Стругацкие. Материалы к исследованию: письма, рабочие дневники, 1985-1991 - Светлана Бондаренко

С. Л.: В «Попытке» и потом в «Жуке»…

Б. Н.: То есть научное мнение совершенно однозначное: Странники — негуманоиды. Это ВНЕШНЯЯ угроза, это нечто внеземное. Все штыки должны быть направлены в Космос! Трудно придумать лучшее прикрытие.

В. Б.: Борис Натанович, а вот чисто логически это не укладывается: зачем вообще это нужно было? Только чтобы выиграть время?

Б. Н.: Конечно, конечно! Потому что людены, в общем-то, когда их «раскололи», оказались очень удачно…

В. Б.: Просто у нас было мнение, что если бы не подсовывать вообще всю эту историю, то КОМКОН бы не вышел на них никогда.

Б. Н.: Ее нельзя было не подсовывать! Людены прекрасно понимали, что невозможно свою деятельность сделать бесследной. Но они же все время работают! Вот вся эта громадная работа, которую они предприняли по фильтрации человеческих организмов, — ну разве можно было это сделать бесследно? Ну хорошо — там в случае с «синдромом пингвина» нашлись какие-то дурацкие объяснения. А все эти случаи — в Малой Пеше… ну мало ли, что там еще? — китообразные… Они прекрасно понимали, что все это рано или поздно должно попасть в сферу внимания спецслужб. Не может не попасть! Читайте меморандум Бромберга по этому поводу.

В. Б.: Борис Натанович, а вы сами представляли для себя, когда писали, хотя бы примерное содержание этих самых лакун? То есть — что произошло с китообразными?..

Б. Н.: Очень, так сказать, общо. Это мы не детализировали. Честно говоря, нас это не очень интересовало — вот все эти мелкие детали.

В. Б.: Вам просто надо было обойти все эти детали или просто показать значительность?..

В. К.: Это просто прием такой…

Б. Н.: Нет, нам надо было показать, как это все работает. Вы понимаете: вот сидят четыре — или сколько там их? — трое людей. И вроде все нормально, и высочайшая техника землян, а возникают лакуны. Почему? Это же, в общем-то, демонстрация сверхмощи люденов!

Ю. Ф.: Так в местах, в которых эта сверхмощь стала проявляться — Логовенко делал эти лакуны сознательно?

Б. Н.: Конечно!

Ю. Ф.: Или делал, как говорится, «от балды»? Вот захотелось ему и…

Б. Н.: Конечно, конечно! Это все делается для того, чтобы показать: несмотря на то, что картина прояснилась, осталась угроза, остался страх, осталась тайна. То есть — никакой казанцевщины, никакой ефремовщины! Никто не бросается друг другу в объятья, и никакие женщины не раздеваются, чтобы показать свое прекрасное тело. Нету этого! Тайна, страх, недоверие — никуда от этого не уйдешь, когда сталкиваются две суперцивилизации. Вот для чего нужны были эти лакуны. А кто-то здесь спросил… (Выясняется — весьма невнятно — кто что спросил.) А, нет, не так… Мне показалось, кто-то меня спрашивает: сами-то вы что имели в виду, когда писали…

Ю. Ф.: Борис Натанович, возвращаясь к тому, что эти факты попали в сферу деятельности спецслужб. Я не представляю… вернее — плохо представляю себе возможности спецслужб. Но свести все это в единое целое — это, по-моему, слишком… Все эти настолько разрозненные и настолько разнообразные факты привести к общему знаменателю, в единую версию…

Б. Н.: Вы о чем?

Ю. Ф.: О том, что вы сказали, что эту деятельность невозможно было скрыть и что она рано или поздно должна была попасть в сферу внимания спецслужб. Ну, попала бы, ну и что? Ну, кто-то занимался бы «синдромом пингвина», кто-то занимался бы Пешей, как у вас написано… Как они вышли бы друг на друга? Это самое обыкновенное необъясненное чрезвычайное происшествие. А… это самое… место чрезвычайного происшествия закрыто. В архив. Так они там и пылились бы, в архиве…

Б. Н.: Вот почему вы так пренебрежительно относитесь к спецслужбам?

М. Ш.: Но вы сами…

Б. Н.: У них там многофакторный анализ, у них там, поймите, люди, которые специально сидят для того, чтобы устанавливать возможные связи между явлениями, которые кажутся совершенно несвязанными. Ведь этим занимаются не только там, в XXII веке, — этим сейчас занимаются.

С. Л.: Борис Натанович, у вас же все-таки началось не с происшествия на Пеше, а с Тиссы. Отсюда…

B. К.: Но ведь это не дало никаких результатов!

C. Л.: Неважно, но уже сигнал был, и потому людены могли зашевелиться и подсунуть Тойво. Вот так. Это я просто на версию Бориса Натановича говорю.

М. Ш.: Нет, вы же сами пишете, что единственный человек, который начал это связывать, — это Тойво Глумов.

B. К.: …который воспринимал эту проблему всерьез в такой организации, как КОМКОН-2.

Б. Н.: Ну людены что — дураки? Они что — должны были ждать, пока появится не Тойво, а Шмойво…

C. Л.: Я про то и говорю…

Б. Н.: …который начнет копать не наружу, а внутрь?

С. Л.: Вот я и говорю, что это, может быть, просто, так сказать, засылка Тойво, если он шпион…

Б. Н.: Не лучше ли подослать своего человека…

С. Л.: Подготовка!

Б. Н.: …который будет разыгрывать фаната…

С. Л.: Да-да-да!

Б. Н.: …бредовой идеи, к которому никто серьезно относиться не будет и который будет все последствия неизбежных экспериментов люденов сводить к той гипотезе, которая выгодна, то есть направлять их все в Космос? Но это же элементарная комбинация любой спецслужбы!

М. Ш.: Нет, но… судя по длительности этого процесса, я не думаю, что он гораздо более длительный, чем если бы действительно кто-то другой этим занимался и копал внутрь. Каммерер-то сообразил!

Б. Н.: То есть, Миша, вы хотите сказать, что люденам нужно было понадеяться на авось? Авось не успеют, авось не сообразят, авось не разберутся… А если успеют? А если разберутся?

М. Ш.: Но ведь опять-таки…

С. Л.: Они не могли рисковать!

В. К.: Достаточно было держать своего человека в ближайшем окружении Каммерера — и все! Подглядывать…

Б. Н.: Его и держали.

В. К.: Не для принятия активных решений, а как глаза и уши.

Б. Н.: Вадим, я ведь… Во-первых, когда мы писали эту повесть, мы вовсе не имели в виду, что Тойво — люден. Конечно, он на самом деле не люден. Эта мысль пришла нам уже где-то в середине работы. И мы стали внимательно проверять: есть ли противоречия? И мы обнаружили, что этих противоречий нет. НЕТ. Все это можно интерпретировать так, а можно интерпретировать этак. Я ведь не хочу вам, Вадим, сейчас доказать однозначно. Заметьте, что и у Максима доказательства-то… Ведь то, что он там пишет по этому поводу, это же детский лепет! Ну вспомните эту жалкую фразу, которую он пишет. Что-то вроде того: «Ей-богу, честное слово, это не так». Ну что это такое? Это же несерьезно! Ему же тоже нечего сказать в ответ на эту версию на самом деле! Он не может ее опровергнуть.

В. К.: Он просто говорит, что он думает, пишет мемуар…

Б. Н.: Что он думает… Еще дело темное, что на самом деле Каммерер думает.