Сдача и гибель советского интеллигента, Юрий Олеша - Аркадий Белинков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
"...в каждом из его фрагментов ("Ни дня без строчки". - А Б.) видишь юношескую чистоту души, самобытность и природное остроумие, талантливость художественного восприятия жизни"2.
Для того чтобы осветить образ с разных точек зрения, мы предоставляем слово человеку, который знал Олешу на протяжении полувека и который хорошо понимал, что "...давние связи, идущие в глубь годов, позволяют судить о старом друге более глубоко и объемно, более справедливо"3.
1 Виктор Шкловский. Об авторе и его книге. Предисловие к "Ни дня без строки" Юрия Олеши. - "Октябрь", 1961, № 7, с. 147.
2 Дм. Еремин. Заметки о сборнике "Литературная Москва". "Литературная газета", 1957, 5 марта, № 28.
3 Лев Славин. Портреты и записки. М., 1965, с. 23.
Этот человек - Л. Славин, и вот как он глубоко, объемно и справедливо судит о старом друге:
"Украшение гимназии, первый ученик, золотой медалист!"
"Впоследствии, вспоминая о Багрицком, Олеша писал:
"Может быть, Багрицкий наиболее совершенный пример того, как интеллигент приходит своими путями к коммунизму".
В сущности, Олеша писал это и о самом себе, хотя его путь был обрывистее".
"В одном из своих выступлений я назвал Oлешу "солнцем нашей молодости"".
"...еще при жизни вокруг Олеши стала складываться атмосфера легендарности... Его изречения передавались из уст в уста... в лучшие свои минуты Олеша был полон истинного величия".
"Некоторые из миниатюр ("Ни дня без строчки". - А. Б.) принадлежат к шедеврам нашей литературы..."
"Он как бы остановил движение времени, как останавливают часы, чтобы рассмотреть механизм в подробностях. Это нелегко. Это не каждому дано.
Но Олеша силой своего таланта остановил мир, расчленил его и принялся рассматривать в деталях, как часовщик...
"Ни дня без строчки" - произведение революционное и по содержанию и по форме".
"Пламенная душа Олеши, полная любви..."
"Такой неистовый в своих устных эскападах, в писаниях своих он был скромен до самоуничижения"1.
Теперь нам интересно услышать, что скажет другой верный друг - Л. Никулин. Л. Никулин говорит:
"Юрий Карлович любил животных, дружил с сиамским котом по кличке Мисюсь".
"Как много он знал, как умел из бездны знаний выбирать что-то важное, чего другие не замечали..."
"Одного добивался Олеша всю жизнь - совершенства. Это была мания совершенства. Он добивался этого даже в небольших статьях, а больше всего в том, что осталось незавершенным. Ко всему, что он писал, он относился взыскательно".
"Олеше очень нравился успех (а кому он не нравится!)..."2
1 Лев Славин. Портреты и записки, с. 9, 13, 14-15, 22-25.
2 Лев Никулин. Годы нашей жизни. Юрий Олеша. - "Москва", 1965, № 2, с. 197, 198, 194.
А вот что рассказывает хозяин квартиры, у которого Олеша "...две или три недели в один из самых мрачных месяцев своей жизни... жил":
"...не было человека, знавшего его и не поддавшегося его очарованию, потому что талант всегда притягателен".
"...человек... умеющий за письменным столом творить чудеса..."
"...книжки рассказов ("Вишневая косточка". - А. Б.)... кричавших о могуществе его таланта..."
"...при чтении "Трех толстяков" ощущаешь молодость пера, невоздержанность таланта, которому всего мало и все по плечу".
"...едва я назвал роман ("Три толстяка". - А. Б.), которым интересовался, лицо моей суровой собеседницы вдруг осветила детская улыбка, и отвечала она мне уже не по служебному долгу, а по велению сердца".
"Само его мышление было метафорическим. Вот почему о Маяковском он замечает:
"В его книгах, я бы сказал, раскрывается настоящий театр метафор".
Полностью это относится к нему самому. Здесь уже даже не театр, а целый стадион метафор!"1
Последнее высказывание представляет особенный интерес для исследователя по двум обстоятельствам. Так как Oлеша и его лучшие знатоки твердо уверены в том, что самое главное это метафоры, и искусство измеряется их количеством и достоинствами, то, естественно, чем метафор больше, тем художник лучше. Так как у Маяковского лишь театр метафор, а у Олеши целый стадион, стало быть, Oлеша лучше. Второе обстоятельство также не лишено занимательно-сти: оно говорит о глубокой эволюции, которую претерпевает образ Олеши в жизни и творчестве его лучших знатоков. Так, например, И. Рахтанов в 1963 году еще думал, что у Олеши был лишь "Стадион метафор"2, а в 1966 он уже понял, что этого мало. Теперь он говорит: "Целый стадион метафор".
1 И. Рахтанов. Рассказы по памяти. М., 1966, с. 118, 119, 117, 123, 122, 121.
2И. Рахтанов. Из книги "Рассказы по памяти" (Багрицкий, Маяковский, Олеша. 3. Стадион метафор). В кн.: Детская литература. 1963. М., 1963.
После выступления хозяина квартиры, мы предоставляем слово хозяину литературы.
Пожалуйста, товарищ Ермилов.
"На подлинно талантливом произведении искусства всегда лежит печать своеобразия. Это целиком относится и к "Зависти": здесь читатель изумленно прощается с одной неожиданностью, чтобы сейчас же радостно натолкнуться на другую. Здесь любой образ четок, здесь все описания поражают смелостью и необычайной рельефностью, здесь диалоги коротки и оригинальны, здесь подробности, дающие образ человека, всегда новы и остроумны.
Вошел в литературу новый свежий писатель..."1
Слово от молодых имеет Владимир Огнев.
Он получил церковно-приходское образование в Литературном институте, поэтому художест-венные образы производят на него особенно сильное впечатление. Увидев протянутые через все произведения Олеши гирлянды сверкающих метафор, запыхавшийся от восхищения молодой критик аккуратно выписывает в столбик художественные образы, ставшие подлинной классикой:
"...огни", которые, "когда смотришь с моря", "казалось, перебегают с места на место"... "полотенце, извилистое от частого употребления"; анютины глазки, похожие на военные японские маски... ливень ходит столбами за окном - похоже на орган; о гиацинте - кавалькада розовых или лиловатых лодок, спускающихся по спирали вниз, огибая стебель; вынырнувшие гуси "подымают столько воды, что могут одеться в целый стеклянный пиджак; кувшин, покрытый слоем пыли, кажется одетым в фуфайку..."2
И это действительно классика. Особенно последний образ: кувшин, покрытый слоем пыли, кажется одетым в фуфайку... Тут уж ничего не скажешь: классика, и больше ничего. На уровне Гоголя. Гоголь так и писал: "Чичиков увидел в руках его графинчик, который был весь в пыли, как в фуфайке"3.
Несомненно, Олеша писал, как Гоголь. Не хуже. Правда, у Гоголя, кроме графинчика, были еще Чичиков с Плюшкиным, но это несущественно.
Критик так захлебнулся от восторга, что даже не прочитал начала и конца фразы самого Олеши. А вместе с тем читать фразы от начала до конца имеет громадное принципиальное значение. И если бы критик так поступил, то он узнал бы, что это не Олеша, а "Гоголь трижды сравнивал каждый раз по-иному предмет, покрытый пылью: один раз это графин, который от пыли казался одетым в фуфайку, тут и запыленная люстра, похожая на кокон, тут и руки человека, вынутые из пыли и показавшиеся от этого как бы в перчатках"4.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});