Шок и трепет 1978 - Максим Арх
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Не знаю. Может и учили. Но я не помню, — отмахнулся тот. — Да и давно это было. Я после восьмого класса, считай, и не учился больше толком нигде. Конюхом работал. А как восемнадцать исполнилось, за полгода до армии, на тракториста выучился. Но там мужики не учили толком, а всё больше пили.
Выслушав эту белиберду, решил его тормознуть.
— Слушай, Петров, передо мной то, ты зачем «Ваньку» валяешь? Я же в курсе, что ты в спецслужбах работаешь.
— Что за спецслужбы? Я тракторист, на тракторе «Беларусь» работал.
На меня словно бы ушат холодной воды вылили.
— Восемь классов? Конюх? Тракторист? Не учили? — обалдел я и задал важный вопрос: — Ты кто?
— Лёша Петров. Тракторист, — ответил тот, держась рукой за бок. Посмотрел на меня и, морщась, спросил: — Что-то не так? Ты меня с кем-то перепутал?
— Перепутал? Так ты следишь за мной или нет?
— Когда? Сейчас?
— Сейчас, и вообще. Следишь или нет⁈
— Да не особо. А надо? — замялся тот. — Я как бы ещё не совсем привык к этому всему.
Прекрасно понимая, что мы говорим о разных вещах и совершенно не понимаем друг друга, решил расставить точки над «i».
— Погоди. Послушай. Ответь на вопрос: тебе говорят что-нибудь такие фамилии, как Петров, Кравцов, ну или Лебедев, например?
— Да, говорят, — обрадовал тот меня и, когда я собрался подпрыгнуть от счастья, ошарашил: — Петров — это я. Кравцов — это ты. А Лебедев — носатый такой, грустный и худой, вон на той дальней койки спит.
Я не стал смотреть в ту сторону, куда показал тракторист, а задал ему ещё один вопрос:
— Так ты специально сюда внедрён или нет?
— Нет — не специально. Меня из колхоза призвали. Должны были осенью, но сказали, что раньше надо. Что-то типа: раньше призовут, раньше отпустят. Вот я и пошёл в армию.
Правда была жёсткой и чуть не свела меня с ума. Мало того что в одной казарме собрались Петровы и Кравцовы, так ещё и Лебедев какой-то нарисовался.
От злости на малоадекватное стечение обстоятельств и на свой супермозг генерирующий случайные комбинации в рандомном порядке, хотел было с удовольствием начать рвать у себя волосы на голове. Но, вспомнив, что обрит наголо, расстроился и отказался от столь интересной идеи.
Вздохнул, и строго на строго зарубил себе на носу прописную истину, что людям любящим фантастику, и фантазировать, никогда не надо разрешать строить логические цепочки. Они, то есть мы, такого нафантазировать в своих сумасшедших головах можем, что от мира камня на камне не останется после воплощений этих фантазий в жизнь.
Закрыл глаза, постоял с десяток секунд, не открывая их, постарался успокоиться и вспомнив про вопрос Петрова о лазарете, сказал:
— Не волнуйся. Туда они вряд ли сунуться. Там наверняка дежурные есть, в отличие от нашей казармы. Так что иди.
— А сюда? — спросил тот. — Вдруг они сюда вернуться, а ты спать будешь?
— Не буду. Буду на стороже всю ночь. А завтра утром попробую всё решить.
Петров вздохнул и, продолжая держаться за бок, поковылял к концу коридора.
Но к его несчастью, а может быть и счастью, выйти на улицу он не успел.
Входные двери, ведущие на лестничную клетку, распахнулись, и в коридор вошла пьяная толпа. Было их семеро, причём с двумя из них — Кудриком и Чернявым, я уже только что распрощался.
«Неужели оклемались? Да ещё и за подмогой сбегать успели? Быстро, однако!»
Петров увидел кодлу, вскрикнул и бегом побежал ко мне.
— Это кто-й-то у нас распорядок нарушает и шляется по ночам, — произнёс неприятный тип, ощерившись, которого я определил как их главного.
— Это они, — держась за челюсть, заложил нас Кудрик.
— Да, Зёма. Это тот козел, который на нас внезапно напал, как сволочь — из-за угла, пока мы не ожидали. Напал и избил, когда мы сопротивления не оказывали. Западло повёл себя, — аккуратными касаниями приглаживая волосы подтвердил Чернявый.
— Вот оно как, — усмехнулся их вожак, которого, насколько я понял, кличут Зёмой.
Сказать, что атмосфера стала какой-то нездоровой, это ничего не сказать.
— Так значит «деды», эта малолетка тут права качает? — сказал этот тип, и как бы немного приплясывая и одновременно что-то напевая себе под нос, направился ко мне.
Его кодла двинулась за ним.
Не сводя с первой тройки глаз, я рукой отодвинул Петрова за себя и, отступая назад, старался ни обо что не споткнуться. Когда упёрся спиной в тракториста, то понял что мы у стены и отступать больше некуда. Мои действия вызвали весёлый и одновременно злой смех у пьяной компании.
— Ну что, салаги беспонтовые, бежать некуда? Сейчас ответить придётся за свои понты. «Дедушек» обижать вздумали⁈ — продолжал двигаться ко мне Зёма недобро улыбаясь.
— Каких ещё дедушек-бабушек? Ты о чём, болезный? — улыбнулся я ему в ответ. — Никаких дедушек мы не трогали, и даже в мыслях не было. Так, пару ушлёпков попотчевали парой «лещей», за то, что пришли без приглашения, и чинно и благородно спровадили. Так что, никаких претензий быть не может.
— Это ты так думаешь! А мы думаем по-другому!
— Тогда предлагаю вам сейчас уйти и ещё раз подумать на трезвую голову.
— Да нет, мы лучше сейчас с тобой разберёмся. И со всеми кто тут, заодно. Вы все ответите!
Я понял, что останавливаться они не намерены, поэтому решил их немного стебануть.
— Это не лучшая идея. Сейчас вы думаете и ведёте себя не адекватно. Одумайтесь, дети мои, пока не поздно!
— Стас, да долбани ты ему уже, чего сопли жуёшь? — стал подначивать один из его сподвижников.
— Вот именно, ушатай салабона, — поддержал его второй.
— Не советую, — покачал головой я, стряхнув от напряжения руки.
Эти подстёгивания, вероятно, придали Зёме уверенность и он, приблизившись на расстояние удара, закричал:
— Тебе хана, щенок! Будешь знать, как дедушек уважать.
И под одобрительные возгласы своих корешей бросился на меня.
К моему удивлению, противники не накинулись все скопом, а дали возможность своему заводиле подраться со мной один на один.
Я ожидал удара в челюсть снизу вверх. Но ошибся, ибо, к очередному моему удивлению, Зёма нанёс удар кулаком наотмашь, как когда-то давно дрались в деревенских кулачных боях.
Естественно, получать урон я не собирался.
Уклонился корпусом от столь примитивной атаки, и резко выкинув руку вперёд, познакомил её с челюстью оппонента. Соперник был хоть и не высокого роста, но массивный, кряжистый. Однако моего удара ему хватило с лихвой, и он, отлетев к двери, захрипел.
Для собравшихся, столь явное неуважение к авторитету «деда», стало настоящим шоком. Они удивлённо посмотрели на лежащего в позе эмбриона побратима, а затем, придя в себя, громко заорав нецензурной бранью, толкая и отталкивая друг друга, собрались броситься в бой.
Их было семеро. Я был один. Шансы на честную схватку, которая в простонародье называется — раз на раз, моментально испарились.
Чтобы не терять времени и не дать противнику додуматься до мысли, что атаковать надо двойками или тройками, постоянно меняясь, решил идти напролом.
Правым в бороду отправил в нокаут ближайшего «деда». И началось…
Удар. Удар. Блок. Отпрыгнул. Снова удар. Затем ещё серия. И ещё.
В связи с тем, что получить хоть один сильный удар в ответ, потерять концентрацию, а может быть и сознание, было для меня смерти подобно, я втянул голову в плечи и, смотря под ноги, работал боковыми ударами, кроша всё на своём пути.
Проигрывать мне было категорически нельзя. Без сомнения, потерянный авторитет «деды» захотят возместить через мою кровь. Умирать так глупо, не свершив предначертанного и не изменив историю страны к лучшему, я просто не имел права. А потому бил, бил и ещё раз бил.
Из горячки боя, меня вывел крик Петрова. Именно он остановил мой кулак, практически рядом со своим носом, вовремя закричав:
— Кравцов, не бей! Кравцов, это я!!
Поняв, что потерял из вида противников, быстро обернулся, собираясь нанести удар ногой с разворота («уширо маваши гери» — «вертушка»), по тому, кто окажется ближе.
Но, к моему удивлению наносить столь необычный для этих времён удар, уже было не по кому. Все семеро противников были повержены и в различных позах, словно поломанные куклы, лежали на деревянном крашеном полу коридора.
Посмотрел на открывшего рот Петрова, посоветовал тому рот закрыть, «а то муха залетит», и, почувствовав, что на меня ещё кто-то смотрит, обернулся в сторону входа в казарму.
Там, в дверях казармы стояли разъярённые новобранцы, многие
