Вера Падших - Терри Гудкайнд

Виктор был на месте и поджидал его. Для него было несколько рановато. Обычно кузнец приходил ближе к рассвету. Виктор распахнул двери на склад. Он поставил на полку лампу, чтобы Ричард мог подогнать фургон как можно ближе.

Ричард спрыгнул на землю.

– Давай, Ричард, разгружай свой фургон, – улыбнулся Виктор, – а потом мы с тобой поедим лярда и поговорим.

Ричард принялся методично разгружать фургон. Он был не больно-то расположен к беседе, отлично представляя, о чем Виктор намерен с ним поговорить. Виктор, как обычно, предоставил Ричарду разгружать самому, радуясь, что сталь привозят тогда, когда надо. Он редко получал нужное от транспортных компаний, хотя платил им больше.

Ричард не возражал остаться в одиночестве. Лето так далеко на юге Древнего мира было сущим бедствием. Влажность чудовищная, и ночью ничуть не лучше, чем днем.

Работая, он вспоминал те яркие дни, что проводил с Кэлен у родника в горах. Казалось, с тех пор прошла целая жизнь. Ему было трудно надеяться, что он когда-нибудь увидит снова ее, но его точила тревога за Кэлен, особенно теперь, когда пришло лето. Иногда ему было так больно думать о ней, скучать по ней, тревожиться за нее, что приходилось выбрасывать ее из головы. А иногда только мысли о ней помогали ему жить дальше.

К тому времени, как он закончил, небо уже начало светлеть. Ричард нашел Виктора в дальней комнате. Двери были раскрыты настежь, чтобы ранний свет падал на мраморный монолит. Кузнец любовался своим камнем, той заключенной в нем статуей, которую видел только он.

Прошло довольно много времени, прежде чем он заметил стоящего рядом Ричарда.

– Давай, Ричард, поешь со мной лярда.

Они уселись на пороге, глядя на простиравшееся внизу Убежище, на мили каменных стен, розовеющие в рассветных лучах. Даже отсюда Ричард мог разглядеть на одной из стен мерзкую статую, изображавшую ничтожность человечества.

Виктор протянул Ричарду белый кусочек лярда.

– Ричард, восстание, о котором я тебе говорил, началось. Но ты наверняка об этом уже слышал.

– Нет, не началось, – возразил Ричард.

Виктор тупо уставился на него.

– Но оно ведь началось!

– Начался большой бедлам. А вовсе не то восстание, о котором мы с тобой говорили.

– Нет, это оно. Вот увидишь. Сегодня многие выйдут на улицы. – Виктор взмахнул рукой. – Ричард, мы хотим, чтобы ты возглавил нас.

Ричард ждал этого.

– Нет.

На сей раз его ответ застал Виктора врасплох.

– Но почему?

– Потому что очень многие погибнут.

Виктор хохотнул.

– Да нет же, Ричард! Ты не так понял. Это не такого рода восстание. Это выступление людей доброй воли. Это восстание ради улучшения человечества. Это то, что проповедует Орден. Мы – народ. Орден говорит, что он – для народа, и теперь, когда мы выскажем ему народные требования, им придется прислушаться и уступить.

Ричард грустно покачал головой.

– Ты хочешь, чтобы я стал твоим вождем?

– Да.

– Тогда я хочу, чтобы ты кое-что для меня сделал, Виктор.

– Ну конечно, Ричард! Говори.

– Ты будешь держаться подальше от всего, что связано с этими волнениями. Это мой приказ как твоего вождя. Сегодня ты останешься здесь и будешь работать. Держись подальше от всего этого.

Виктор посмотрел на него так, словно воспринял его слова как шутку. Но через пару мгновений понял, что Ричард вовсе не шутит.

– Но почему? Ты не хочешь, чтобы жизнь стала лучше? Хочешь прожить вот так всю оставшуюся жизнь? Ты не хочешь никаких перемен к лучшему?

– Вы намерены перебить тех чиновников Ордена, которых захватили?

– Перебить? Ричард, почему ты говоришь об убийстве? Это ведь ради жизни. Ради того, чтобы она стала лучше.

– Виктор, послушай меня. Эти люди, против которых вы выступаете, не станут играть по вашим правилам.

– Но они захотят…

– Ты останешься здесь, на работе, иначе умрешь вместе со многими другими. Орден подавит это восстание от силы за два дня, а затем начнется охота на всех, кого заподозрят хотя бы в малейшей помощи восставшим. Очень многим предстоит умереть.

– Но если ты возглавишь нас, то сможешь высказать наши требования. Поэтому-то мы и хотим, чтобы ты нас возглавил. Чтобы предотвратить такого рода трудности. Ты умеешь убеждать. Ты знаешь, как добиться нужного результата. Посмотри, скольким ты помог в Алтур-Ранге: Фавалю, Приске, мне и многим другим. Ты нужен нам, Ричард. Нам нужно, чтобы ты убедил людей примкнуть к восстанию.

– Если они не знают, за что борются и чего хотят, то никто и ничто их не убедит. Они смогут победить, только если будут настолько жаждать свободы, что будут готовы не только убивать ради нее, но и умереть за нее. – Ричард встал и отряхнул штаны. – Держись в стороне от всего этого, Виктор, иначе умрешь вместе с ними.

Виктор проследовал за ним до фургона. Вдалеке на строительство императорского дворца начали прибывать рабочие. Кузнец взялся за деревянный бок фургона, явно желая еще что-то сказать.

– Ричард, я понимаю, что ты чувствуешь. Правда, понимаю. Я тоже считаю, что эти люди не так сильно жаждут свободы, как я. Но ведь они не из Каватуры, поэтому, возможно, просто не знают, что такое настоящая свобода. Но на данном этапе это все, что мы можем. Почему бы тебе все же не попытаться, Ричард?

Ричард Рал, из Д'Харианской империи, что на севере, он понимает наше стремление к свободе и попробовал бы.

Ричард забрался в фургон. Интересно, откуда люди знают все это? Он восхитился тем, что искорки этих идей смогли долететь так далеко. Взяв поводья и кнут, Ричард обменялся взглядом с кузнецом, опьяненным легким дуновением свободы.

– Виктор, ты бы попытался выковать молотом что-нибудь из холодной стали?

– Конечно, нет! Сталь должна быть раскаленной добела, прежде чем из нее можно что-то сделать.

– Так и с людьми, Виктор. Эти люди – холодная сталь. Сбереги свой молот. Уверен, что Ричард Рал сказал бы тебе то же самое.

Глава 54

Восстание продержалось день. Ричард оставался дома. Никки он тоже попросил никуда не ходить. Он сказал ей, что до него дошли слухи о возможных волнениях и что он не хочет, чтобы она пострадала.

А вот охота на мятежников продолжалась неделю. Тех, кто принимал участие в демонстрации, гвардейцы либо убивали прямо на улицах, либо волокли в казематы. Арестованных допрашивали до тех пор, пока они в конечном итоге не называли имена других. Тех, кого допрашивал Орден, как правило, всегда сознавались.

Волна арестов распространилась по всему городу, и длилось это многие дни. Сотни людей похоронили в небе. Постепенно загасили все огоньки волнений. И пепел сожаления посыпал языки. Больше всего люди хотели забыть обо всем этом. О демонстрации даже упоминали крайне редко, словно ее никогда и не было.