сразу.

Удар! Савву с силой вытолкнуло из кабины. Но уже автоматически наполнился газом спасательный жилет, удержав летчика на воде.

Холодная осенняя вода сковывала тело, очень скоро стало трудно дышать и двигаться. Но Савва упорно греб и греб к берегу. Не знал он, да и не мог знать о том, что сторожевой катер уже сообщил о его воздушном бое и в указанный квадрат вылетел на поиски МБР-2, однако надежда на спасение ни на минуту не покидала его. Наверное, поэтому, услышав знакомый звук, а затем и увидев низко над водой силуэт гидросамолета, он даже не удивился. Опасался лишь, что его могут не заметить в этой безбрежной морской шири. Самолет пролетел совсем близко. Савва поднял руки, стал энергично жестикулировать, кричать, хотя хорошо понимал, что никто его не услышит…

С МБР- 2 его не заметили. [70]

Потянулись долгие, томительные минуты ожидания. Холодная вода все больше сковывала тело, Савва уже совершенно не чувствовал ног, иногда становилось вдруг жарко, на короткое время уходило сознание. Надежда на спасение угасала…

Помощь поспела неожиданно: вначале над головой прогудел самолет, а затем, разрезая волны, подошел катер.

Двухчасовое пребывание в холодной соленой купели не прошло для летчика бесследно: началось сильное воспаление легких, смерть, как призрак, витала над ним. Но воля к жизни, молодость победили. Заботами врачей Савва был поставлен на ноги и скоро вернулся в строй.

К тому времени обстановка на фронте резко изменилась. Враг ворвался в Крым. В декабре фашисты предприняли яростный штурм Севастополя. Над аэродромом Херсонесский маяк почти непрерывно висели «юнкерсы», «мессершмитты», то и дело разгорались ожесточенные воздушные бои. И неизменно поднимался в воздух Савва со своими боевыми друзьями Е. М. Рыжовым и С. С. Карасевым.

Беда свалилась неожиданно. Он погиб в ненастный, неприветливый день, выполняя очередное боевое задание.

- Вот как бывает, - вздохнул Вася Мордин. - При таране не погиб, из сложнейших переплетов выходил невредимым, а тут…

Да, с той поры, когда выдающийся русский летчик Петр Николаевич Нестеров совершил первый в история авиации воздушный таран, у него появилось немало последователей. И прежде всего среди советских летчиков. В первые же месяцы войны всю страну облетела весть о героических подвигах летчиков-истребителей Жукова, Здоровцева и Харитонова, применивших таран при уничтожении фашистских бомбардировщиков. Первый таран над Черным морем совершил учитель и боевой друг Николая Саввы - Евграф Рыжов.

Произошло это 25 июля 1941 года. Рано утром посты ПВО заметили над морем вражеский самолет, идущий курсом на Севастополь. Тотчас с Качинского аэродрома поднялась дежурная пара МиГ-3 32-го авиаполка и устремилась навстречу врагу. Это были командир звена Евграф Рыжов и летчик лейтенант Петр Телегин.

Быстро набрали 7000 метров. Далеко позади остались крымские берега, впереди простиралась синяя гладь моря. Дошли до заданной точки и через несколько секунд увидели [71] «Хейнкель-111», идущий немного выше. Обходя врага с набором высоты, Рыжов вдруг услышал голос Телегина:

- Командир! Сильный перегрев мотора, тряска, иду на вынужденную!

Внизу была Евпатория, до нее - рукой подать.

- Садись в Евпатории.

- Понял. Выполняю.

Оставшись один, Рыжов заметил, что разведчик отклоняется, уходит в море, и с ходу атаковал его. «Хейнкель» ударил в ответ сразу из нескольких огневых точек. Тогда Рыжов резким разворотом ушел вниз, зашел с задней полусферы. Разведчик яростно огрызался: пули пробили фонарь кабины «мига», повредили насос водяного охлаждения. Летчика внезапно обдало струей кипящей воды. Она все больше прибывала в кабину, обжигала ноги, пар нестерпимо жег лицо. Но Рыжов не выходил из боя. Боялся только одного: откажет мотор - тогда фашист уйдет.

После очередной атаки задымил левый мотор «хейнкеля». Еще заход… Рыжов поймал самолет в сетку прицела, нажал гашетку - пулемет молчал. А враг уходил. И тогда Евграф пошел на таран: отжал до упора сектор газа, истребитель рванулся вперед и через мгновенье рубанул лопастями винта по хвосту «хейнкеля». От резкого толчка Рыжов ударился головой о приборную доску и потерял сознание. Сколько длилось забытье - не знал. Когда очнулся, первое, что увидел - стремительно вращающуюся поверхность воды. Догадался: самолет падает по крутой спирали. Глянул на высотомер: стрелка уже проскочила единицу - осталось меньше тысячи метров. Мотор заглох, неподвижно застыл изуродованный винт. В зловещей тишине тяжелый истребитель быстро терял высоту…

При ударе о поверхность воды Рыжова выбросило из кабины, но спас автоматически надувшийся жилет. Соленая вода огнем обожгла рану на голове, свело болью ошпаренные ноги…

На аэродроме с тревогой ждали возвращения «мига». Лишь вечером позвонили с береговых постов: наш истребитель таранил вражеского разведчика, оба самолета упали в море. Надежды на спасение Рыжова не было.

Но он не погиб. На четвертый день сообщили, что сторожевой катер подобрал летчика, который был до такой степени слаб, что не мог даже отвечать на вопросы. Его отправили в Одессу, в госпиталь.

Не успел еще Евграф залечить свои ожоги, пришло известие: в один день два летчика-черноморца, два [72] закадычных друга - Борис Черевко и Владимир Грек повторили его подвиг. Борис Черевко в этом бою погиб.

Много лет спустя мне довелось побывать в поселке Кача, где раньше размещалось знаменитое Качинское училище летчиков-истребителей и откуда уходили в бой наши самолеты в первые месяцы войны. В поселке разбит красивый Парк героев - в честь летчиков, сражавшихся в годы Великой Отечественной. В центре взметнулся в небо высокий обелиск, на мраморной плите золотом горят имена шестнадцати летчиков-черноморцев, применивших в годы войны грозное оружие - воздушный таран. Первым в этом почетном списке стоит имя Евграфа Михайловича Рыжова, вторым - Бориса Григорьевича Черевко. У подножия обелиска всегда свежие цветы.

Наши летчики не уступали неба врагу. Били его днем и ночью, уничтожали бомбами, пулеметным огнем, пушками, реактивными снарядами, на земле, били в воздухе, если нужно, то и неотразимым таранным ударом.

12 ноября 1941 года настал час Якова Иванова.

В тот день фашистская авиация неоднократно предпринимала массированные налеты на город. В 16 часов поступила очередная команда на вылет: около сорока Ю-88 и Хе-111 шли курсом на Севастополь. Пара за парой истребители поднялись в воздух. За облаками еще не было видно врага, ориентировались по заданным квадрату и высоте. Вот пелена облаков осталась внизу, над головой вспыхнуло яркое солнце. И сразу же Иванов заметил группу Хе-111. Два «мига», сделав разворот, пошли в решительную атаку. Фашисты остервенело отстреливались, но Иванов спокойно посылал очередь за очередью. Один «хейнкель» задымил и, войдя в пике, врезался о морскую гладь. Остальные поломали строй, разбрелись поодиночке, но курса придерживались. Иванов заметил «хейнкель», отставший от основной группы, и не раздумывая кинулся в лобовую атаку. Машины стремительно сближались. Открыл огонь штурман «хейнкеля», нажал гашетку Иванов… И враг не выдержал: пробил облачность, начал уходить.