О Понимании - Василий Васильевич Розанов

жизни, и самой природе. Так, когда политическая форма принимает развитие, не соответствующее ее природе как общего, которое должно распасться соответственно распадению идеи блага, – то в ней появляются ложные части, составляющие дисгармонию с другими, ранее и правильно развитыми органами. Так, когда искусство начинает преследовать цели, противоречащие его природе, то появляются его ложные виды. Равным образом в природе все уродливое, отступающее от естественных, в самой сущности вещей предустановленных форм, ложно: таковы аномалии в физических явлениях или неправильности в строении и развитии растительных и животных органов. Ложное вообще можно определить как не вытекающее из природы того, в чем оно, и не соответствующее этой природе; а истинное можно определить как строго вытекающее из природы чего-либо и соответствующее этой природе в ее частях и в ее целом. Согласно с определением этим и в той области, которая служит главным проявлением ложного и истинного – в науке, – мы называем истинными те знания, которые правильно, т. е. в согласии с природою разума, образованы, а ложными называем те из них, которые неправильно образованы, т. е. в противоречии с природою познающего начала; и самую науку, как орган разума и область деятельности его, мы определяем как истинную тогда только, когда она стремится понять, уразуметь, и признаем за ложную ту науку, которая существует, чтобы учить, улучшать или помогать.

Справедливость и несправедливость по преимуществу обнаруживается в праве, но также не остается совершенно чуждою и другим формам жизни, и даже природе. Так, есть нечто космически несправедливое, когда явления последней слепо и безжалостно губят добрых и бывают благодетельны злым, напр. когда голод в неурожайные годы ложится всею тяжестью на нуждающихся, а богатым, скупившим хлеб, помогает еще увеличить свои богатства; или когда град побивает хлеб, выращенный с таким трудом и заботой; или когда при пожаре сгорают больные, старики и дети. Также есть нечто несправедливое в ложных формах религии и искусства, напр. брамаизм и магометанство несправедливо относятся к женщине, или, напр., в тенденциозном искусстве часто и незаслуженно оскорбляются целые классы или сословия[32]. Справедливость вообще можно определить как заслуженное воздаяние, как некоторый вид нравственной причинности: она есть строгое соответствие между добром или злом, свободно совершенным в прошедшем, и между добром или злом же, необходимо следующим в будущем. Несправедливость же можно определить как незаслуженное воздаяние, как нарушение нравственной причинности: она есть несоответствие между благом или злом, сотворенным в прошедшем, и между благом же или злом, случайно следующим в будущем. Это нарушение чистой нравственной причинности, как и физической, происходит от вмешательства какой-то непостижимой целесообразности; и если принять во внимание то, что ранее было сказано нами о невозможности появления некоторых видов добра иначе, как через зло, и о необходимом следовании злого из других видов добра, – то эта непонятная вмешивающаяся целесообразность должна представиться нам некоторым могущественным и космическим законом, источник которого далеко от Мира человеческого и который непреодолимо управляет течением событий в этом Мире.

Польза и вред проявляются по преимуществу в государстве и им осуществляются, но также присущи и другим формам жизни и природе. Под пользою я разумею все формы добра, посредственно производимые, а под вредом – все формы зла, также не прямо производимые. Так, если из любви к ближнему я прямо помогу ему в нужде, то это будет актом нравственности; если же из политических соображений и нисколько не любя ближнего я ввожу такие учреждения, которые способствуют более равномерному размещению благосостояния в стране, понижая богатых и поднимая бедных, то этот поступок мой будет актом пользы. Или еще: рисуя картину, я воплощаю красоту или, издавая сочинение, открываю истину, – и эти поступки мои будут актами художественного и научного творчества; но если, будучи сильным и богатым человеком, я покровительствую искусству и науке, давая средства к жизни и свободному труду художникам и мыслителям, – то это будет актом пользы. Если я сам веду чистую, воздержанную и скромную жизнь, то это будет актом нравственным; но если я, будучи сам безнравственным и чувственным человеком, издал, напр., законы об отделении на фабриках мужчин от женщин и о недопущении на них работы малолетних, – то это будет актом пользы; и т. д. Вообще все, нелично творимое, и не необходимо по тому побуждению, которое есть прямая причина творимого (напр., чувство милосердия есть прямая причина милосердных поступков), но через другое посредствующее (напр., учреждения), по побуждениям ума и опираясь на его уменье – есть польза и вред.

Из сказанного ясно, как глубоко несправедлива к человеку и как ошибочна мысль, что нравственность есть то же, что «полезная деятельность», ею определяется и измеряется. Согласно с этим странным взглядом необходимо было бы допустить, что из всех видов деятельности наиболее нравственная есть политическая, как могущая принести наибольшую пользу, и что поэтому управляемым напрасно было бы и думать возвыситься когда-либо до нравственного уровня государственных людей; что Август, Ришилье и Мазарани суть высокие образцы нравственной красоты в истории; что убогие и бедные люди, вечно нуждающиеся в чужих заботах о себе, суть люди положительно безнравственные, а между ними тяжело больные, слепые и расслабленные суть чудовища безнравственности; что женщина, из доброты призревшая сироту и делившая с ним последний кусок хлеба, нравственна только под тем условием, если из воспитанного выйдет полезный член общества, и что ее самоотверженный поступок теряет всякую цену, если бы сироте случилось умереть еще малолетним; вообще, что смерть воспитанного, изменяющая полезность воспитания, изменяет и его нравственный характер; так что – и это особенно следует заметить – ничто из совершаемого человеком не имеет в момент совершения никакого определенного характера, нравственного ли или безнравственного, и получает таковой лишь в далеком будущем, когда совершенно определятся плоды совершения – полезные или вредные.

То, через что творится добро, есть по преимуществу учреждения, т. е. части политической формы, и поэтому-то в ней как в системе таких частей главным образом проявляется польза. Но, как уже замечено было, ни другим формам жизни не остается чуждо творение пользы, ни самой природе. Напр., художник, создавая образы красоты, производит иногда через них нравственное влияние на современников и потомков, которых не знает; философ и поэт воспитывают людей, им совершенно чуждых; дождь и засуха или уничтожают результаты человеческих трудов, или увеличивают их. Только нужно помнить, что здесь польза есть нечто побочное, то, что вне цели и сверх ее; в политической же форме польза есть цель.

XIII. Если все только что рассмотренные виды добра соединить в одно и рассмотреть в связи друг с другом, то можно заметить, что все они составляют отдельные стороны одного