Доктор Данилов в морге, или Невероятные будни патологоанатома - Андрей Шляхов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вывод не просто напрашивался — он вопил, заявляя о себе во весь голос. У Елены был… Слово «любовник» больно резануло по сердцу, и потому Данилов заменил его эвфемизмом «другой мужчина». Итак, у Елены есть другой мужчина, с которым она проводит вечера и которому она приготовила дорогой подарок. Сомнений больше не было.
Когда-то, в той, прошлой, жизни, Данилов считал себя абсолютно не ревнивым человеком. Он не ревновал Елену к ее бывшему мужу, отцу Никиты, и его не коробило то, что Елена до сих пор носила «чужую» фамилию. Но ревность к настоящему оказалась такой же яростной, как пламя лесного пожара.
Данилов попытался трезво проанализировать ситуацию, но мешали эмоции. И было только одно средство их подавить.
Он достал из буфета стакан, а из холодильника — початую литровую бутылку водки, банку с солеными огурцами и кусок полукопченой колбасы.
Стакан опустошил залпом. Посидел, не двигаясь, дожидаясь, пока приятное тепло доберется до сердца, и закусил огурцом — хрустким, острым. Накатили воспоминания…
Третий курс. Практическое занятие по пропедевтике внутренних болезней. Доцент Дворжик освежает знания в студенческих головах.
— Различают несколько видов перкуторного звука, отличающихся друг от друга по своим характеристикам…
Дворжик, высокий, худой и сутулый, похож на знак вопроса. Студенты не любят его за вздорность и злопамятность. У Данилова с Дворжиком отношения не сложились с первого же занятия.
— Негромкий, короткий и высокий тон, возникающий при перкуссии над плотными и напряженными тканями, называется тупым звуком, — вещает Дворжик.
Данилов, стоящий за его спиной, беззвучно стучит себя по голове.
— Громкий, продолжительный и низкий звук с некоторым музыкальным оттенком, именуется тимпаническим или барабанным, поскольку напоминает звук, возникающий при ударе в барабан. Такой звук слышен при перкуссии над полыми органами, содержащими воздух…
Данилов изображает, будто стучит по голове Дворжика. Доцент оборачивается и визжит:
— Вон отсюда! Встретимся на зачете!
Данилов молча выходит и слоняется по коридору, ожидая конца занятия. Спустя три минуты из учебной комнаты выходит Елена.
— Тебя-то за что? — удивляется Данилов.
Серьезная Елена никогда не проказничает во время занятий.
— Решила составить тебе компанию и показала Вопросительному Знаку язык, — смеется Елена. — Пойдем прогуляемся, что ли…
Немного успокоившись, Данилов собрался с мыслями и спросил себя, чего же хочет он сам. Нужна ли ему Елена и желает ли он, чтобы она вернулась к нему? Сказать «нет» мешала любовь, ответить утвердительно мешала обида. Это был тупик.
Вздохнув, Данилов перешел к следующему вопросу. Почему Елена скрывает свою связь? Что ей мешает заявить о том, что в ее жизни появился другой мужчина? Данилов тотчас же вернется к матери, а Елена сможет жить с любимым. Разводиться ей с Даниловым не надо — они так и не удосужились оформить свои отношения. И делить нечего — ни детей, ни имущества. Все очень просто. Недолгий сбор вещей, прощальный завтрак и все… Неужели все?..
Второй стакан прояснил мысли, но ослабил ноги и руки. Данилов откусил кусок колбасы, пожевал, проглотил и продолжил размышлять.
Почему Елена до сих пор молчит и скрывает свой адюльтер?
Причин могло быть две.
Первая — она еще не определилась, кто ей нужен больше. Это позволяло Данилову надеяться; главным было ничего не испортить. Не устраивать разборок, не выступать с обвинениями, вообще не создавать никакого негатива. Только позитив, и ничего более! Рано или поздно Елена поймет, что второго такого, как Владимир, ей не найти. Другому мужчине придется удовольствоваться подаренной ручкой. Пусть смотрит на нее и вспоминает свою былую любовь.
— Страдание очищает душу, братан, — сказал Данилов воображаемому сопернику — представительному мужчине в дорогом костюме. Лица у соперника не было — только переливающееся радужное пятно.
Теперь можно было вернуться к приоритетам и ответить «да!» на главный вопрос. Да, да, да и тысячу раз да! Он хотел, он жаждал остаться с Еленой.
Настоящий мыслитель, сколько бы он ни выпил, никогда не ограничится односторонним рассмотрением проблемы. Данилов пожевал еще колбаски и перешел ко второму, неприятному и невыгодному для него, варианту.
Предположим, что Елена уже определилась. Поняла, что любит другого, а к Данилову у нее было не настоящее чувство, а так — влюбленность длиной в несколько лет. Возможно такое? Конечно, почему бы и нет. Данилов, в конце концов, не стодолларовая банкнота и не золотой слиток, чтобы нравиться всегда. Обычный человек со своими недостатками и сложностями.
Молчит же Елена не из коварства или врожденной лживости (ни того, ни другого Данилов за ней сроду не замечал), а из жалости и благородства. Видит, что у Владимира тяжелый период в жизни, понимает, как мучается муж, и не хочет добавлять ему страданий.
— Хорошая же она все-таки женщина, — Данилов возобновил разговор с соперником. — Повезло тебе, мудаку… нет, не повезло, потому что она тебя не любит. А знаешь почему? Потому что она любит меня! Вот как!
Соперник явно обиделся на оскорбление и медленно растаял в воздухе.
Разобравшись с мыслями, Данилов почувствовал огромный прилив жизненных сил. Изнутри его так и распирало желание действовать, только вот ноги и руки почему-то были вялыми и почти не слушались.
Однако он смог наполнить стакан и поднести его ко рту, не расплескав ни капли. Как ни странно, появился аппетит. Данилов налег на закуску.
В бутылке еще оставалась водка, но Данилов здраво рассудил, что на сегодня ему хватит, и с третьей попытки сумел поставить бутылку на полку в холодильнике. Не забыл захлопнуть дверцу, вымыл стакан и чашку, убрал их на место и размашисто протер тряпкой стол, на котором лежала закуска. Ноутбук, правда, благоразумно оставил на столе.
Данилов удовлетворенно оглядел кухню и, оставшись довольным царящим на ней порядком, выключил свет. Никакого негатива! Елена должна понять, какое совершенство живет рядом с ней! Да, именно совершенство.
Данилову так понравилось это слово, что по дороге в спальню он попробовал напеть: «Ах, какое блаженство, ах, какое блаженство, знать, что я совершенство, знать, что я — идеа-а-ал!»[2] Не вышло — язык, уставший от напряженных дум, заплетался так же, как и ноги.
«Старею», — подумал Данилов и чуть было не заплакал от жалости к себе. Стариться не хотелось ужасно.
Из-под закрытой двери спальни не выбивался свет — Елена не дождалась и легла спать в одиночестве. Нехорошо вышло. Данилов попенял себя за то, что слишком уж засиделся за ужином.
Осторожно, чтобы не задеть ничего в темноте, Данилов дошел до своей половины кровати и, не снимая халата, рухнул в нее. Заснул он еще в движении.
Елена не спала. Как только Данилов лег, она встала, приоткрыла окно, чтобы свежий воздух хоть немного развеял алкогольные пары, и долго стояла у окна, не обращая внимание на катящиеся из глаз слезы. Так и не вытерев лица, легла в кровать, долго ворочалась с бока на бок и забылась беспокойным сном только в пятом часу.
Глава восьмая
Приличное предложение
Это на свадьбе драка — ожидаемое, прогнозируемое и традиционное событие. На кафедре университета — совсем наоборот, чрезвычайное происшествие. Настолько необычное, что с обоими участниками пожелал встретиться заведующий кафедрой.
Кабинет у Мусинского был хорошим, настоящим профессорским. Традиционные дубовые панели, шеренги дипломов, два стилизованных под старину книжных шкафа, огромнейший письменный стол, основательные стулья, тяжелые плотные шторы на окнах. О современности напоминал только большой телефонный аппарат со множеством кнопок, сдвинутый на самый край стола, чтобы освободить как можно больше места для бумаг и папок.
Заведующий встретил драчунов не строго, а скорее приветливо, разве что кофе не предложил; жестом пригласил их сесть, выдержал паузу и начал:
— Много чего было на нашей кафедре, но чтобы два ординатора, взрослые, воспитанные люди, били друг друга по лицу прямо во время занятия — такого я не помню. И никто не вспомнит, потому что такого не было ни-ког-да! Это же, — руки Мусинского взлетели вверх, — ка-фед-ра! Храм науки! А в храме, молодые люди, надо вести себя соответственно.
«Молодые люди» сосредоточенно рассматривали узор на ковре, лежащем у них под ногами.
— Нет, скажу честно, если бы я застал вас в одной из учебных комнат… за прелюбодеянием, то я удивился куда меньше, — признался профессор.
Данилов представил себе картину собственного прелюбодеяния с Денисом, и его передернуло. Дениса, судя по выражению его лица, подобная перспектива тоже не обрадовала.
— Это хоть можно понять, — развивал свою мысль Мусинский. — Нахлынула жажда любви, и человек уже не в силах ей противиться…