Мара - Алексей Атеев

– Ну и ладненько, – прощебетала Наташа, увидев, что шеф явно не в духе.

«Может, и в самом деле пообедать? – вяло размышлял Десяткин, стоя на раскаленном асфальте. – Выпить кружечку-другую пива, посидеть в холодке, а потом – в Старый посад…»

В пивном зале действительно было прохладно и совершенно пусто, видимо, здешние цены мгновенно снимали жажду. Десяткин заказал кружку, сел за столик и отхлебнул глоток. Пиво было холодное, вкусное, но Валеру чуть не вырвало. «Что это со мной? – ужаснулся он. – Пиво – любимый напиток, и вдруг такая реакция…» Он снова поднес кружку к губам, но не успел отхлебнуть и стремглав метнулся в туалет. Его выворачивало наизнанку. Казалось, внутренности вот-вот вывалятся в унитаз. Желудок оказался совершенно пуст, и это было хуже всего. Промучившись минут десять, Валера бросился вон из пивнушки.

Он сидел в своей пропыленной «тачке» в полнейшей прострации. Такого с ним еще никогда не случалось. Чтобы ни с того ни с сего и блевануть?! Да что с ним стряслось? Все говорят, мол, плохо выглядит. Что значит – плохо? Он взглянул в зеркальце заднего вида. Вроде как всегда. И все же… С ним явно происходит неладное. Может, прав был Боря, когда советовал отдохнуть денечек-другой дома? Так ехать или не ехать к бабке? Раздумывая таким образом, он просидел в машине, может, полчаса, может, час; казалось, он спал с открытыми глазами. Наконец словно что-то подтолкнуло – пора ехать…

Летний вечер полон длинных, извилистых теней. Сиреневый сумрак опустился на землю; прохладный ветерок нежно коснулся разгоряченных лиц. Жара спала, дышалось легко; воздух был напоен запахами прибитой к земле пыли, близкого дождя, скошенной травы, ночных цветов. В такие минуты кажется, что лето никогда не закончится и мягкий свет июльского вечера пришел навсегда.

Хотя мрак еще не опустился на землю, Десяткин с трудом нашел нужный ему дом. Народу на улицах было немного, в основном старики, дремлющие на лавочках. Раз попалась компания подростков довольно зловещего вида; в зеркале заднего вида Девяткин видел, что они проводили машину нехорошими взглядами.

Наконец он остановился перед знакомыми воротами.

Маленькое окошко тотчас отворилось на стук, и в нем возникло лицо, обрамленное темным платком.

– Чего надо? – послышался неприветливый голос.

– Моя фамилия Десяткин, – с непонятной робостью произнес Валера.

– Проходи.

Скрипнули ворота, и он очутился на просторном заасфальтированном дворе.

– Иди за мной.

Он покорно двинулся следом.

Шли какими-то темными запутанными коридорами, наконец остановились перед дверью, такой низенькой, что нужно было нагнуться, чтобы пройти в нее.

– Тебе сюда, – сообщила чернавка.

Десяткин, сгорбившись, осилил и это препятствие. И оказался в просторной комнате без окон, совершенно пустой, если не считать небольшого столика и двух стульев, стоящих перед ним. Комната была ярко освещена; непонятно только, откуда исходил свет – ни люстр, ни светильников не наблюдалось.

Десяткин с недоумением озирался. Потом вежливо кашлянул.

– Да ты садись, – раздалось у него за спиной.

Он резко обернулся и увидел перед собой немолодую дородную женщину, круглолицую, светловолосую, чем-то напоминавшую киноактрису Вию Артмане. Губы женщины как-то неопределенно улыбались, – так улыбаются, когда встречают знакомого, которого никак не ожидают увидеть.

– Да ты садись, – повторила женщина.

В речи ее, как и говорил Флегонтыч-Ферапонтыч, присутствовал едва уловимый акцент. Десяткин обошел столик и сел лицом к хозяйке.

Та продолжала неподвижно стоять, все так же улыбаясь.

«Откуда она взялась? – подумал Валера. – Как попала в комнату? Ведь дверь точно не открывалась…»

– Тебя как звать? – спросила женщина.

– Валерий Павлович.

– Зачем же ты пришел?

– А разве Флегонтыч… то есть старик, как его… не говорил? – смешался Десяткин.

– Я хочу услышать это от тебя самого.

– Конечно-конечно. Дело в том, что со мной вот уже три… нет, четыре дня происходит непонятное. Сначала я думал, что заболел… или отравился.

– Грибами?

– Почему грибами? Какие сейчас грибы?.. Хотя… В общем, не знаю. Словом, со мной происходит что-то совершенно непонятное.

– Что же именно?

– Вот-вот. Я и сам хотел бы знать. Кажется мне разное… Точнее, все время одно и то же. Девушка… Женщина… И еще: есть не могу. Уже два дня ничего в рот не брал.

– Так что за девушка?

– Я тут ездил в одну деревушку. По делам. И по дороге подвез попутчицу. А потом… – Десяткин судорожно сглотнул, – потом она пришла ко мне домой… Вечером. И вот с тех пор… Куда ни пойду, всюду она. Даже сегодня… Приехал со стариком на речку, а она тут как тут! Никого на берегу не было. Пусто. И вдруг – вихрь. Или смерч. Словом, атмосферное явление. И представьте, внутри этого смерча – она!

– А старик ее видел?

– Нет, старик в это время купался.

– А звать-то как ее, твою женщину?

– Мара.

– Как называется деревня, в которую ты ездил?

– Чернотал.

– А по дороге туда останавливался?

– Да, ночевал в поле, возле тополей.

– Ничего странного там не видел?

– Когда ночью лежал у костра, вроде ходил неподалеку кто-то.

– А еще?

– Что еще?

– Еще что видел?

– Да больше ничего особенного. Ну чибис по траве шастал. – Десяткин мучительно напрягал память, пытаясь что-нибудь вспомнить. – Да, могила там у дороги имелась. Еще звезда на памятнике приварена криво. Что еще?.. – Он пожал плечами.

– А вот скажи: эта Мара пришла к тебе вечером, и вы с ней…

– Ну да…

– И что ты при этом испытал? Или тоже не помнишь? – насмешливо спросила женщина.

– Отчего же, помню?.. Было… в общем, хорошо было. Телка она крутая.

– Если можно, то без жаргона, – одернула гостя хозяйка.

– Простите, – смутился Валера.

– Ты поподробнее, пожалуйста.

– Что значит, поподробнее? Сколько раз кончил, что ли?

– И об этом тоже. Но главное, что чувствовал.

Десяткин усмехнулся.

– Небывалый восторг, – сообщил он. – Ничего подобного до сих пор со мной не бывало. Вроде как растворяешься весь, потом проваливаешься куда-то… задыхаешься… Словно душит тебя кто-то.

– А потом, где ты ее встречал?

– На улице, в автобусе… И еще… – Он замялся.

– Что «еще»?

Десяткин, краснея, рассказал о своих мытарствах в психбольнице.

Женщина слушала, не перебивая, потом спросила:

– Ну а сам-то ты как все объяснишь?

– Если бы я мог объяснить, то не пришел бы сюда, – резонно заметил Валера.

– В колдовство ты, надо полагать, не веришь?

– Я уж и не знаю, во что верить.

– Н-да, паренек, в серьезный ты переплет попал. Добром все не кончится.