Луна предателя - Линн Флевелинг

— Сомневаюсь, чтобы его мнение о тебе стало хуже, чем было, — хмыкнул Серегил.

Этой ночью тупа Акхенди была погружена в тишину. Выбирая самые темные проулки, Серегил и Алек стороной обошли несколько все еще открытых таверн и никем не замеченные добрались до дома кирнари.

С помощью крюка на веревке они влезли на крышу и осторожно заглянули сверху во внутренний двор с садом. Судя по темным окнам, все обитатели улеглись спать.

Друзья спустились в сад и двинулись по дорожке между клумбами. Миновав беседку, где в последний раз они видели Амали, Серегил и Алек обнаружили, что дверь, ведущая в спальню кирнари, открыта.

Алек направился к двери, но Серегил удержал его: где-то рядом раздался шелест шелка.

— Я так и думал, что ты можешь заглянуть, изгнанник. Серегил и Алек пригнулись, пытаясь спрятаться за кустами, однако в углу сада вспыхнул мягкий волшебный свет. Шар сиял в ладони Райша-и-Арлисандина; его света как раз хватало, чтобы стали видны морщинистое лицо кирнари и подлокотники кресла, в котором тот сидел. Когда Райш поднял другую руку, Серегил и Алек увидели, что он держит в ней глиняную чашу. Кирнари отхлебнул вина и поставил чашу на маленький столик рядом с креслом.

— Присоединяйтесь, — поманил он друзей. — Теперь вам нечего меня опасаться.

— Надеюсь, мы не заставили тебя ждать слишком долго, кирнари, — ответил Серегил, с подозрением осматривая сад. Шар светил прямо ему в лицо, и увидеть что-либо было трудно.

— Я провожу здесь почти все ночи, — сообщил Райш. — Сон перестал быть мне другом. Я следил за вами, когда вы обыскивали дом Юлана, и сегодня тоже, когда вы собирали по кусочкам то, что, по-вашему, я сделал. У тебя, Серегил, лицо твоей матери, но железную волю и упрямство ты унаследовал от отца.

Что-то в манерах Райша вызвало у Серегила озноб; его правая рука затосковала по рукояти рапиры. Однако кирнари не двинулся с места, не подал никакого сигнала, только снова взял чашу и пригубил вино.

— Я знаю, что ты совершил, — сказал Алек. — Я только не могу понять, как ты смог: Торсин ведь тебе доверял. Да и мы все доверяли.

— Ты хороший человек, юный Алек, но ты не ауренфэйе. Ты не знаешь, что значит носить сенгаи своих предков или смотреть, как земля, по которой ступали их ноги, умирает. Нет такой жертвы, которую я не принес бы ради ее спасения.

— Кроме Амали? — спросил Серегил. Старик скривился, потом хрипло прошептал:

— Она носит моего единственного сына, того, кто унаследует мое имя. То, что она совершила, она совершила по неведению. Виноват я, и на мне лежит позор. Может быть, тебе и удалось бы со временем убедить лиасидра, что Амали виновна, но в этом случае ты обманул бы их.

Райш сунул руку под одежду и вытащил простой плетеный браслет с почерневшей фигуркой. Руки его тряслись, и тени вокруг затанцевали.

— Этот амулет принадлежал Торсину-и-Ксандусу. Он послужит доказательством твоего обвинения против меня. Пусть все закончится и справедливость восторжествует.

По телу акхендийца прошла судорога, рука, державшая браслет, сжалась в кулак. Волшебный светящийся шар вспыхнул ярче, потом замигал.

— Ох, нет! — выдохнул Серегил.

Райш положил браслет на стол и переместил светящийся шар в другую руку; тени снова заплясали вокруг. Волшебный свет озарил другую чашу на столе, которой раньше не было видно, и маленький букетик рядом с ней.

Серегил услышал, как Алек со свистом втянул воздух: юноша узнал соцветия.

— Волчье лыко… — прошептал Алек, назвав их по-тирфэйски.

— Две чаши. Это дваи шоло, — сказал Серегил. — Признание вины.

— Да, — прохрипел Райш. — Я думал, не прибегнуть ли к яду апакинаг, но побоялся, что тогда все запутается. Я не хочу путаницы. — Его снова скрутила судорога. Стиснув зубы, акхендиец стянул с себя сенгаи и уронил его рядом с креслом. — Вина на мне, и только на мне.

— Клянешься ли ты в этом Светом Ауры? — спросил Серегил.

— Клянусь. Как мог бы я просить кого-то еще взять на себя такой позор, как бы это ни было необходимо? — Райш протянул руку Серегилу, и тот сжал ее, опустившись на колени перед умирающим.

— Ты заставишь их поверить? — прошептал Райш. — Пусть моя смерть очистит имя Акхенди, пусть весь позор ляжет на меня одного.

— Я сделаю это, кирнари, — тихо ответил Серегил. Пальцы, которые он сжимал, стали уже ледяными. Наклонившись ближе, Серегил быстро спросил: — Я не ошибся, Клиа была отравлена случайно?

Райш кивнул.

— Я не желал зла и хаманцам. Глупая девочка, моя тали… Хотя я хотел бы… — Он захрипел, потом с трудом втянул воздух. Светящийся шар, все еще лежавший у него на ладони, начал гаснуть. — Я хотел бы обыграть Юлана, этого старого интригана, хоть раз победить его в его собственной игре. Да простит мне Аура…

Изо рта старика хлынула желчь, покрыв его мантию пятнами, которые в лунном свете казались черными. Райш дернулся и поник в своем кресле. Волшебный огонь погас.

Серегил ощутил дуновение отлетевшего кхи, холодная рука разжалась.

— Бедный старый глупец… — Тишина в саду, казалось, сгустилась и стала угрожающей. Серегил понизил голос до еле слышного шепота. — Он слишком следовал атуи, чтобы стать хорошим убийцей.

— Атуи? — пробормотал Алек. — Несмотря на то, что он сделал?

— Я не оправдываю его, но понять могу.

Алек пожал плечами и протянул руку за браслетом.

— По крайней мере он дал нам то, в чем мы нуждаемся.

— Нет, не трогай его. Все это… — Серегил показал на браслет, две глиняные чаши, сброшенный сенгаи, — все это являет собой признание. Мы тут не нужны. Пошли, мы должны вернуться, пока нас не хватились.

Однако Алек не тронулся с места, глядя на скорчившуюся в кресле фигуру. Серегил не видел его лица, но услышал дрожь в голосе, когда юноша наконец заговорил:

— Это может случиться и с тобой, если Назиен настоит на своем.

— Я не собираюсь бежать, Алек. — Фаталистическая улыбка подняла уголок его губ. — По крайней мере до тех пор, пока не выяснится, что другого выхода нет.

Алек молчал, когда они возвращались в тупу Боктерсы, но Серегил чувствовал, что страх мучает юношу, как холодный клинок, прижатый к горлу. Серегилу хотелось обнять друга, утешить его, но утешить было нечем: им все еще двигала упрямая решимость, охватившая его в горах.

Он не обратится в бегство.

Добравшись до тупы Боктерсы, они остановились в тени дома Адриэль. Серегил искал слова, которые могли бы выразить его чувства, но Алек не дал ему ничего сказать: он порывисто обнял его за шею и прижался лбом к его лбу. Серегил притянул юношу к себе, стараясь всем телом впитать тепло и милый запах возлюбленного.

— Они не собираются меня убивать, — прошептал он, зарывшись лицом в мягкие волосы.