Листьев медь (сборник) - Наталия Лазарева

– И то верно, – поднялся Анпилогов, давая понять, что разговор следует прекратить, – коли мощь уже набрали, то – вполне вероятен доступ звуковой информации на контрольный пункт. Еще чуть-чуть… Вы мне тут поразговариваете!

– И что же все-таки получается, – не угоманиваясь, сдвинул массивную голову набок Гера Фельдштейн, – как только у нас подходят к концу ископаемые или подкачиваемые – мы меняем политический курс?

– Ты слишком долго мок под капелью! Вымок весь, – показал своими газами пуговками на потолок Анпилогов.

– Да я, Леник, все там пооткручивал, не боись, – почесал в затылке Фельдштейн, – Просто вот раз в жизни поговорить захотелось. А и тема подходящая – политпросвещение.

23

Сигнал прозвучал на бывшей половине Оби, нынешней территории, захваченной корпами, или, как ее официально именовали – «Дигитальной группы отдела имитации». Все же, пребывавшие на половине Климаши именовалось теперь «Группой аналоговых методов».

Так вот – на половине Климаши сигнала не было точно, иначе кто-нибудь – Пень или Синицын, схватили бы старую черную округлую телефонную трубку с рогатого насеста. Анпилогов официально пребывал в это время возле кроссшкафа и в раздумье разглядывал поток срывающихся кабелей с его уставленных плоскими приборами равномерно распределенных полок.

Леонид Михайлович приподнял брови и нажал кнопку связи. Из персонального корпа донеслось: «Начальника отдела имитации просят в испытательную башню. Начальника отдела имитации…». Если бы трубку сняли на другой половине отдела, кто-нибудь уже непременно примчался сюда. Но всюду была тишина, и предчувствие катастрофы пришлось Анпилогову пережить самостоятельно. Он думал одновременно о том, что связь через корпы и телефоны теперь идет по разным каналам, что пробные огневые испытания изделия запланированы на ближайшие месяцы, и за это время можно было бы еще продвинуться в поисках, но сейчас он очень не хотел никаких расспросов – все штатные схемы огневиков для нынешнего изделия КЛ14 вряд ли годились. Предполагалось только, что оно должно значительно превышать по мощности все предыдущие. Впрочем, никто точных характеристик Анпилогову не сообщал, и он вполне мог прикинуться наивным чайником и подсунуть то, что есть. Чай…кх-ххх, то есть с бу-тер-бродом. Поэтому Леник вытащил из сейфа потрепанный дерматиновый портфельчик – вместилище документов с допуском степени Б, и направился в испытательную башню, на ходу обдумывая, каков вероятен состав комиссии, насколько формальны будут пробеги и сколько установят фаз.

В конце концов Анпилогов уговорил себя, что это только самое начало испытаний, что еще многое можно успеть. Но перед испытательной башни он приостановился и задрал голову.

Башня или надколодец – кирпичный цилиндр – уходила высоко в небо и только одно круглое, подобное глазу ископаемого животного, окон светилось на уровне десятого этажа.

Чем-то это сооружение вызвало в Анпилогове ощущение почтового архива, но тот был куда ниже и носил желтый глухой цвет. Здесь же чувствовалось внутреннее движение, правда, нетелесное, а металлическое, суставчатое, лязгающее.

Анпилогов сунул палец в отверстие на плоской тяжелой оцинкованной двери – ручки не было, и потянул дверь на себя. Преодолев несколько проемов пропыленной бетонной лестницы, он вызвал лифт. Тот через некоторое время опустился к нему, о чем возвестила красная лампочка и тяжелый глухой удар. Дверца раздвинулись, и показалась решетка. Анпилогов проехал за этой решеткой невесть сколько этажей, вышел, захлопнул решетку с неистовым звонким звуком, отдавшимся по всей шахте, и вступил в зал, примыкавший к смотровой площадке.

В зале оказалось довольно много людей. Анпилогов сначала увидел руководителей всех пяти комплексов КБ – конструкторского, испытательного, вычислительного бюджетного и внешнего, но они его мало занимали. Он разглядел возле того самого круглого, вблизи казавшегося огромным, окна длинного плешивого человека с выступающим вперед носом, с вообще каким-то образом выступающим вперед лицом – таков был особый выворот длинной тощей шеи, и в очках, сидящих криво. А рядом с ним – невысокого, довольно плотного парня с курчавой светлой бородкой.

Подобного Анпилогов никак не ожидал.

– А вот и Леонид Михайлович! – вступил начальник испытательного. – Да вы знакомы, наверное. Это – академик Пеструха и ведущий специалист его института Женя…эээ… Евгений Патокин.

Ленику захотелось выкинуть свой фиговый портфельчик в круглое окно, но огнеупорное стекло никогда не открывалось. И что Пеструхе не сиделось на своих международных симпозиумах или на подземных испытаниях термояда? Что его сюда-то принесло!

– Ну, п-п-пойдемте, п-пп-ойдемте, с-сс-отркудники дорогие, – со своим известным всему миру заиканием на глухих согласных проверещал Пеструха и двинулся к двери в испытательное пространство, расставляя длиннющие руки и приглашая за собой остальных.

Анпилогов туда не хотел вовсе. Он словно врос своими крепкими ногами в сношенных на внешнюю сторону основательных ботинках на толстой подошве в бетонный, крытый огнеупорной мастикой пол и, насупившись, смотрел как начальники потекли к балкону.

Балкон выступал метра на два из стены над пустым, казавшемся бесконечным пространством, и был шириной в три метра. Такая небольшая группка вполне могла на нем уместиться.

Анпилогов все же добрался до балконной двери, но все время стоял, прижавшись спиной к стене, и этого ему было вполне достаточно.

Гигантский колодец, уходящий вниз до уровня земли и еще глубже на немереное пространство и шедший также куда-то вверх, куда и смотреть-то было тошно, был весь заклепан сверхстойкими, но все же оплавленными и проявившими изнемогший до темно-коричневого красный цвет раздвижными металлическими створами.

Бесконечно глубоко внизу видны были укрытые брезентом сложные конструкции, едва скрывающие вздыбленные ребра и острые выступы. Между ними сновали люди в обширных защитных костюмах, отбрасывая блики целлулоидом антирадиационных намордников.

Пеструха подбежал к перилам балкона и начал командовать, водя сухой кистью то вверх, то вниз. Тонкие седые волосы, окружающие его лысину, слегка шевелились в нарастающих потоках воздуха, согласные буквы застревали на подходе к языку, и он помогал им то движениями морщинистой шеи, то выталкивал буквы подергиванием носа и неожиданно сильными просторными взмахами головы. Коллега и главный помощник академика Пеструхи Женя Патокин, словно небольшой надежный холм прикрывал его с тыла. Начальники комплексов, сгрудившись у стены, молча ждали.