Ищейка - Дарья Кузнецова

Честно говоря, я до сих пор и сам не очень понимал, как у меня получалось все эти годы совмещать абсолютно всё. Семейные дела шли ровно и спокойно, поместья процветали и приносили хороший доход (впрочем, это надо отдать должное скорее отцу, который крайне грамотно всё организовал — от меня требовалось только поддерживать заведённый порядок). Служба в Управлении Порядка тоже шла своим чередом, и почему-то моё знатное происхождение совершенно не мешало в общении. Может, о нём просто никто не знал? А ещё ведь тренировки… Фехтование и магия, всё свободное время. Правда, в последние полчетверти с этим убийцей всё кувырком, но, надеюсь, данное безобразие (по крайней мере, пока) закончилось.

Единственное, что никак не влезало в этот распорядок, была светская жизнь. Да и особого желания к ней никогда не возникало…

Аспий Ла’Триз — почти мой ровесник, младше на пару лет. Он даже внешне чем-то на меня похож — темноволосый, светлокожий, с аристократическими чертами лица. Хотя это и довольно распространённый тип внешности в нашем городе, но, несмотря на это, в юности нас можно было принять за братьев. Не видел я этого типа уже незнамо сколько лет. И сходство наше за это время неуловимо истощилось, сохранившись только в масти.

Аспий был до отвращения ухоженный, щеголеватый, блестящий и одетый по последней моде. А ещё совершенно не раздался в плечах — как был тонкий и в чём-то женственный подросток, так им и остался. В общем, разительный контраст… Я-то хоть и отмылся, и отоспался, но всё-таки очень сильно вымотался за эти полчетверти; думаю, несколько килограммов веса точно потерял. Во всяком случае, черты лица несколько заострились, особенно скулы, под глазами пролегли тени. А ещё я неожиданно почувствовал себя рядом с ним очень крепким и физически развитым человеком. Правда, на аристократа не тянул, это да… Мундир старшего следователя подходил мне куда больше, чем «последний писк моды», тут нельзя отказать Реи в проницательности.

— А, Аспий, — я сдержанно улыбнулся уголками губ, не меняя позы. — Давненько тебя не видел. Ты не изменился.

— Зато ты изменился, — насмешливо фыркнул он. Правда, имел в виду он мой мундир, вот только… Неужели он думает, что я всё так же остался вспыльчивым балбесом?

— Да, знаешь ли, — притворно тяжело вздохнул я. — Титул обязывает. Никакого времени следить за модой и посещать светские мероприятия.

Я мысленно себе поаплодировал, наблюдая, как перекосило Аспия. 1:0 в мою пользу.

— А на работу ищейкой времени хватает? — осклабился он, взяв себя в руки. Я неопределённо пожал плечами.

— Да разве это работа? Тут, скорее, увлечение, а то и вовсе призвание. Да и в управлении делами семьи помогает — подчинённые лучше относятся, — неторопливо вещал я, продолжая ехидно, сверху вниз, оглядывать Аспия. Он понимал, что проиграл эту битву в самом начале, когда только попытался меня задеть. И ужасно бесился. А я откровенно наслаждался этим и потешался над ним. И это он тоже видел… Может быть, я садист?

— Недостойное увлечение, — брезгливо поджала губки одна из барышень.

— В таком случае, у нас разные представления о достоинствах, сударыня, — я коротко, чисто символически поклонился. Как положено по этикету при вступлении в разговор с дамой, которая много ниже по происхождению. И безликое обращение — точно так же можно было назвать и служанку. А называть её «миледи» у меня, честно говоря, язык не повернулся. Миледи не позволит себя прилюдно так пошло обнимать постороннему человеку. — На мой взгляд, служба короне Острии — весьма достойное занятие для аристократа. Более того, охранять и защищать своих вассалов и подданных священный долг любого сюзерена.

Продолжить спор они не успели.

— Блэйк, милый мой, что ты тут застрял? — прощебетал возникшая рядом со мной Реи, привычно подцепляя меня под локоть. — Ты всё пропустил, я только что познакомилась с художницей. Она очаровательна!

— Прости, моя радость, я увлёкся беседой со своим бывшим одноклассником, — я улыбнулся, сгибая руку в локте, чтобы девушке было удобнее, и будто невзначай накрывая её ладонь своей. — Разреши тебе представить, эрграф[9] Аспий Ла’Триз. Аспий, ты, наверное, не знаешь Реи — она училась чуть позже нас. Княжна Реи Даз’Реми.

— Очень приятно. Мы, кажется, представлены, — кивнула Реи, делая короткий книксен и даже не думая при этом отпускать моей руки. Князья — высший титул аристократии в нашей стране. Княжеских родов всего пять, и они имеют право на некоторые вольности.

— Да, миледи, — глубоко поклонился Аспий, пребывающий, кажется, на грани обморока.

— Пойдём смотреть дальше? А то я видела отнюдь не всё, — весело поинтересовалась Реи, удостоив моего одноклассника ещё одним кивком.

— Конечно, драгоценная, — я улыбнулся, потом коротко поклонился Ла’Тризу. — Был рад тебя увидеть.

Кажется, он онемел и проглотил кол: ни сказать мне ничего, ни ответить на поклон уже не мог. Мы с Реи отошли на несколько шагов.

— Спасибо, что спасла меня от его общества. Я уже подумывал дать ему в морду, — сообщил я подруге.

— По-моему, скорее он готов был вцепиться тебе в глотку, и ты почти добил его и без моего участия, — насмешливо фыркнула она. — Какой неприятный тип… Кто это такой? Я никак не могу вспомнить. Старого графа да, помню, а этого..

— Да так, давний неприятель. Но твоё появление нанесло по нему последний сокрушительный удар. Мне даже немного стыдно, хотя он и начал первый… Ладно, довольно о грустном. Эта художница действительно невероятно талантлива, я хочу увидеть все работы.

Мы неторопливо шли и восхищались увиденным. Настроение было радужным и светлым, чистый звонкий голос Реи напоминал колокольчик и заставлял улыбаться уже одним своим звуком. Впрочем, дошли мы так ровно до ближайшего угла, а дальше… Дальше я идти уже не мог. Реи что-то продолжала говорить, но я не слышал. Я смотрел на полотно в фут высотой и чувствовал, что схожу с ума.

На картине был виден край стола, на котором стояло зеркало в тяжёлой раме и свеча. От второй свечи, которая должна была непременно быть в этом гадании по другую сторону от зеркала, остался только отсвет, равно как не было видно второго зеркала, создававшего туманный коридор бесконечности. А на краю стола, уходя в темноту комнаты, лежала крепкая мужская рука, удерживающая хрупкую, мертвенно-бледную детскую ладонь, медленно растворяющуюся от кисти и тающую в зеркальном тумане. Край стола и руки были измазаны бурыми пятнами. А из неверной, призрачной дали туманного коридора проступал непонятный символ, в линиях которого чудилось что-то хищное. Скрупулезное, с почти болезненной точностью прорисованное изображение, которое, однако, начинало расплываться перед глазами, если долго на него смотреть.