Том 5. Мастер и Маргарита. Письма - Михаил Афанасьевич Булгаков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
* * *
Евгений тебя целует.
* * *
Твой М.
Телеграмму с дождем получил!
* * *
Так бессвязно письмо от утомления. Сейчас поужинаю и лягу спать.
Всем, конечно, приветы!
156. Е. С. Булгаковой. 23 июля 1938 г.
Москва
Утром.
Дорогая Лю!
Второй день разбираюсь в хаосе бумаг в Психее, пытаясь найти документы, нужные для получения денег, внесенных за квартиру. В частности, необходим — акт выверки суммы паевых взносов. Есть такой? Где он? Сейчас поеду в Лаврушинский добиваться денег, а затем в выплатной пункт (Б. Полянка, 28).
Душно. Роюсь, перебрасывая сотни бумажек, и мало надеюсь найти то, что требуется. Целую крепко. М.
157. Е. С. Булгаковой. 23 июля 1938 г.
Москва
День.
Дорогая Лю!
Сижу безутешен. Нет «акта выверки суммы паевых взносов». Подозреваю, что его и не было. Ругаю себя. Ведь я-то должен был предвидеть, что лишь только уедем, как эта бумага с выплатного пункта придет. Все надежды разбиты. Представляю себе, что мне теперь предстоит, и заранее скрежещу зубами. Вот тебе и «Дон Кихот», вот тебе правка романа. А так мне и надо! Вооружаюсь сейчас теми филькиными грамотами, что нашел, и иду на адские мучения. Если, гуляя в вековом парке или охотясь с соколом, встретишь своего секретаря, которому ты поручила квартирное дело и свою Психею, пожури его мягко. Скажи ему, что он не секретарь, а... мечтатель!
Целую. Твой М.
158. Е. С. Булгаковой. 23 июля 1938 г.
Москва
В обеденную пору.
Дорогая Лю!
Ура! Документы нашлись. Больше по этому поводу не беспокой себя. Жадно гляжу на испанский экземпляр «Дон-Кихота». Теперь займусь им. Душно. Но Настя достала льду и Березовской воды.
Целую крепко.
Твой М.
159. Е. С. Булгаковой. 24 июля 1938 г.
Москва
Днем
Дорогая Ку! Спасибо тебе за ласковые ночные открытки. Конечно, мне было хорошо! Вспоминаю тебя и целую. Сплавив нудное дело с квартирными бумажонками, почувствовал себя великолепно и работаю над Кихотом легко. Все очень удобно. Наверху не громыхают пока что, телефон молчит, разложены словари. Пью чай с чудесным вареньем, правлю Санчо, чтобы блестел. Потом пойду по самому Дон-Кихоту, а затем по всем, чтоб играли, как те стрекозы на берегу — помнишь? Но какой воздух! Здесь не жара, а духота, липкая, вязкая, тяжелая. Когда будешь погружаться в воду, вспомни меня. Нога заживает? Целую. Умоляю — набирай сил!
Твой М.
160. Е. С. Булгаковой. 25 июля 1938 г.
Moscu, 25 de julio de 1938
Lunes, las doce en punto
¡Elena cara, amiga mia!
Desde ahora en adelante el cuaderno, y el pluma, la lámpara, la tinta, y el ingenioso hidalgo están mi sociedad.
Hace calor, la ventana está abierta, pero mi deber — escribir. Eso lo sabe cualquiera: es preciso trabajar ahora para descansar luego. ¿Cuando? ¿Dónde? Yo soy el mártir, el Hombre desdichado. Siempre escribir, siempre traducir, y transformar. ¡Caspita! ¡Muy bien! Cuando vuelvas, habré escrito la pieza. Sancho está luciente.
¿Como estás? ¿Estás coja? ¿Hijo Sergio? Yo temo del río. ¡Cautamente!
Y a Dios, el cual te Guarde que ninguno te tenga lástima.
¡Hasta la vista, cara mia!
Tu amigo
Miguel.
Перевод:
Москва, 25 июля 1938 года
Понедельник, ровно в полдень.
Милая Елена, друг мой!
С нынешнего дня тетрадь, ручка, лампа, чернила и хитроумный идальго — вот и все мое общество.
Жарко, окно настежь, но я должен писать. Как знает всякий, нужно сначала потрудиться, чтобы потом отдыхать. Но когда? И где? Я мученик, обреченный. Вечно писать, вечно переводить и переделывать. Черт возьми! Ладно же! К твоему возвращению я допишу пьесу. Санчо блистателен.
Как ты? Хромаешь? А сын Сережа? Опасаюсь реки. Осторожно.
С Богом, да хранит он тебя от того, чтобы тебя жалели.
До свидания, милая.
Твой Мигель.
* * *
Ты понимаешь по-испански?
Моя дорогая Ку!
Пишу тебе по-испански для того, во-первых, чтобы ты убедилась, насколько усердно я занимаюсь изучением царя испанских писателей, и, во-вторых, для проверки — не слишком ли ты позабыла в Лебедяни чудесный язык, на котором писал и говорил Михаил Сервантес. Помнишь случай с Людовиком XIV-м и придворным? Вот и я тебя спрашиваю: ¿Sabe, Ud., el Castellano?[610]
Воображаю, как хохотал бы Сервантес, если бы прочел мое испанское послание к тебе! Ну что же поделаешь. Признаюсь, что по-испански писать трудновато.
* * *
Ах, как душно, Ку, в Москве! Насте не всегда удается достать лед. Но условия для работы исключительно удобны. Полная тишина. Телефон почти не дает о себе знать, и даже двор почему-то не звучит, как обычно. Жара, что ли, сморила наших жителей.
Вот только радио снаружи иногда отравляет жизнь, да еще какой-то болван по временам заводит патефон. Ах, если бы он его скорей сломал!
Сегодня днем побывала у меня Анна П.[611] Рассказала о том, что одна дама «с морды смазливая», другая пилочку сперла, а у третьей «забабоха» (кажется, так) на ноге. Вообще развлекала меня как могла. Одним глазом глядя в «Дон-Кихота», а другим на А. П., выслушал рассказ о том, как S. буйно рыдала в день отъезда.
— Мне так жаль ее было, так жаль, так жаль!.. — и совершенно неожиданно добавила:
— Она такая злая была!
Ку, я тебя убедительно прошу ничего об А. П. (тетушке) не говорить. Есть? Сама понимаешь, почему.
Пишу тебе об этих пустяках, чтобы поболтать с тобой, alma mia[612].
Вскорости после ухода А. П. раздался звонок Марьи Исак.[613] (ставлю в непосредственную связь). Вопрос о том, как ты поправилась и прочее. Я сказал, что ты выглядишь чудесно и шоколадна.
Ты на меня не сердись, Лю, за то, что я тебя беспокоил квартирными бумажками. Счастлив, что с этим разделался и могу на эту тему до твоего возвращения не разговаривать.
* * *
Да, может быть, тебя позабавит случай:
Обливаясь потом, ходил я по этому квартотделу. Один неизвестный служащий взглянул в мою бумажку и вдруг спрашивает испуганно:
— Позвольте!.. Это не
