Политбюро и Секретариат ЦК в 1945-1985 гг.: люди и власть - Евгений Юрьевич Спицын

«исключать того, что ему помогли умереть, нельзя»[1116]. Подобного рода пересуды родились из-за убежденности многих мемуаристов и историков в том, что для Ю. В. Андропова, который «уже давно и неудержимо рвался к высшей власти», М. А. Суслов был самым «непреодолимым препятствием на этом пути» и его надо было обязательно и как можно скорее убрать[1117].

Предыстория ухода М. А. Суслова из жизни была такова. 8 января 1982 года он вернулся из поездки в Варшаву и, как уверял его давний коллега и соратник В. Н. Пономарев, перед запланированным отпуском лег в Кунцевскую ЦКБ для традиционного обследования, хотя чувствовал себя вполне сносно для своих лет[1118]. Другие авторы утверждают, что М. А. Суслов, напротив, либо был срочно госпитализирован в ЦКБ из-за острого инсульта[1119], либо сам лег на плановое обследование в ЦКБ по настоянию академика Е. И. Чазова, который и сам не отрицал данного факта, уверяя, что у второго секретаря ЦК была тяжелая форма стенокардии[1120].

Утром 22 января М. А. Суслов должен был покинуть больницу и в тот же день вместе с первым заместителем председателя КГБ СССР генералом армии С. К. Цвигуном встретиться с Л. И. Брежневым для очень деликатного разговора по поводу поведения его дочери Галины Леонидовны Брежневой. Дело в том, что еще с осени 1981 года по Москве стали ходить всякого рода слухи о том, что непутевая дочь генсека повязла в сомнительных криминальных связях, в том числе с «бриллиантовой мафией», давно ведет разгульный образ жизни и тем самым сильно дискредитирует своего престарелого отца. Особенно усиленно эти слухи стали циркулировать в декабре 1981 года после гибели известной советской актрисы З. А. Федоровой и ограбления знаменитой цирковой дрессировщицы народной артистки СССР И. Н. Бугримовой, слывших в богеме обладателями очень ценных бриллиантовых коллекций[1121]. А в начале января 1982 года по факту ограбления И. Н. Бугримовой было возбуждено уголовное дело и арестован актер театра «Ромэн» Б. И. Буряца, в квартире которого и нашли ее бриллианты. И хотя это дело имело уголовный характер, оно сразу было взято под контроль Отделом административных органов ЦК во главе с генералом Н. И. Савинкиным, и, если верить Э. А. Хруцкому и Р. А. Медведеву, следствие по нему было сразу изъято из ведения МУРа и передано КГБ, где его куратором почему-то стал именно генерал армии С. К. Цвигун[1122]. Между тем, как уже было сказано выше, такой гипотетической встрече не суждено было состояться. И не только потому, что ушел из жизни М. А. Суслов, но и потому, что неделей раньше скончался сам генерал армии С. К. Цвигун.

Как утверждает его внучка Виолетта Владиславовна Ничкова, осенью 1981 года ее дед лег на плановую диспансеризацию в ЦКБ, во время которой его дочь (кстати, кандидат медицинских наук) и сын, приехавшие навестить отца, сразу отметили его «угнетенное психологическое состояние» и «шалящую вегетатику». А затем он подхватил еще и острое респираторное заболевание, в результате чего стал терять голос и с ноября уже не появлялся на работе. Причем, по замечанию той же В. В. Ничковой, ее деда лечили не только от простуды, но и «большим количеством нейролептиков, антидепрессантов и снотворных», еще больше подавлявших вегетативную нервную систему[1123]. Хотя при этом, если судить по «Записям секретарей приемной Л. И. Брежнева», сам С. К. Цвигун, находясь на больничном, не менее 10 раз говорил с генсеком по его рабочему кремлевскому телефону, в частности 5, 12, 20 и 22 октября, 18 ноября и 6, 10, 14, 17 и 19 декабря 1981 года[1124]. Причем, что любопытно, в дневнике Л. И. Брежнева буквально за день до гибели его давнего товарища, 18 января 1982 года, появилась такая запись «Цвигун С. К. — через 7 дней»[1125]. О чем говорила данная запись — трудно установить. Возможно, речь шла об их предстоящей встрече, но уже не 22, а 25 января: вероятно, в этот день С. К. Цвигун после продолжительной болезни должен был наконец выйти на работу, а может быть, речь шла вообще о чем-то другом.

Как бы то ни было, но днем 19 января 1981 года С. К. Цвигун совершенно неожиданно уехал из «Барвихи», где проходил реабилитацию, на свою дачу в правительственном поселке Усово, и примерно в 16 часов 15 минут там его и нашли с простреленной головой на садовой дорожке. Что же произошло в этот роковой день — не ясно до сих пор. Кто-то, например его близкие коллеги по КГБ генералы армии Ф. Д. Бобков и В. А. Крючков, уверяет, что С. К. Цвигун якобы сам застрелился из своего табельного пистолета, поскольку уже не мог терпеть жуткие боли, связанные с рецидивом онкологического заболевания[1126]. О том, что проблемы с онкологией стали причиной самоубийства С. К. Цвигуна, писал и академик Е. И. Чазов[1127]. Хотя эту версию категорически опроверг его лечащий врач, знаменитый специалист по торакальной хирургии академик М. И. Перельман, который еще в 1971 году успешно прооперировал С. К. Цвигуна по поводу рака легкого и буквально за три недели до его гибели принимал участие в консилиуме врачей, установивших отсутствие рецидива рака легких и каких-либо метастаз в мозг у их пациента[1128]. Другие авторы, в частности А. М. Буровский, ссылаясь на мемуары генерала КГБ В. Е. Кеворкова, утверждают, что С. К. Цвигун покончил жизнь самоубийством на следующий день после того, как его вызвали в ЦК и представили неопровержимые доказательства его причастности к коррупции, в том числе получению крупных взяток[1129]. Третья группа авторов, в частности небезызвестный сказочник Р. А. Медведев, говорит о том, что С. К. Цвигун пустил себе пулю в лоб после крайне эмоционального разговора с самим М. А. Сусловым, который якобы потребовал от него прекратить расследование «бриллиантового дела», в котором замаячило имя дочери генсека Г. Л. Брежневой[1130]. И, наконец, четвертая группа авторов, склонных к созданию различных конспирологических версий, в частности В. М. Легостаев и Л. Н. Сумароков, утверждает, что генерал С. К. Цвигун был тихо застрелен чуть ли не по личному указанию Ю. В. Андропова каким-то наемным убийцей — то ли агентом, то ли штатным сотрудником КГБ[1131]. Более того, Л. Н. Сумароков уверяет, что накануне гибели С. К. Цвигуна у него состоялся личный разговор с Ю. В. Андроповым, но «мы едва ли узнаем»,