Том 5. Критика и публицистика 1856-1864 - Михаил Салтыков-Щедрин

Впервые — в журнале «Современник», 1863, № 1–2, отд. II, стр. 1-16 (ценз. разр. — 5 февраля). Подпись: Т-н (Тверянин?). Псевдоним раскрыт А. Н. Пыпиным («М. Е. Салтыков», СПб. 1899, стр. 235); авторство подтверждено публикацией документов конторы «Современника» («Литературное наследство», т. 13–14, стр. 64, и т. 53–54, стр. 258). Рукопись неизвестна. Но в ИРЛИ сохранились исправленные корректурные гранки (на них помета: «2 корр. Декабря 29» и надпись: «Его Высокоблагородию Александру Николаевичу Пыпину»). Они дают возможность восстановить тексты двух ядовитых выпадов против «Русского вестника», которые были исключены из журнальной публикации, по-видимому, по цензурным соображениям. Восстанавливаются тексты — стр. 218–219: «Одним словом… телесные упражнения»; стр. 221: Подстрочное примечание: «Когда-то «Современник»… не вышел».

В «Материалах…» К. К. Арсеньева приводятся сведения о хранившейся в бумагах Салтыкова, но впоследствии утраченной черновой рукописи под заглавием «Замечания на проект устава книгопечатания». К. К. Арсеньев усматривал в этом автографе набросок записки, предназначавшейся не для обнародования в журнале, а для представления кому-то из лиц высшей администрации, причастных к разработке законодательства о печати. Документальные подтверждения такой догадки отсутствуют. Но если бы она и была доказана, это не помешало бы рассматривать «Замечания..» как первоначальный набросок тех мыслей и формулировок, которые в несколько измененном и сокращенном виде перешли затем в текст комментируемой статьи. К сожалению, однако, сведения из «Материалов…» К. К. Арсеньева не могут быть введены в корпус сочинений писателя. Немногие цитаты из салтыковского текста перемежаются здесь пересказами отдельных мест рукописи и комментарием К. К. Арсеньева.

Восьмого марта 1862 г. при министерстве просвещения была учреждена «Комиссия для пересмотра, изменения и дополнения постановлений по делам книгопечатания» под председательством князя Д. А. Оболенского. В октябре того же года комиссия закончила свою работу, подготовив том материалов «Первоначальный проект устава о книгопечатании». (Впоследствии этот проект был пересмотрен другой комиссией, учрежденной при министерстве внутренних дел, и послужил основанием закона о печати 6 апреля 1865 г.) Проект предусматривал введение карательной цензуры, но и сохранение элементов цензуры предупредительной. С материалами был ознакомлен Катков, который и написал, ориентируясь на них, свою «Заметку», вызвавшую отпор Салтыкова (см. М. Лемке, Эпоха цензурных реформ, СПб. 1904, стр. 210–218; А. Н. Пыпин. М. Е. Салтыков, СПб. 1899, стр. 32–35).

В связи с работой Комиссии в русской периодике 1862 г. оживленно обсуждался вопрос о преобразовании цензуры. В ходе дискуссии обнаружились две основные точки зрения. За сохранение предупредительной цензуры не ратовал почти никто. И либералы и бывшие либералы, повернувшие в обстановке революционной ситуации вправо, выступали под знаменем борьбы за «свободу слова», против цензурных ограничений. Такие выступления часто оказывались неразрывно связанными с нападками на «нигилизм», с которым будто бы легче будет справиться, если он сможет высказаться открыто. «Если ложь, — заявлялось в журнале Каткова, — присутствует в умах, пусть лучше она выскажется со всем своим задором и без утайки; тогда с ней легко справиться без всяких карательных мер; она или сама себя уничтожит своею откровенностью, или вызовет в обществе отпор…» («Русский вестник», 1862, № 10, стр. 877). Издания этого лагеря с похвалой отзывались о намерениях правительства преобразовать цензуру, стремились представить проекты, планируемые властями, как подлинное освобождение слова, призывали принять участие в обсуждении вопроса о цензурной реформе. В то же время они старались оправдать те цензурные ограничения, которые предполагалось сохранить, говорили о важности постепенности в цензурных преобразованиях, о «государственной необходимости», мешающей иногда осуществить свободу слова (см., например, «Современную летопись», 1862, № 12, стр. 18). В отдельных случаях в высказываниях об изменении цензуры ощущались оппозиционные ноты, встречались критические замечания в адрес официальных проектов, но и здесь звучала вера в то, что от правительства можно ожидать подлинного освобождения слова, нужно лишь только доказать ему пользу такого освобождения («День», №№ 21–24; «Время», № 5–6, статьи «Законы о печати…» и др.). Иной была позиция демократической журналистики. Дело сводилось даже не к тому, что, критикуя официальные проекты, она требовала подлинной свободы слова. Главное заключалось в том, что, раскрывая реакционность различных цензурных систем, демократическая печать подводила читателей к мысли, что такие системы закономерны для абсолютистских правительств, автократических режимов, которые боятся подлинной свободы слова и могут существовать, лишь обуздывая ее. Обсуждение вопроса о цензурных законодательствах, по мнению демократического лагеря, практически не влияет на проведение цензурной реформы (правительство все равно проведет ее по-своему).

Но оно полезно, чтобы заставить понять сущность дела, разрушить всяческие иллюзии, показать несовместимость свободы слова и самодержавной власти. Подобного рода рассуждения высказывались в статьях Н. Г. Чернышевского «Французские законы по делам книгопечатания» («Современник», 1862, № 3), Н. Л. Тиблена «По делу о преобразовании цензуры» (там же), Д. И. Писарева «Очерки из истории печати во Франции» («Русское слово», 1862, № 3–5). Определяют они и содержание статьи Салтыкова. Следует учитывать, что его выступление воспринималось в общем контексте аналогичных материалов, опубликованных, в частности, в № 1–2 «Современника». В конце отдела «Словесности…» этого номера напечатана первая из серии статей А. Н. Пыпина «Процессы о печати в Австрии». Автор прямо указывает на связь своей статьи с прошлогодними толками о цензуре, с прежними выступлениями «Современника» о цензурных законодательствах. Рассказывая о преследованиях австрийской печати, о полной зависимости ее от «господ, имевших в руках своих кулачное право» (стр. 436), Пыпин подчеркивает, что положение не может быть иным, «когда общество или не сознает, или не умеет поддержать своих прав; когда учреждения остаются абсолютными; когда законодательство не изменилось», «можно ли было ожидать другого положения печати при тех обстоятельствах, в которых находится внутренняя жизнь государства?» — спрашивает он (стр. 437). Сразу же после статьи Пыпина, в начале II отдела, редакция печатает статью Салтыкова. Пользуясь тем, что проект нового устава не был официально опубликован, делая вид, что спор идет лишь о катковской «Заметке», и одновременно намекая, что это не так, Салтыков подвергает уничтожающей критике подготавливаемую реформу. Он показывает, что новая система основана на желании «заменить произвол беспорядочный произволом, так сказать, узаконенным», что «правительство сильное, опирающееся на сочувствие народа», не может руководиться подобным желанием. Отсюда напрашивался вывод, что ожидать свободы слова от царского правительства, не пользующегося поддержкой народа, наивно. Подобный вывод мимоходом делал и Антонович в «Кратком обзоре журналов за истекшие восемь месяцев», напечатанном в том же № 1–2 «Современника» (стр. 238).

Выступление Салтыкова по поводу «Заметки» привлекло внимание цензора О. Пржецславского, весьма раздраженно отозвавшегося о статье в своем докладе о январско-февральской и мартовской книжках «Современника» Совету министра внутренних дел по делам книгопечатания (см. «Литературное наследство», т. 13–14, М. 1934, стр. 139–140).

…чтобы различить вредные и антисоциалистские учения от невредных и социалистских. — Слово «социалистский» здесь следует понимать в смысле «общественный» (см. А. Н. Пыпин. М. Е. Салтыков, СПб. 1899, стр. 35).

Прохаживался ли, например, «Русский вестник» насчет Австрии… — В «Русском вестнике» конца 50-х годов нередко встречались отрицательные оценки австрийских порядков (см., например, «Политическое обозрение», 1858 — № 4, кн. 2; 1859 — № 7, кн. 1, № 9, кн. 1, № 10, кн. 1). В журналистике того времени именно отклики на австрийские события чаще всего служили замаскированной формой критики русской действительности.

…восхвалял ли «Русский вестник» австрийского мистера Брука… — Редакция «Русского вестника» в какой-то степени противопоставляла австрийского министра финансов Карла Людвига Брука остальным министрам, утверждая, что упреки за финансовый кризис следует адресовать «не столько к барону Бруку, сколько вообще к австрийской камарилье и бюрократии», Брук же «прославился своей финансовою находчивостью», «имя его будет всегда называться в финансовой науке, как имя весьма замечательное» («Политическое обозрение», 1859, № 10, кн. 1, стр. 264–265).