Торжество Ваала - Всеволод Крестовский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— И… и только? — удивилась Тамара.
— Да, и только, если не считать иногда скандалов и мордобитий, но это уже дело семейное: милые дерутся…
— А слышно было, и нонешнее собрание тоже чуть было не сокрушилось, — сообщил Иван Лобан всему обществу, что ж, дело заобычное! — нисколько не удивясь, заметили крестьяне.
Тамара, не совсем уяснив себе последнее выражение Лобана, спросила у лесничего, что это значит «сокрушилось», — передралось, что ли?
— Нет, — засмеялся тот, — чуть было не состоялось, значит, за неприбытием законного числа гласных.
— Ведь эти земские собрания у нас то и дело крушатся, — пояснил ей отец Никандр, — то большинство не признает прав нескольких неугодных ему гласных, то вдруг гласные не прибудут, или сбегут куда-то, или разъедутся прежде времени, то одна «партия» явится в собрание в пьяном виде и с треском разнесет в зале все стулья и столы, так что трезвым давай Бог только ноги! — то вдруг председатель заартачится, председательствовать не захочет, или ни один из гласных не пожелает принимать на себя секретарских обязанностей… И все это якобы из-за «политической борьбы», а в сущности, из личных дрязг и пререканий.
— Картинка, однако! — усмехнулась, качнув головой, девушка.
— А, зато это все «лучшие люди», — с иронической важностью заметил лесничии. — Все они сами себя так и величают, — дескать, сок и соль земли нашей, деятели и сеятели общественной нивы, пионеры правовых порядков.
— Хорошо, но ведь должны же эти деятели что-нибудь там делать, заниматься чем? — полюбопытствовала Тамара.
— О, всеконечно, заниматься!.. Но они и занимались, — тем же иронически важным тоном подтвердил лесничий. — Прежде всего, закусывали, каждый день закусывали неукоснительно (на земский счет, разумеется). Интеллигенция закусывала сама по себе, в особой комнате, наверху, с винами знаменитой кашинской фирмы братьев Змиевых. а серо чь внизу, особо, с водкой Агрономского (этот уже за свой счет угощал «меньшую братию»), потом задали в клубе, по подписке, свой «семейный вечер» с акушерками; потом, как и всегда, предлагали и постановляли единогласно благодарить от лица земства то того или другого, приятного себе, члена, то разные земские комиссии, — ну-с, затем награды управским назначали (это, конечно, главное), а потом «дебатировали» разные вопросы.
— Например? — осведомилась Тамара, начиная заинтересовываться этим своеобразным сообщением и не зная еше, верить ли ему или не верить.
— Например… — призадумался на минуту лесничий, — ну вот, например, порешили ходатайствовать перед правительством об уничтожении зловредного института урядников, затем просить шзавительство о предоставлении земской управе возможности безостановочно взыскивать с крестьян понудительными мерами свою земскую недоимку прежде казенной; потом разбирали и одобрили проект о том, чтобы земство мировых судей выбирало, а правительство им жалованье платило; повысили подесятинный налог, установили также новый налог с крестьян за медицинскую помощь (сверх того, что уже ими платится), по пяти копеек за совет и доктору по десяти копеек за рецепт; далее подымали вопрос о наградах священникам законоучителям за их труды по школе…
— И конечно, по прежним примерам, решили отказать? — живо спросил отец Никандр.
— Ну, разумеется, отказать! О чем и спрашивать!? — развел руками лесничий. — Денег, мол, лишних нет на эта Затем, — продолжал он, — приняли предложение почтить литературную деятельность Щедрина и Некрасова учреждением стипендий их имени.
— А на это деньги, небойсь, нашлись? — с грустно иронической усмешкой спросил отец Макарий.
— Как и всегда, конечно, коль скоро делается подобное предложение: ведь о прибавке законоучителям в газетах писать не станут, а об этом напишут и превознесут, — пояснил лесничий. — Ну-с, что же еще?.. Да! — вспомнил он, — выбрали ревизионную комиссию для проверки управских книг и отчетов; но ведь это, вы знаете, одна только дань форме, а суть-то самая — дело, так сказать, семейное и ладится оно всегда между приятелями.
— Ну, еще бы! — воскликнул капитан-лейтенант. — Рука руку моет, и обе чисты бывают.
— Затем-с, — продолжал лесничий. — Разъездные деньги распределяли: двум членам управы по полторы тысячи рублей, да председателю училищного совета две тысячи.
Капитан-лейтенант даже с места вскочил от удивления.
— Как?! Две тысячи! — всплеснул он руками. — Это за то, что всего три раза в год заехал в две ближние школы?!
— Да, но зато они натянули экономию на земских врачах, которым отпущено всего по двести рублей на разъезды.
— Что такое?! Да не может быть!! — изумились уже все присутствующие. — Земским врачам, которые в постоянных разъездах?!.
— Пускай, значит, меньше разъезжают, — зачем мужику врачебная помощь? — может и так себе дохнуть!
— Но двести рублей и две тысячи, это… это, согласитесь…
— Ну, это там уже их дело! — махнул рукой лесничий. — Надо же было им из чего выкраивать, если назначили разъездные и нашему лесному ревизору, и акцизным чиновникам.
— Как?! — всполошились все разом. — Коронным-то чиновникам! Разъездные?.. От земства? — Да ведь они их и от правительства получают, разъездныс-то! С какой же стати еще и от земства? По какому такому праву?
— Ну, вот, еще права захотели! — засмеялся лесничий, как на речи уже совсем наивные. — Назначили… ну, просто, потому что назначили! По благоволению управы, и только!.. Это-уж акцизным Агрономский поусердствовал, — пояснил он, — чтоб подобрее к его заводу были.
— О-ох, трещат земскис денежки, трещат! — с кряхтеньем помотал сокрушенно головой дедушка Силантий.
— Благодетели тоже народу называются! Ироды! — с горечью и злобой воскликнул мужик Липат. — Взять бы этих самых благодстслев за шиворот, да всыпать хорошенько бы… И некому вот за хрестьянскую копейку заступиться!..
— Обидно! Это точно что обидно, — зароптали и остальные крестьяне. — С мужичьей шкуры, небойсь, последнее дерут, не жалеючи, передохнуть не дадут, а тут — вали! Накось!.. За какие заслуги?.. И за что это, право, за какие такие вины государские предали нашего брата земству этому самому? Что мы такого сделали, чем проштрафились?
— Э-ах, братцы! Всего не переговоришь и на всякое горе не наплачешься! — махнул рукой дедушка Силантий, подымаясь с места. — А и что толковать, коли помочь нечем! Себя травить только!.. Ну, их!.. Спасибо вам, отцы, на чае- сахаре вашем, да на ласковом слове! — истово поклонился он в пояс обоим священникам. — И матушке-хозяйке спасибо на угощении!.. А нам пора и ко дворам. Покалякали и буде! Прощайте!
Вслед за дедушкой поднялись и прочие крестьяне, а затем разошлись и остальные гости — до следующего праздничного чая.
— Что, поучительно? — с улыбкой обратился отец Никандр, по уходе их, к призадумавшейся девушке.
Та с грустью подняла на него глаза.
— Не поучительно, а… страшно! — промолвила она, стараясь дать самой себе отчет в своих впечатлениях. — За себя страшно становится, вот что!
— За себя-а? — удивился священник. — Да чего же вам за себя-то бояться?
— Как чего! Ведь если правда все то, о чем здесь говорилось…
— Правда ль? — перебил он. — Вы сомневаетесь, правда ль? Ну, так я вам скажу, не то что правда, а разве десятая доля всей правды-то.
— Тем хуже! — воскликнула она. — Ведь если так, то как же с такими людьми жить, как с ними дело иметь?! Подумайте!.. С одной стороны, крестьяне смотрят на тебя как-то странно, чуть не враждебно, не доверяют тебе, выражают свое недовольство школой; с другой — эти все Агрономские, от которых зависит твоя судьба… Знаете, — схватилась она за голову, быстро вставая с места. — Я просто начинаю пугаться будущего, и… если бы только была мне возможность уйти куда от всего того, я бы, кажется, ушла хоть сию минуту!.. Мне все это представлялось совсем иначе — и деревня, и служба в земстве, и само земство…
— Эка вы, еще ничего не видя и не испытав, да уж и уходить, с одного послуху-то! — пожурил ее отец Никандр.
— Да что ж, если рвать, так уж лучше вначале и самой, чем ждать, пока тобой распорядятся другие.
— Уходить незачем и бояться нечего, — успокоил он Тамару, подумав над ее словами, — а надо только знать, с кем имеешь дело, и не строить себе напрасных иллюзий. Тогда и разочарований не будет.
— Совет, пожалуй, хорош, — согласилась девушка, — да не совсем-то по моей натуре.
— О, полноте! Смотрите на все на это несколько со стороны; представьте себе, — продолжал он, — что вы зритель в театре, и перед вами разыгрывается современная комедия из земской жизни, от которой вам порой смешно, или грустно, порой досадно, даже противно местами; но — какова бы ни была мораль пьесы — это все-таки не помешает вам возвратиться из театра домой такой, какая вы есть, и заняться своим собственным делом.