Принуждение к счастью. - Александр Шуравин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Слушай, может, пойдем отсюда, а то охрана уже косо смотрит, - произнес он, когда пришел в себя.
- Ладно, не бойся. Сейчас будет играть по новой стратегии. Ставим половину выигранной суммы. Даже если проиграем, не беда, остается вторая половина. Думаю, такой подход сделает нас спокойнее.
- Ну, ну, давай попробуй.
На этот раз действительно соблюдать спокойствие оказалось гораздо легче, хотя нервишки все-таки щекотало. Я выигрывал раз за разом, точно следуя инструкции корректировщиков. Но где-то после пятого или шестого раза к нам подошел одетый в черный костюм секьюрити и вежливо попросил покинуть заведение. Расплатившись с баром, мы прошли к кассе, где поменяли фишки на деньги.
На улице уже темнело. Обратно в деревню мы так же поехали на такси, чтобы переночевать в гостинце, где остановились. Во сне мне вновь явились те двое с осьминогом вместо головы. На этот раз разговаривала только женщина, она информировала меня:
- С утра за вами придут менты. Не бойтесь и идите вместе с ними. Это наши агенты. Они вам покажут наш внутренний судебный процесс над предателями, которые так подставили тебя.
- Что значит внутренний судебный процесс? Неофициальный самосуд что ли?
- С вашей точки зрения да. Но на самом деле это работа нашей Службы безопасности, которая имеет собственную полицию, судей и исполнителей приговоров, как в физическом, так и в астральном плане.
- У вас еще поди и тюрьмы свои есть?
- Да, в астрале имеются места, где мы изолируем заблудшие души.
- Ад что ли?
- Не ад, но нечто похожее на него.
Глава 8. Час суда
Меня разбудил настойчивый стук в дверь. Это действительно были менты. Они вежливо пригласили пройти с ними, но дали понять, долго жать стражи порядка не намерены. Пришлось тормошить Толяна и заставлять собираться быстрее.
- Что произошло, зачем нас забирают?
- Не бойся, это не арест. Нам просто покажут реалити шоу.
- Какое шоу?
- Увидишь. Корректировщики над своими недругам устроят «Час суда».
Нас привезли на ментовкой машине куда то в лес, где на поляне стояли люди, прикованные к столбам, вершины которых украшали одинаковые идолы: человек со щупальцами вместо головы. Их охраняли с десяток крепких парней в джинсах и майках, из которых так и ломились горы мускулов. Среди пленников я узнал того самого зека, что угрожал мне в «обезьяннике».
На лице Толи застыла гримаса страха.
- Не бойся, ободрил я его, не нас будут судить.
- Дай то Бог, чтобы нам не оказаться на их месте, - еле слышно пролепетал парень.
- Здесь самовольно разговаривать нельзя, - оборвал нас один из ментов.
А тем временем на поляне стало собираться множество разношерстного народа: менты, какие-то мужики в штромовках, деловые люди, постоянно говорящие по мобильнику и произносящие слова: «нефть, доллары, прибыль», которые туже замолкли, когда им делали замечание, студенты, два старика, идущих опираясь на клюки. Среди прибывших был даже священник.
Наконец на джипе прибыл судья: седой мужчина с длинными волосами. Несмотря на преклонный возраст, он шел уверенно, ровным шагом. В руках держал деревянный жезл. Хоть старик и был похож на шамана, с которым я курил растения силы, все же это был кто то другой.
Сначала судья опросил свидетелей, которые для дачи показаний выходили в центр поляны. Они рассказывали отдельные несвязанные факты и указания корректировщиков. Старик внимательно слушал и задумчиво тер бороду. Иногда задавал дополнительные вопросы.
Дошла очередь и до меня.
- Вы в курсе, что если сказанное вами ложь, то вы займете их место? – спросил старик, указывая на привязанных узников, когда я закончил описание нашего разговора в камере.
- Да, я предполагаю нечто подобное.
- И подтверждаете, что говорите правду?
- Конечно, мне нет смысла врать.
- Хорошо, ваши показания приняты. Следующий.
Наконец судья объявил, что удаляется в астрал для советов с корректировщиками. Он раскурил трубку и впал в транс. Когда пришел в себя, заявил:
- Оглашается приговор!
Он перечислил имена всех пленников и сказал:
- Признать виновным в предательстве. Назначить наказание: Лекомцеву Дмитрию Валентиновичу, за организацию заговора принудительное выселение из физического мира и изоляция души в закрытой реальности сроком две тысячи лет.
С этими словами он достал кинжал и прочитав заклинания на неизвестном языке, вонзил в грудь осужденному. Настала очередь следующего. Его тоже казнили. Та же участь постигла всех остальных подсудимых, кроме моего бывшего сокамерника. Его приговорили к смертной казни условно и изоляции души на сто лет. Тоже условно. Шаман освободил дрожащего от страха узника. Суд закончился.
Вечером мы с Толяном снова пили пиво. Он все еще был под впечатлением увиденного и молча посасывал пенный напиток.
- Может, будешь водку? – заботливо спросил я.
- Не помешает, - ответит тот, устремив свой немигающий взор в одну точку.
- Да очнись ты наконец, старик! Все будет пучком, я тебе обещаю.
Официантка принесла покрытую капельками воды охлажденную бутылку и тарелку колбасы. Мой друг опрокидывал рюмки одна за другой и вскоре его бесчувственное тело пришлось чуть ли не волоком тащить в номер. Здоровенный мужчина, одетый в шорты и серую рубашку с коротким рукавами помог мне.
- Что случилось с твоим другом? - спросил он, - зачем он так нажрался?
- Жена ушла, - соврал я, - очень он любил ее и страдает сейчас.
- Понятно. Вот что я тебе посоветую: как твой друг проспится, тащи в его бордель, пусть порезвиться в волю, а потом найдет себе новую пассию. Секс – самое лучшее средство от несчастной любви. А если эта стерва вернется, прогнать ее ко всем чертям.
Уложив Толю на кровать, я, вместе с моим новым знакомым Виктором, отправился пить пиво.
- Нет тот ли ты приезжий, которого вместе с шаманом повязали менты за курением травки? – спросил он.
- Тот самый.
- Магией интересуешься?
- Нет, просто психолог мне прописал такое странное лечение от невроза.
- Кстати, входить в измененное состояние сознания можно самостоятельно и без наркотиков.
- Это как?
- У меня есть изумительная книга. Очень редкий экземпляр. Стоит бешеных денег. Но тебе я готов уступить ее всего за тысячу долларов. Можно рублями по курсу ЦБ.
- Ты издеваешься? Штуку