Он приехал в день поминовения - Жорж Сименон

Плантель встал, стряхнул пепел с сигары, взял шляпу и неторопливо надел ее.

- Вот все, что я хотел сказать, друг мой. Надеюсь, вы меня поняли?

III

Впечатление было такое, что их здесь не ждали. Храм был пуст, словно его давным-давно закрыли. Лишь за одной из колонн, перед кем-то пожертвованным образом, горело несколько свечек. Здание было освещено не лучше, чем улица, шаги отдавались гулко, как в доме, где уже много лет не живут.

Никто не встретил вошедших, никто не сказал им, куда идти и что делать; поэтому Жерардина, хорошо знакомая с церковными порядками, сама провела их к первым скамьям справа.

Свадьба была немноголюдная. Семью Мовуазенов представляли только Жерардина и Боб - барышни Элуа остались у самого входа. Со стороны Лепаров присутствовали сам Лепар с женой и брат ее, дряхлый, совершенно глухой дядя Алисы, которого пришлось пригласить, чтобы не обидеть старика, тем более что он собирался завещать племяннице принадлежащий ему домик.

На хорах не было ни души. У всех невольно возникал вопрос: уж не ошиблись ли они днем? По левую руку от главного прохода сидела еще одна группа людей, без сомнения пришедших сюда с той же целью, и обе группы принялись настороженно следить друг за другом, словно пытаясь угадать, чья очередь первая.

- Ручаюсь, это их дочка! - шепнула Алиса на ухо Жилю и, не удержавшись, огласила смехом пустоту храма.

В самом деле, паре, сидевшей напротив, явно перевалило за сорок. Эта чета, видимо, давно жила в незаконном браке, и прыщавая девочка, сопровождавшая жениха и невесту, была, скорее всего, их дочерью. Что побудило их легализовать свои отношения? Первое причастие девочки?

Жиль несколько раз оборачивался: время от времени входная дверь скрипела, плиты гудели от чьих-то шагов, кто-то отодвигал стул. Издали Жиль узнал Жажа, которую впервые видел в шляпе. Толстуха преклонила колена перед образом. Уж не она ли свечки за него, Жиля, поставила?

Накануне он опять заглянул к ней. После своего решения жениться он стал бывать у нее особенно часто. Жажа сидела перед ним в обычной позе опершись локтями о стол.

- Завтра, во время венчания, держи ухо востро. По слухам, тебе готовят неприятный сюрприз.

- Кто? Что мне могут сделать?

- Не знаю, малыш. Но я слышу, о чем шепчутся, и предупреждаю тебя. Послушай меня, уезжай в Ниццу или еще куда-нибудь со своей крошкой, коли ты за нее так держишься.

Доктора Соваже уже четвертую неделю держали в тюрьме, несмотря на все попытки его адвоката добиться, чтобы врача до суда освободили из-под стражи. Вокруг его дела шла какая-то возня, которая злила и пугала Жиля своей необъяснимой таинственностью.

С течением времени интерес публики к делу отнюдь не ослабел; напротив, страсти распалялись все сильнее, и, увы, по-прежнему против врача. Теперь по воскресеньям, например, горожане совершали прогулки на набережную Урсулинок, чтобы увидеть местную достопримечательность- дом любовницы отравителя.

Словно по чьему-то тайному приказу, в оборот пускались все новые слухи, подогревавшие общественное мнение...

Наконец в левом приделе открылась дверь. Мальчик-служка в красном одеянии, накрахмаленном стихаре и грубых, подбитых гвоздями башмаках взошел на амвон и зажег две свечи. Жиль в душе надеялся, что зажгут все свечи. Правда, он сам потребовал венчанья без всякой помпы, но всего два огонька - это было слишком уж бедно.

Еще через несколько секунд служка появился снова, теперь уже предшествуя священнику. В ту же минуту из глубины церкви показался пономарь.

- Мы - первые, - прошептала Алиса, когда он поравнялся с ними.

Она ничуть не волновалась. На ней было светлое платье, сшитое на заказ в Ла-Рошели, выходное пальто, новые туфли и шляпа, тоже новая, потому что обычно она ходила с непокрытой головой. Эспри Лепар, весь в черном, с туго накрахмаленной манишкой, выглядел среди присутствующих самым важным, а жена его, маленькая разбитная толстушка, во время церемонии то и дело умиленно сморкалась.

Жиль не отрываясь смотрел на священника, бормотавшего положенные молитвы, и, неизвестно почему, думал о Колетте.

Ее самой в церкви не было. Жиль не посмел пригласить тетку, чье присутствие на свадьбе вызвало бы скандал. Не решился он и устроить свадебный завтрак на набережной Урсулинок: в этом случае ему было бы слишком больно просить ее не появляться за столом. Кроме того, тетушка Элуа отказалась встречаться с нею.

- Завтракаем у меня, - объявила она.

Тут уж запротестовал Жиль, понимая, что его будущим тестю и теще будет не по себе в доме на набережной Дюперре.

В домике Лепаров на улице Журдана было слишком тесно.

Завтрак в одном из городских ресторанов тоже исключался.

Вот почему его заказали на постоялом дворе в Энанде, в десяти километрах от Ла-Рошели.

- Согласны ли вы взять... Жиль произнес "да" серьезно, почти печально. Алиса бросила свое "да" так, словно отпускала шутку, и тут же с улыбкой повернулась к Жилю.

- Не угодно ли дамам и господам проследовать в придел? - протараторил пономарь, и вторая пара поднялась со своих мест.

Направляясь через церковь к выходу, Жиль отметил, что на его свадьбу собралось не так уж мало народу, особенно женщин. У одной из колонн стояла на коленях мадам Ренке. Жажа незаметным жестом подбодрила его. Потом она не раз повторяла:

- Если бы ты видел, малыш, какой ты был бледный!

Жиль действительно волновался, но меньше, чем ожидал. Он твердил про себя: "Вот мы и женаты. Теперь мы - пара".

Почему он не испытывал радости? Чего ему не хватало? И почему перед глазами у него по-прежнему стояла Колетта, которая столько плакала за последние три недели и сейчас совсем одна ждет их на набережной Урсулинок?

Утром, завязывая ему галстук, она все-таки заставила себя улыбнуться.

- Поздравляю, Жиль. И от всего сердца желаю счастья.

Улыбка у нее получилась дрожащая, как солнечный свет перед ливнем. На последних словах голос у нее сорвался.

- До вечера!

Когда новобрачные подходили к дверям, Жиль услышал на улице крик и подумал, что Жажа, видимо, не напрасно предостерегала его.

На паперти толпились люди - те самые, которые не пропускают ни одного сборища. Жиль не знал, что так уж всегда бывает на свадьбах. Он решил, что они пришли сюда в пику ему. К тому же крик раздался снова.

Кричал газетчик, парень лет двадцати, который расхаживал взад и вперед, надсаживаясь во все горло:

- Покупайте "Монитёр"! Сенсационный выпуск! Врач-отравитель! Возможная эксгумация Октава Мовуазена!

Жиль остановился как вкопанный. Он искал глазами газетчика. Кто-то схватил его за рукав, он успел заметить, что это была тетушка Элуа. Жерардина втолкнула племянника в автомобиль.

В первой машине, той самой, которую Жиль купил себе зимою, уехали молодые и чета Лепаров. Боб увез на своей мать и сестер.

Вдогонку им несся крик газетчика:

- Возможная эксгумация Октава Мовуазена! Этот завтрак заранее нагнал на всех такого страху, что Жиль предложил не устраивать его вообще.

- Невозможно! - отрезала тетушка Элуа. - Родители твоей жены решат, что мы стыдимся их... Только смотри, не упрекай меня потом. Ты сам так хотел.

Странное дело! После того как Жиль сообщил Жерардине о своем намерении жениться, тетка перешла с ним на "ты", словно этот брак укреплял узы родства, связывавшие ее с племянником.

Заговорила она с ним и о свадебном путешествии, но Жиль не решался оставить Колетту одну в такой момент.

День стоял прекрасный, солнечный, иногда тянуло теплым ветерком, предвестником весны. Машины въехали в Энанд и, одна за другой, подкатили к "Портовой гостинице".

Хозяин с хозяйкой, сияя улыбкой, встретили гостей на пороге, и маленькая девочка поднесла букет новоиспеченной мадам Мовуазен.

- Интересно, что это с ними? - буркнул хозяин, вернувшись несколькими минутами позже к своей плите.

И действительно, устраиваясь в отведенной для них столовой, гости чувствовали себя скованно. Обстановка была простая, почти деревенская, хотя заведение слыло лучшим кабачком во всей округе; за стеной, в общем зале, слышались голоса рыбаков, заказывавших себе по кружке белого вина.

- Передайте мне ваше пальто, па... Секундная заминка.

- Папа.

Эспри Лепар первый удивился и сконфузился, услышав, как его величают.

- Вы забываете, что я ваш зять и называть меня надо Жилем.

Жиль насиловал себя. Слово "папа" далось ему нелегко. На мгновение перед ним встало лицо отца на смертном ложе, длинные нафабренные усы на белизне покрывала.

Жерардина, решившая держаться до конца, завела разговор с Алисой.

- Вы не слишком волновались?

- Вот еще! Не очень-то все было внушительно, верно? Я думала о другой паре, дожидавшейся очереди, и...

- Теперь будете заказывать платья в Париже:

- Может быть... Не знаю. Мы с Жилем об этом еще не говорили.

- Если вам нужно посоветоваться насчет туалетов, мои дочери к вашим услугам.