Ужас в музее - Говард Лавкрафт

Теперь он вырос и окреп; ему шел девятнадцатый год, а вот старухи не стало. Задерживаться здесь было незачем, и Улл решил не мешкая отправиться на поиски легендарных поселений по ту сторону гор, чтобы жить вместе с другими людьми. Брать с собой в дорогу ему было нечего. Он затворил дверь своей лачуги — если бы его спросили зачем, он и сам бы не смог ответить, ведь животных в этих краях давно уже не было, — оставив тело старухи внутри. Пугаясь собственной смелости, Улл долгие часы брел по сухой травянистой равнине и наконец добрался до первого из предгорий. Перевалило за полдень; он карабкался наверх, пока не устал, после чего прилег отдохнуть. Растянувшись на траве, он лежал и думал о многих вещах. Он гадал о том, что ждет его по другую сторону хребта, и страстно хотел отыскать то заветное, затерянное в горах поселение. Потом он уснул.

Проснувшись, он увидел над собой звезды и ощутил прилив новых сил. Теперь, когда солнце на время скрылось, он старался идти как можно быстрее, не тратя времени на еду. Он намеревался достичь своей цели прежде, чем отсутствие воды сделает дальнейший путь невозможным. Воды у него с собой не было, так как последние представители человеческого рода никогда не покидали своих стоянок и, не имея таким образом нужды в переносе драгоценной влаги с места на место, не изготовляли никаких сосудов. Улл рассчитывал добраться до цели за один день — в противном случае он бы умер от жажды. Поэтому, пока стояла ночь и в небе горели яркие звезды, он спешил что было сил, то переходя на бег, то труся рысцой.

Он шел до самой зари, но все никак не мог выйти из зоны предгорий. Три высоких пика по-прежнему маячили впереди. Он прилег отдохнуть в отбрасываемой ими тени, а потом продолжил восхождение и к полудню одолел первую вершину. Там он снова сделал привал и, улегшись на живот, принялся разглядывать местность, простиравшуюся между ним и следующей грядой гор.

На плоской вершине утеса лежал человек. Он зорко всматривался в даль, пытаясь обнаружить хоть какие-нибудь признаки жизни на просторах раскинувшейся перед ним равнины. Но ничто не нарушало мертвенного покоя безотрадной, выжженной пустоши…

Вторая ночь пути застигла Улла среди скал — равнина, которую он пересек, и то место, где он отдыхал, остались далеко позади. Он почти уже преодолел второй хребет, но, несмотря на это, шел, не сбавляя шага. Накануне его мучила жажда, и он пожалел о той глупой прихоти, что толкнула его на это опасное путешествие. Но в то же время разве мог он оставаться один на один с трупом в той маленькой, выжженной солнцем долине? Пытаясь убедить себя в правильности своего решения, Улл спешил и спешил вперед, напрягая последние силы.

И вот уже осталось всего несколько шагов до прохода между скалами, за которыми открывался вид на земли, лежавшие по ту сторону гор. Улл устало карабкался вверх, то и дело срываясь и ушибаясь о камни. Она была совсем близко — та страна, где, по слухам, живут люди; страна, о которой в пору его детства ходили легенды. Путь был долгим и многотрудным, но цель стоила того. Гигантский валун загородил ему обзор; трепеща от волнения, он взобрался на него и при свете заходящего солнца увидел страну своей мечты; радостно глядя на жалкую кучку домов, прилепившихся к подножию дальнего хребта, он вмиг позабыл и о жажде, и об устало ноющих мышцах.

На этот раз Улл не стал делать передышку. То, что он увидел, дало ему сил кое-как пробежать, проковылять, а под конец и проползти оставшиеся полмили. Ему казалось, будто он различает снующие среди хижин фигуры людей. Тем временем солнце — ненавистное, смертоносное солнце, принесшее гибель человечеству, — почти зашло за цепь гор, и до самого последнего момента Улл не мог быть уверен в деталях той картины, что стояла перед его взором. Но вот наконец и хижины.

Они были очень старыми — глиняные кирпичи веками сохранялись в условиях сухой неподвижной атмосферы гибнущей планеты. Вообще-то она, эта планета, не так уж сильно изменилась, если только не считать ее живой природы — трав да этих жалких последних людей.

Распахнутая настежь дверь ближайшей хижины висела перед ним на грубо сработанных деревянных крючьях. Уже смеркалось, когда Улл, до смерти усталый и разбитый, переступил порог и, до боли напрягая утомленные глаза, принялся искать взглядом долгожданные лица людей.

А спустя мгновение он повалился на пол и зарыдал, ибо за столом, откинувшись к стене, сидел в неестественной позе старый, давным-давно высохший скелет.

Наконец он встал — изнемогая от жажды, ощущая нестерпимую ломоту во всем теле и испытывая величайшее из разочарований, когда-либо выпадавших на долю смертного. Итак, он был последним живым существом на планете. Вся Земля перешла к нему в наследство — все страны и континенты, — и все это было ему в равной степени ни к чему. Стараясь не глядеть на белый силуэт, смутно вырисовывавшийся на фоне залитой лунным светом стены, он заковылял к двери и вышел на открытый воздух. Он бродил по пустынной округе в поисках воды и с грустью в душе разглядывал этот давно обезлюдевший поселок-призрак, сохранившийся благодаря неизменности атмосферы. Вон в той лачуге кто-то жил, а вот в этом месте делали сосуды из глины — теперь в этих сосудах была одна пыль. И нигде не было ни капли воды, которой он бы мог утолить свою жгучую жажду.

А потом, в самом центре этого небольшого селения, Улл увидел огражденный камнями провал колодца. Он сразу догадался о том, что это за штука; о таких сооружениях ему рассказывала Младдна. Издав радостный стон, Улл, шатаясь, добрел до колодца и оперся о парапет. Наконец-то он нашел то, что искал. Вода — пусть мутная, пусть стоячая, пусть в малом количестве, но все же вода — была перед ним.

Улл зарычал, как раненый зверь, и потянулся за цепью, на которой висело ведро. И тут рука его соскользнула с гладкой поверхности парапета, и он повалился грудью на предательски скользкий камень. Лишь одно мгновение он оставался в этом положении, а потом бесшумно рухнул в зияющую дыру.

Раздался легкий всплеск — воды внизу почти не было, и он ударился о камень, тысячелетия тому назад свалившийся на дно колодца, оторвавшись от его массивной кладки. Потревоженная вода постепенно затихла.

И только теперь, с уходом последнего человеческого существа — каким бы жалким и ничтожным оно ни было — наступила окончательная смерть Земли. Все бесчисленные поколения, все исторические эпохи, все империи и цивилизации сосредоточились в одной невзрачной скрюченной фигурке, невидящими глазами уставившейся в небо. Так вот в чем заключался истинный результат свершений человеческих — каким же чудовищным и неправдоподобным он должен был выглядеть в глазах презренных слабоумных мудрецов благополучных времен! Никогда больше не разнесется по планете оглушительный топот миллионов ног — не будет ни шороха ящериц, ни стрекота насекомых, ибо и эти твари сгинули бесследно. Отныне настала эра сухих стеблей и бескрайних равнин, заросших жесткой, как проволока, травой. Земля, равно как и ее холодная невозмутимая спутница Луна, навеки отдана во власть безмолвия и тьмы.