Гибель Византии - Гюг ле Ру

Последствием такого положения дел было то, что крестьяне, главная масса населения, ненавидя своих владельцев, становились все более равнодушными к судьбе своего отечества. Первые султаны с своей стороны систематически, с самого начала водворения в Европе, покровительствовали крестьянству, никогда не упуская случая заявлять о своем желании оказать помощь беднякам. В то же время султаны беспощадно истребляли национальную аристократию. Поэтому, когда миновали ужасные вторжения, крестьянство быстро примирилось с турецким господством, которое в известном отношении, по-видимому, принесло перемену к лучшему. В подтверждение этого заявления, как бы оно ни показалось парадоксальным, можно привести множество доказательств.

В письме Стефана, последнего короля боснийского, написанном в 1463 г. к папе Пию II, мы находим следующие знаменательные слова: «турки дают обещания всем, кто является сторонником свободы, и грубый ум крестьян не понимает лукавства подобного обещания; крестьяне воображают, что такая свобода продлится навеки; поэтому может случиться, что сбитый с толку народ отвернется от меня, если только вы не окажете мне поддержки». И в самом деле, когда султан Магомет II, император константинопольский, вторгся в Боснию в 1464 году, крестьянство не захотело идти против него, говоря: «не наше дело защищать короля — предоставим это дворянам!»

До сих пор сохранилось письмо, где передается разговор, происходивший в декабре 1455 г. между посланником герцога миланского и королем Альфонсом неаполитанским. В этом письме сказано, что албанские крестьяне предпочитают господство турок господству своих дворян! Король Альфонс боялся, чтобы албанцы не покинули Скандербега и не сдались снова туркам, потому что «Люди этого края очень преданы туркам, которые являются добрыми и гуманными властелинами».

Это слова самого короля.

Церковь Болгарии и Сербии, представляла собою лишь иную форму аристократии: она требовала труда, службы и известной части плодов земли. Монахи составляли привилегированную касту; они не платили податей государству и не несли никаких общественных тягот. Число их постоянно умножалось. Тысячи церквей и монастырей, построенных набожными королями, королевами и дворянами, не могли вместить их. Они ютились в городах и селах в частных домах, постоянно подвергаясь светским соблазнам и часто поддаваясь им. Очень немногие из них были святые люди, большинство своими поступками подрывали уважение народа не только к самим себе, но и к церкви. Великий преобразователь и законодатель, Стефан Душан, законом воспретил монахам и монахиням селиться иначе, как в монастырях, но монахи оказались сильнее могущественного царя. Народ верил в чудодейственную силу мощей и реликвий, но не любил иноков. Эта нелюбовь объясняет отчасти быстрое распространение, в особенности в Болгарии и Боснии, секты богумилов или парфаренов. Православная церковь оказывала яростное сопротивление этим первым протестантам в Европе. История религиозных войн, свирепствовавших на Балканском полуострове в течение двух столетий (1250–1450), до сих пор еще не написана; но результаты этой борьбы отозвались в упадке религиозной жизни и в ослаблении политической организации в государствах Болгарском, Сербском и Боснийском. В Албании, где борьба между православным и католическим духовенством свирепствовала всего сильнее, и в Боснии, где столкновение между православной церковью и богумилами тянулось всего дольше, ислам скоро стал вербовать новообращенных.

Характерной чертой настроения народа в том периоде (1360–1460) является то, что калабрийский монах Варлаам, разоблачив невежество и леность монахов афонских монастырей, нашел горячих сторонников среди греков и в самом Константинополе. Еще характернее то, что Гемистос Плефон, друг императора Иоанна Палеолога, один из величайших богословских и философских умов среди греков, на Флорентийском соборе счел нужным образовать новую религию! Несомненно, что он был не единственным человеком, которого не удовлетворяло христианство в том виде, в каком представляла его тогдашняя церковь.

Кроме условий общественной и религиозной жизни, были еще другие влияния, подрывавшие жизненные силы христианских государств.

Почти всегда было несколько претендентов на императорский престол в Константинополе и на королевские короны Болгарии, Сербии и Боснии; эти претенденты рассчитывали на помощь турок для достижения своих честолюбивых целей. Понятно, что они всегда встречали радушный прием у султанов. Очень часто даровитые сербы, болгары или греки, которые на своей родине не могли возвыситься над тем положением, в котором родились, находили путь к богатству, почестям и власти, на посту бейлер-бея-главнокомандующего или великого визиря, или же, наконец, в браке с одной из дочерей пли сестер самого султана. На первый взгляд кажется парадоксальным, если сказать, что турки открыли новые горизонты населению Балканского полуострова. Однако, их политическая система — комбинация абсолютного деспотизма с самой широкой демократией, заключала в себе много нового. По понятиям заурядного грека, а еще более по понятиям серба или болгарина, такая система была не менее естественной и приятной, нежели феодальная система, предоставлявшая все блага мира исключительно дворянам и духовенству.

Присутствие недовольных христиан — перебежчиков, претендентов и авантюристов — в турецком лагере и при султанской Порте материально помогало турецкой политике и турецкому оружию одерживать победу за победой. Не будь их, турецким визирям и генералам едва ли удалось бы приобрести такие точные и подробные сведения о людях и положении дел в христианских странах, сведения, часто удивлявшие современников. Таким образом Порта скоро узнавала о планах христианских государей и могла противодействовать им, В сущности, руководящая роль в новой империи быстро перешла в руки христианских ренегатов, и в этот период почти все великие государственные люди и полководцы султанов были греческого, болгарского и сербского происхождения. Это обстоятельство является одной из самых трагических черт в истории балканских народов. Плачевное положение дел еще ухудшилось вследствие роковой путаницы, в которую попали христианские нации на полуострове; их искусно заставляли истреблять друг друга в пользу расширения турецкого могущества. В турецкой армии, уничтожившей сербскую армию на Коссовом поле (1389 г.), было множество греческих, болгарских и сербских воинов. Между прочим, деспот Константин Драгаш — дед с материнской стороны последнего греческого императора, последовал за султаном Мурадом I с вспомогательным войском. В сражении при Никополе в 1396 году, когда французские рыцари, при содействии польской и венгерской кавалерии, обратили в бегство янычар Баязета, султанский резерв, состоявший из нескольких сот сербских кирасиров, под началом князя Стефана Лазаревича, ринулся в бой и вырвал победу у христиан.