Три жизни - Лобсанг Рампа

Большой мужчина слушал, не отрывая взгляда от Молигрубера, откинувшись на спинку кресла. Затем он сказал: «А теперь выслушай меня. Я знаю, что у тебя была трудная жизнь, но ты сам делал ее еще более трудной для себя. Ты взвалил себе на плечи бревно, если не целый лес. Ты должен изменить свои концепции относительно различных вещей». Молигрубер просто смотрел на человека, ничего не говоря. Многие из сказанных слов просто-напросто ничего для него не значили. Тогда большой человек спросил: «Почему ты молчишь? Что сейчас не так?» – «Да некоторые слова, – ответил Молигрубер. – Я просто не знаю их значения. Видите ли, у меня нет никакого образования».

Мужчина на минуту задумался, очевидно просто вспоминая те слова, которые только что произнес. Затем он ответил: «Но мне кажется, что я не употреблял каких-то необычных слов. Чего же ты не понимаешь?»

Молигрубер посмотрел себе под ноги и сказал как-то стыдливо: «Концепцию – я всегда считал, что концепция происходит тогда, когда люди планируют завести детей. Я знаю лишь этот смысл слова».[2]

Большой мужчина посмотрел на Молигрубера с неприкрытым изумлением. Затем он засмеялся и сказал: «Концепция? О нет, концепция не означает лишь это, концепция также означает понимание.

Если у тебя нет концепции об определенной вещи – значит, нет и понимания. Скажем проще: если ты ни черта не смыслишь в чем то, то должен научиться смыслить».

Все это оставалось полной загадкой для Молигрубера: если человек говорил о понимании или непонимании чего-то, так почему же, черт подери, не сказать об этом прямо, а называть все это «концепцией»? Но затем до него дошло, что большой мужчина еще не закончил говорить, и он откинулся на спинку и стал слушать.

«Ты не верил в смерть, а точнее, ты не верил в жизнь после смерти. Ты покинул тело и летал вокруг, но твоя несчастная башка никак не могла уразуметь, что, оставив свое истлевающее тело, ты продолжал жить. Ты все время концентрировался на пустоте. Но если ты ничего не можешь представить, то никуда не сможешь и попасть. Уверяя себя в том, что ничего вокруг не существует, ты получаешь лишь ничего. Человек может рассчитывать лишь на то, что он понимает, во что он верит. Мы хотели расшевелить тебя, шокировать и потому отправили тебя назад в морг, чтобы ты взглянул там на парочку трупов, которых подрумянили и подштопали, чтобы выставить напоказ в траурном зале. Мы хотели показать тебе твой собственный несчастный труп, о котором некому было заботиться, и потому он был забросан опилками и зарыт в землю без всяких церемоний. Но и этого оказалось недостаточно, и нам пришлось показать тебе твою могилу, твой гроб и твою гниющую плоть. Нам не доставило особого удовольствия это занятие, но мы должны были пробудить тебя к пониманию того, что ты не мертв».

Молигрубер сидел словно в трансе. Он начал что-то смутно понимать и изо всех сил старался понять побольше. Но врач вывел его из задумчивости: «Материя не может быть разрушена – она лишь может изменять свою форму, а внутри человеческого тела находится бессмертная душа. Эта душа живет вечно. Ей недостаточно одного тела, так как она должна приобрести самый разнообразный опыт. Если она хочет набраться опыта сражений, то получает тело воина и так далее… Но когда тело гибнет, оно становится не более чем изношенной одеждой, которую следует выбросить на свалку. Душа, или астральное тело, – зови это как пожелаешь – вырывается на свободу из этих обносков и готова начать свой путь сызнова. Но если душа утратила понимание, то нам приходится повозиться с ней».

Молигрубер согласно закивал головой и вспомнил о том старом писателе, который писал все эти вещи, стоящие выше понимания Молигрубера в свое время. Но сейчас некоторые слова и мысли из его книг начинали складываться воедино, словно фрагменты мозаичной головоломки.

Врач же тем временем продолжал: «Если человек не верит в Царство Небесное или в жизнь после смерти, то, попадая на другую сторону мира, он начинает скитаться. Ему некуда идти, ему не с кем встречаться, так как все время он убеждал себя, что там может существовать лишь ничто. Он подобен слепцу, утверждающему, что если он не видит какой-то вещи, то ее не существует». Он прервался и окинул Молигрубера проницательным взглядом. Убедившись, что тот понял, о чем шла речь, доктор продолжал: «Сейчас ты, наверное, думаешь: „Куда это я попал?“ – ну так вот, ты не в аду. Ты только что пришел из ада. Единственным адом является то место, которое вы зовете Землей. Нет иного ада. Не существует муки вечной и проклятий, не существует адского огня и чертей с вилами. Ты приходишь на Землю, чтобы учиться, чтобы обогащать свой опыт. Когда же ты научился тому, за чем приходил на Землю, то сбрасываешь свое износившееся тело и уносишься в астральные сферы. Существует множество планов существования – этот план является низшим. Он находится рядом с земным, и ты оказался на нем, потому что у тебя не хватает понимания высшего – тебе недостает способности верить. Окажись ты сейчас на более высоком плане существования, то тут же ты был бы ослеплен мощными лучами куда более высоких вибраций». Увидев, что Молигрубер совершенно потерялся, врач озабоченно закусил губу. Затем, после минутной паузы, сказал: «Пожалуй, тебе сейчас стоит отдохнуть. Я не хочу перегружать твой мозг. Пойди, отдохни, а затем мы продолжим нашу беседу. Мне есть еще о чем рассказать тебе».

Молигрубер вошел в комнату, которая показалась ему весьма комфортной, но как только он достиг ее середины, все вокруг исчезло и Молигрубер – даже не догадываясь об этом – провалился в сон, во время которого его «астральные батареи» подзаряжались. Да, ему нужна была подзарядка после всего, что он пережил в течение этого дня.

Глава 6

Проснулся Молигрубер рывком, охваченный внезапно налетевшим страхом. «Боже правый, – воскликнул он, – я опоздал на работу, теперь меня уволят, и придется жить на пособие по безработице». Он опрометью сорвался с постели, да так и прирос к полу, изумленно воззрившись на роскошную меблировку комнаты и раскинувшийся за огромным окном восхитительный пейзаж. Но мало-помалу все вернулось на свои места. Он был свеж и бодр, как никогда в жизни – как никогда в жизни? Тогда где же он теперь? В жизнь после смерти он не верил, но уж умер-то он наверняка, так что, по-видимому, ошибался, и жизнь после смерти все-таки есть.

В комнату с приветливой улыбкой вошел человек и произнес: «Так это ты один из тех, кто не прочь позавтракать? Ты ведь любишь вкусно поесть, верно?» При одном напоминании о еде в животе у Молигрубера заворчало. «А то как же, – ответил он. – Не пойму, как вообще можно прожить без съестного. Поесть я люблю, и чтобы побольше, но вот этого мне как раз всегда недоставало. – Он чуть помедлил, потупившись, и добавил: – Я жил на одном кофе и гамбургерах – на том, что подешевле. А больше, собственно, и есть было нечего, разве что краюха хлеба перепадет. Эх, как бы я хотел наесться до отвала!» «Что ж, закажи, что нравится, и получишь», – ответил человек, окинув его взглядом. Молигрубер растерялся – сколько всевозможных заманчивых названий мелькало перед его глазами в меню, вывешенных у дверей отелей и ресторанов. Как там у них было? На мгновение он задумался и чуть не замурлыкал, припомнив один совершенно особый завтрак, зазывно манивший зайти в очень классное местечко. Почки под острым соусом, яичница, тост – словом, уйма всякой всячины. О некоторых блюдах он и понятия не имел, другие никогда не пробовал. Тут его собеседник неожиданно улыбнулся и сказал: «Все ясно, ты создал очень яркий образ, так что получай заказ». С этими словами он рассмеялся и вышел из комнаты.

Молигрубер проводил его взглядом, недоумевая, с чего это он так поспешно удалился. А как же завтрак? Сам же попросил его заказать завтрак, а потом вдруг взял и вышел.

Невесть откуда возникший нежнейший аромат заставил Молигрубера резко обернуться. Прямо за его спиной стоял накрытый нарядной белой скатертью стол. Салфетка, столовое серебро, поразительной красоты тарелки, – все было на своих местах, а при виде красовавшихся на столе блюд, накрытых сверкающими металлическими крышками, глаза у него просто полезли на лоб.

Неверной рукой он приподнял одну из крышек, и восхитительный запах едва не лишил его чувств. Ничего подобного он в жизни не едал. Виновато оглянувшись – неужто все это богатство ему одному, – он уселся за стол, наспех заткнул салфетку за воротничок и приступил к делу. Довольно долго в комнате раздавалось одно лишь усердное чавканье – зубы Молигрубера старательно перемалывали колбасу, печенку, почки, яичницу, и много чего другого. Затем он с хрустом разгрыз поджаренный гренок, за которым одна за другой последовали несколько чашек чаю. Совсем не похоже на кофе, и, пожалуй, даже вкуснее. Такого он раньше никогда не пробовал.