Обманщики. Пустой сосуд (СИ) - Иорданская Дарья Алексеевна

Нынешний его противник держался неплохо. Впрочем, очень скоро Цзюрен обнаружил у него серьезные бреши в защите. Кочевник нападал безрассудно и неосторожно тогда, когда следовало бы обдумать свои действия и просчитать противника. Будь это учебный поединок или тренировка в Цыже, Цзюрен бы непременно замедлился, давая своему юному противнику возможность осознать ошибки и рассмотреть движения. Но это был настоящий бой, и поэтому Цзюрен действовал стремительно. Меч, который противник держал не лучшим образом, отлетел со звоном в сторону. Следующим движением Цзюрен сбил противника с ног. Острие клинка уткнулось в подрагивающий кадык.

Кочевники не шелохнулись.

Те жители пустыни, с которыми прежде сталкивался Цзюрен, жили по очень простым правилам. Сильный и ловкий побеждал. Они не били в спину — это было чем-то вроде запрета, наложенного их причудливыми богами. В остальном же были племена, почитающие милосердных, а были те, кто их презирал, как слабаков.

Медленно и аккуратно Цзюрен отбросил с лица своего противника полотнище.

Это был мальчишка, совсем молоденький, лет, может, восемнадцати. Глаза его были широко раскрыты, губы сжаты в плотную линию. Юноша лежал на земле и старался всеми силами не уронить лицо.

— Ага1, — послышался за спиной скрипучий голос. — Пощади мальчика.

Цзюрен обернулся. Один из кочевников спешился, чтобы выразить почтение, и стоял, приложив руку к сердцу. Говорил он медленно, тщательно выговаривая каррасские слова, то и дело мешая их со своими родными.

— Яр-ага2 Ратама молод и неопытен, но он сын нашего повелителя и дорог ему. Прояви милосердие, ага, и пощади мальчика.

— Я не собирался его убивать, — Цзюрен убрал меч в ножны. — Я за свою жизнь пролил достаточно крови.

— Поблагодари господина за милосердие, — строго приказал старик поднявшемуся юноше.

Тот незамедлительно принялся кланяться, сверля Цзюрена своими темно-карими глазами. От взгляда этого становилось не по себе. Кочевники, конечно, в спину не бьют, но кто нынче разберет их молодежь?

— Прости, ага, — продолжил старик. — Мы обознались. Мы думали, ты батун, а теперь видим, ты не батун, а благородный господин из Зеленой Долины. Прими наши извинения.

Цзюрен кивнул.

— Можем мы узнать имя господина, которого так обидели?

— Цзюрен из Дзинчена.

— Имя мое Абаш, — поклонился старик. — Не с тем ли я говорю почтенным Цзюреном, что носит прозвание Дзянсина и чья слава гремит повсюду?

Цзюрен снова кивнул, забавляясь той шумихой, что возникала всякий раз вокруг его имени. Абаш всплеснул руками и принялся эмоционально выговаривать юному Ратаме на своем гортанном наречьи. Язык звучал не совсем так же, как на юге, но общий смысл был понятен: юноше несказанно повезло сразиться с великим воином и уцелеть.

— Почтенный Абаш, — позвал Цзюрен. — Раз между нами нет обид, ты не поможешь отыскать моих спутников? Это молодой человек в теплых одеждах, юная девушка и…

Цзюрен затруднился дать какую-то характеристику Шен Шену. По всему выходило, что правильное слово — «пройдоха».

— И еще один человек.

— Мы непременно отправим людей на поиски, — пообещал Абаш. — Не окажешь ли ты нам честь, ага? Не навестишь ли наш скромный дом?

Почти без раздумий Цзюрен согласился. Они уже сошли с избранного пути и потеряли ориентиры, значит, придется спрашивать дорогу у людей, знающих эти места. У тех же кочевников.

Юный Ратама уступил ему свою лошадь и побежал рядом, бросая странные взгляды. Все еще не зная, чего ожидать от поверженного юнца, Цзюрен предпочел не обращать на эти взгляды внимания.

Ехать пришлось недалеко. Пятнадцать минут бодрой рысью, и впереди показалась весьма живописная стоянка: спиралью поставленные пестрые шатры. В самом большом, принадлежащем вождю, уже ожидали гостя.

Предводителем кочевников оказался еще довольно молодой, крепкий мужчина, совершенно лысый по обычаям своего племени. Цзюрена он встретил радушно, даже поблагодарил за урок, преподанный сыну. Юноша тем временем все сверлил и сверлил взглядом. Цзюрен выкинул его из головы, сел на предложенную кошму и взял из рук старшей жены вождя чашу с вином. А пять минут спустя прямо тут, в лагере, сыскался Ильян.

Лекарь, которого привела дочь вождя, выглядел еще бледнее, чем прежде, но целым. Он поздоровался любезно на местном наречии, сел рядом и тоже пригубил вино. Последовала обычная для кочевников церемония, долгий обмен любезностями, и прошла, кажется, целая вечность, прежде чем вождь перешел наконец к делу.

— Могу я спросить, что привело людей Зеленой Долины в эти земли?

Цзюрен переглянулся с Ильяном.

— Мы ищем один древний город, поселение земли Акаш, — ответил лекарь.

Вождь покачал головой.

— Я не слышал это прозвание. Но затерянных древних городов здесь много. Однако, вы выбрали очень плохое время, чтобы прийти сюда.

— Почему? — нахмурился Цзюрен.

Вождь покачал головой. У его племени и всех ему подобных хватало поводов для тревог, по большей части надуманных. Их дикое воображение порождало причудливых чудовищ. Но, впрочем, волновали их и реальные проблемы.

— Мы пришли на эту землю. И батуны пришли на эту землю, — вождь покачал головой.

— Кто такие батуны?

— Плохие, очень плохие люди! — с жаром ответил вождь. — Сами демоны! Они убивают без разбора, уводят скот и женщин. А когда наскучит, бросают умирать в пустыне. Батун — враг каждого человека.

Мародеры, перевел про себя Цзюрен. Разбойники. Он немало таких банд перевидал во время последней смуты. Некоторые дичали совершенно и превращались в настоящих чудовищ, жаждущих крови, порой буквально.

— Они убили мою мать, — мрачно сказал юный Ратама.

«Тихо. Тс-с-с!» — уговаривала себя Лин, стараясь даже не дышать лишний раз. Вдалеке слышался топот копыт по твердым солончакам. Потом топот этот стих. Теперь слышны были только осыпающиеся вокруг песчинки. Эта тишина отчего-то напугала Лин сильнее любого шума. Она выждала еще, надеясь, что опасность уйдет подальше. Еще больше она надеялась, что вернутся наставник и Цзюрен. Но время шло, и ничего не происходило. Тогда, сделав глубокий, немного судорожный вдох, Лин отбросила в сторону халат, под которым пряталась.

На нее смотрела чрезвычайно уродливая рожа: загорелая до черноты, иссеченная шрамами. Один пересекал все лицо наискось, и глаз заплыл жутким бельмом. Губы были покрыты мелкими трещинами и шрамиками, точно кто-то плеснул едкой кислотой. Рот, когда мужчина раскрыл его, оказался полон гнилых зубов.

— Гля кто! Девка!

Спустя мгновение Лин обступила толпа. Сердце заледенело, горло сдавило от ужаса, и на какое-то время Лин перестала дышать. Оно и к лучшему: от мужчин исходила чудовищная вонь.

— 'ди сюда, малютка, сюда… — горячая потная рука схватила Лин за подбородок.

В голове образовалась страшная, мертвая пустота. Лин обнаружила вдруг, что там нет ни одной мысли. Только паника. Всплыло воспоминание, которое Лин старалась вытравить из памяти: как она идет следом за отцом через Пионовый квартал, опустив взгляд, и как ее пожирают глазами ранние прохожие. Если бы в тот день наставник не появился на улице, Лин ждала бы незавидная судьба. Она вскинула голову, но сегодня наставника поблизости не было.

Пришел новый страх. А если с мастером Ильяном что-то случилось? Он болен. Он сейчас слаб. Эта мысль на мгновение вытеснила панику, но все вернулось, когда Лин грубо подняли с песка. Ее тискали грязные, потные руки, и паника росла с каждой секундой.

— Оставьте ее.

Приказ был отдан уверенным, ровным тоном, и разбойники отпустили Лин немедленно. Не устояв, она рухнула на песок и вскинула голову, с надеждой глядя на своего спасителя.

Мужчина был молод и красив. Алый кожаный доспех превращал его в героя какой-то сказки. От изящных черт лица и черного шелка волос невозможно было отвести взгляд, и Лин смотрела, с надеждой.

— Не слишком ли девка для вас хороша? — спросил красавец. — У вас в лагере хватает мяса.