Моммзен Т. История Рима. - Теодор Моммзен

Как и в годы крайней опасности, Рим снова поставил на ноги двадцать три легиона; он призвал добровольцев и стал набирать рекрутов среди людей, которых закон освобождал от военной службы. Гасдрубал появился по сю сторону Альп так скоро, как того не ожидали ни друзья, ни недруги (547) [207 г.]; галлы, уже привыкшие к переходу через их владения чужеземных армий, пропустили Гасдрубала через свои проходы за хорошую плату и снабдили его армию всем, в чем она нуждалась. Если в Риме и намеревались занять выходы альпийских проходов, то по-прежнему опоздали; уже были получены известия, что Гасдрубал стоит у берегов По, что он призывает галлов к оружию с таким же успехом, с каким некогда делал то же его брат, и что Плаценция осаждена. Консул Марк Ливий отправился в северную армию; ему уже давно следовало бы находиться на месте. Этрурия и Умбрия были охвачены брожением; выходившие оттуда добровольцы усиливали финикийскую армию. Коллега Ливия Гай Нерон призвал к себе на помощь из Венузии претора Гая Гостилия Тубула и поспешил во главе 40-тысячной армии преградить Ганнибалу дорогу на север. Ганнибал собрал все свои войска на бреттийской территории и, продвигаясь вперед по большой дороге, которая ведет из Региона в Апулию, встретился с консулом подле Грумента. Дело дошло до упорного сражения, в котором Нерон приписал себе победу; однако Ганнибал успел, хотя и не без потерь, ускользнуть от неприятеля; он совершил одно из тех искусных обходных движений, к которым и прежде не раз прибегал, а затем беспрепятственно достиг Апулии. Там он остановился, расположившись лагерем сначала подле Венузии, а потом подле Канузия; следовавший за ним по пятам Нерон останавливался и тут и там вблизи от него. По-видимому, не подлежит сомнению, что Ганнибал останавливался добровольно и что не римская армия мешала ему двигаться далее; следует полагать, что он остановился именно там и не пошел далее на север вследствие предварительного соглашения с Гасдрубалом или потому, что ожидал каких-либо известий о движениях Гасдрубала, но каких именно — нам неизвестно. В то время как две армии стояли в бездействии одна против другой, нетерпеливо ожидаемая в лагере Ганнибала депеша от Гасдрубала была перехвачена сторожевыми постами Нерона; она извещала, что Гасдрубал намеревался идти по Фламиниевой дороге, поэтому будет сначала подвигаться берегом моря, а потом, перейдя через Апеннины подле Фана, пойдет на Нарнию, где надеется соединиться с Ганнибалом. Нерон тотчас дал столичному резерву приказание идти на Нарнию, так как там предполагали соединиться две неприятельские армии; взамен этого в столицу был отправлен отряд, стоявший подле Капуи, и был сформирован новый резерв. Уверенный, что Ганнибал ничего не знает о намерениях брата и будет по-прежнему ждать в Апулии, Нерон решился за смелое предприятие: с небольшим отборным отрядом из 7 тысяч человек он двинулся форсированным маршем к северу в надежде, что при содействии коллеги ему удастся заставить Гасдрубала принять сражение; он мог это сделать потому, что оставленная им римская армия все-таки была достаточно сильна, чтобы выдержать нападение Ганнибала или идти вслед за ним и прибыть в одно время на место решительной битвы, в случае если бы Ганнибал двинулся вперед. Нерон нашел своего коллегу Марка Ливия подле Сены Галльской ожидающим появления неприятеля. Оба консула немедленно выступили против Гасдрубала, которого застали за переправой через Метавр. Гасдрубал, желая избежать битвы, попытался ускользнуть от римлян, но его проводники покинули его: он сбился с пути в незнакомой ему местности и был настигнут римской конницей, которая задержала его до прибытия римской пехоты, так что он уже не мог избежать сражения. Гасдрубал поставил на своем правом фланге испанцев и впереди их десять слонов, а галлов — на левом и предоставил их самим себе. На правом фланге исход борьбы оставался невыясненным и командовавшего там консула Ливия сильно теснил неприятель; наконец Нерон, повторяя тактически свое стратегическое движение, оставил неподвижно стоявшего перед ним врага и, обойдя свою собственную армию, напал на фланг испанцев. С трудом одержанная и очень кровопролитная победа была полной; неприятельская армия, которой некуда было отступить, была истреблена, а ее лагерь был взят приступом. Когда Гасдрубал убедился, что превосходно веденное сражение проиграно, он, как и отец, стал искать и нашел почетную смерть воина. И как полководец и как человек он был достойным братом Ганнибала. На следующий день после битвы Нерон снова выступил в поход и после почти двухнедельного отсутствия снова занял позицию в Апулии против армии Ганнибала, до которой еще не дошло никаких известий о случившемся и который еще не трогался с места. Эти известия доставил ему консул в виде головы брата, которую римлянин приказал перебросить неприятельским сторожевым постам, отплатив таким способом великому противнику — считавшему для себя унижением воевать с мертвыми — за почетное погребение Павла, Гракха и Марцелла. Ганнибал понял, что его ожидания были напрасны и что все кончено. Он покинул Апулию, Луканию и даже Метапонт и отступил со своей армией на бреттийскую территорию, гавани которой остались его единственным прибежищем. Благодаря энергии римских полководцев и еще более беспримерно благоприятному стечению обстоятельств Рим избавился от опасности, которая была так велика, что вполне оправдывала упорство, с каким Ганнибал держался в Италии и которую можно было поставить наравне с опасностью, грозившей Риму после битвы при Каннах. Ликованию римлян не было границ; все снова принялись за свои дела со спокойствием мирного времени, так как все сознавали, что война не грозит серьезными опасностями.

Однако в Риме не спешили доводить дело до конца. И государство и граждане были истощены чрезмерным напряжением всех нравственных и материальных сил, поэтому все охотно предались беспечности и спокойствию. Войско и флот были уменьшены; римские и латинские крестьяне возвратились в свои разоренные хутора; государственная казна была пополнена продажей некоторой части кампанских государственных владений. Государственное управление было реорганизовано, и было покончено со всеми укоренившимися нарушениями; было приступлено к возврату добровольных ссуд на военные издержки, а с латинских общин были взысканы недоимки с прибавкой тяжелых процентов. Военные действия в Италии приостановились. Блистательным доказательством стратегических дарований Ганнибала и конечно также неспособности противостоявших ему римских полководцев служит то, что с того времени он еще в течение четырех лет оставался открыто в Бреттийской области и что несравненно более сильные его противники не могли принудить его ни укрыться в крепостях, ни отплыть с армией на родину. Конечно, он был вынужден отступать все далее и далее не столько вследствие ничего не решавших сражений, в которые он вступал с римлянами, сколько вследствие того, что он все менее и менее мог полагаться на своих бреттийских союзников и в конце концов мог рассчитывать только на те города, которые были заняты его войсками. От обладания Туриями он отказался добровольно, а Локры были у него отняты войсками, высланными для этой цели из Региона по распоряжению Публия Сципиона (549) [205 г.]. И словно его замыслам было суждено наконец найти блистательное одобрение со стороны тех самых карфагенских властей, которые помешали их успеху, — эти власти сделали попытку снова воскресить их из страха перед ожидаемой высадкой римлян (548, 549) [206, 205 гг.]: они послали Ганнибалу в Италию и Магону в Испанию подкрепления и субсидии с приказанием снова раздуть пламя войны в Италии и тем дать хотя бы некоторую отсрочку дрожавшим от страха владельцам ливийских загородных домов и карфагенских лавок. Также и в Македонию было отправлено посольство с поручением склонить Филиппа к возобновлению союза и к высадке в Италии (549) [205 г.]. Но уже было поздно. За несколько месяцев до этого Филипп заключил мир с Римом; хотя предстоявшее политическое уничтожение Карфагена и было для него неудобно, он — во всяком случае открыто — ничего не предпринял против Рима. В Африку был отправлен небольшой македонский отряд, который, по уверению римлян, содержался за счет самого Филиппа; это было бы вполне естественно, но, как видно из дальнейшего хода событий, римляне не имели на это никаких доказательств. А о высадке македонян в Италии даже и не думали. Серьезнее взялся за свою задачу младший из сыновей Гамилькара, Магон. С остатками испанской армии, которые он сначала перевез на Минорку, он высадился в 549 г. [205 г.] подле Генуи, разрушил этот город и призвал к оружию лигуров и галлов, которых по обыкновению привлекали толпами золото и новизна предприятия; он даже завел сношения по всей Этрурии, где политические процессы не прекращались. Но приведенных им войск было слишком недостаточно для серьезного нападения на Италию, а Ганнибал располагал такими незначительными силами и до такой степени утратил свое влияние на южную Италию, что не был в состоянии двинуться навстречу Магону. Карфагенские правители не желали спасения своего отечества, когда оно было возможно, а теперь, когда они его желали, оно было уже невозможно.