Сад Рамы - Артур Кларк

– А где же твоя пижама, мамочка? – поинтересовалась моя четырехлетка. Мы с Ричардом чаще всего спим в пижамах раманского изготовления. К виду моего обнаженного тела девочки привыкли – каждый день мы втроем принимаем душ, – но ночью я прихожу в детскую, как правило, в пижаме.

Я собиралась ограничиться уклончивым ответом Симоне, когда заметила, что Ричард тоже глядит на меня – с явной враждебностью.

– Я в состоянии управиться с детьми, – вдруг резким голосом проговорил он. – Могла бы докончить свои дела.

Я вернулась к Майклу, чтобы предпринять новую попытку – и напрасно. Пару минут я пыталась возбудить его, потом он оттолкнул мою руку.

– Бесполезно. Мне уже почти шестьдесят три года, к тому же я воздерживался пять лет. Мастурбацией не занимаюсь, о сексе стараюсь не думать. То, что случилось чуть раньше, было просто случайностью, – он помолчал почти с минуту и затем произнес: – Извини, Николь, похоже у нас ничего не получится.

Несколько минут мы лежали рядом. Я стала одеваться и тут заметила, что Майкл ровно задышал, засыпая. Я вдруг вспомнила, что у мужчин с психологической импотенцией эрекция часто возникает во сне... и в голову мне пришла новая безумная идея. Я лежала рядом с Майклом, дожидаясь, пока он глубоко заснет.

Я мягко погладила его. К моей радости, он отреагировал мгновенно. Чуть погодя, я усилила поглаживание, стараясь не разбудить его. Когда он достиг готовности, я быстро опустилась на него сверху. Соитие вот-вот должно было состояться, когда я резким движением пробудила его... я попыталась продолжить, но, вероятно, сделала ему больно. Майкл вскрикнул и поглядел на меня дикими испуганными глазами. Эрекция немедленно прекратилась.

Я откинулась на спину и глубоко вздохнула. Я была ужасно разочарована. Майкл о чем-то спрашивал, но я была расстроена настолько, что не могла говорить. Слезы щипали глаза. Я торопливо оделась, чмокнула Майкла в лоб и вывалилась в коридор. И, постояв там пять минут, решила, что способна увидеться с Ричардом.

Мой муж еще работал. Он стоял на коленях перед Поццо, персонажем пьесы «В ожидании Голо». Крохотный робот пространно повествовал о тщете сущего. Сперва Ричард не обратил на меня внимания. А затем, приглушив голос Поццо, саркастически спросил:

– Ну как, управилась?

– Опять не получилось, – рассеянно ответила я. – Наверное...

– Нечего дурачить меня, – в гневе закричал Ричард. – Я не настолько глуп. Полагаешь, я поверю тому, что ты провела с ним два часа голяком и ничего не случилось? Я знаю вас, женщин. Вы считаете...

Не помню, что он наговорил мне потом. Помню лишь собственный ужас, когда он в гневе начал подступать ко мне. Я решила, что он намеревается ударить меня, и съежилась. По щекам потекли слезы. Ричард по-всякому обзывал меня, дошло и до расистских намеков. Он словно обезумел. А когда занес руку для удара, я выскочила из коридора и бросилась к лестнице, уводящей в Нью-Йорк. Я чуть не сбила с ног малютку Кэти, проснувшуюся от шума и теперь с недоуменным видом стоявшую в дверях детской.

На Раме было светло. Час, должно быть, я проходила наверху, то и дело заливаясь слезами. Ричард взбесил меня, но и удовлетворения собой я не чувствовала. В гневе Ричард выпалил, что я свихнулась на этой идее, придумав «хитроумный предлог», чтобы иметь возможность переспать с Майклом и сделаться «царицей улья». Я не отвечала на обвинения. Но что, если в них все-таки была кроха истины? И мой энтузиазм отчасти объяснялся возможностью вступить в сношения с Майклом?

Я убедила себя, что действовала из правильных побуждений, однако с самого начала проявила невероятную глупость. Мне самой в первую очередь следовало понять, что так поступать нельзя. И после первой реакции Ричарда, а потом и Майкла я должна была немедленно отказаться от этой мысли. Быть может, Ричард был кое в чем прав. Быть может, я проявила излишнее упрямство в своем навязчивом стремлении добиться максимального генетического разнообразия среди наших отпрысков. Уверена я была только в одном: затеяла все это не ради того, чтобы заняться любовью с Майклом.

Когда я вернулась, в комнате было темно. Переодевшись в пижаму, я устало плюхнулась на матрас. Буквально через секунду Ричард подкатился ко мне со словами: «Николь, родная моя, прости, если можешь» и отчаянно обнял меня.

С тех пор я не слыхала его голоса. Вот уже шесть дней, как Ричард исчез. В ту ночь я крепко уснула и не слышала, как он собирался и составлял записку. Утром в семь часов раздался звонок будильника. Весь черный экран заполняла записка: "ТОЛЬКО ДЛЯ НИКОЛЬ ДЕ ЖАРДЕН – нажми "К", чтобы прочесть". Дети еще спали, и я нажала клавишу.

"Дорогая, самая дорогая моя Николь, – начиналось послание, – более трудного письма мне еще не приходилось писать. На время я покидаю вас, тебя и семью. Я знаю, что этим создаю дополнительные трудности тебе, Майклу и девочкам, но, поверь мне, иначе нельзя. Прошлой ночью я понял, что другого пути нет.

Дорогая моя, я люблю тебя всем сердцем и понимаю – когда мозг в состоянии контролировать эмоции, – что ты поступаешь в интересах всей семьи. Мне страшно жаль всех обвинений, которые вчера я высказал тебе. Еще более сожалею о тех оскорблениях... о расистских эпитетах и часто повторявшемся мной слове «шлюха». Надеюсь, что ты простишь меня, хотя я вряд ли смогу простить себя самого, и будешь помнить мою любовь, а не дикий безумный гнев.

Ревность – страшная вещь. «Она смеется над плотью, которой кормится» это еще пустяки. Ревность поглощает, не знает рассудка, лишает ума. И самого умного человека она может превратить в свирепое животное.

Николь, дорогая моя, я не все тебе сказал относительно того, как закончилась наша совместная жизнь с Сарой. Я несколько месяцев подозревал, что, оставаясь в Лондоне, она встречается с мужчинами. Тому было много свидетельств – неровный интерес к сексу, новые платья, надевавшиеся явно не для меня, внезапный интерес к новым позам во время близости, телефонные звонки, когда трубка оставалась безмолвной... но я так любил ее и не сомневался в том, что, если я выражу протест, наш брак будет расторгнут. Словом, я не предпринимал ничего, пока ревность не захлестнула меня.

И оставаясь в Кембридже, я ложился в постель и представлял себе Сару в объятиях другого мужчины... Наконец ревность настолько сильно охватывала меня, что уснуть я мог, лишь пожелав Саре смерти. После звонка миссис Синклер я больше не верил в добродетель Сары и отправился в Лондон, чтобы убить и жену, и ее любовника.

К счастью, у меня не было пистолета, а увидев их рядом, я забыл о ноже, который положил в карман пальто. Но я и так убил бы обоих, если бы поднятый мной шум не привлек внимания соседей.