Линкор «Альбион» - Борис Вячеславович Конофальский

нас нет. Клиент может созреть в любую минуту. В любую… Он ведь сидит на своём чугунном корыте три дня безвылазно. Может в любую минуту поехать проветриться.

Варганов и сам это прекрасно понимал, а посему, не сказав ни слова своему начальнику, завернул бомбу обратно в бумагу и пошёл к дверям склада.

— Сосредоточенный какой, — восхитился Самуил.

— Они всё сделают, — заверил его брат Ярослав.

— Ну, тогда и я постараюсь, попробую, может что и выйдет.

⠀⠀ ⠀⠀

*⠀ *⠀ *

⠀⠀ ⠀⠀

Конечно же, они не выспались. Пока помылись в прекрасной ванной — ну как в такой было не помыться, хотя бы напоследок, — пока Зоя готовила ужин, пока они ужинали… в общем, когда они пошли в постель, было уже очень поздно.

А потом ещё Генрих не давал ей спать. В общем, когда они заснули, был уже час ночи, а когда ещё не было и четырёх, им пора уже было вставать.

Завтракать они не стали: умылись, оделись с тем расчётом, что их ждёт долгий путь, собрали свои немногочисленные вещи и, оставив ключ возле спящей консьержки, вышли из дома, который со всей уверенностью моги считать первым своим общим домом. Генрих взял её саквояж, а выйдя на улицу, где ещё вовсю горели фонари, первый раз за всё время их общения взял её не под руку, а за руку. И Зое было даже приятно; и пусть это происходит на улице, всё равно никто не видит, и даже если бы видел, она не убрала бы руку и не стала бы стесняться, лишь бы он не грустил больше, как вчера вечером. И ещё девушка понимала, что ему придётся как-то попрощаться с родными. И она очень надеялась, что это будет прощание посредством телеграммы, так как визит Генриха домой, даже минутный, будет весьма опасным делом. И, честно говоря, Зоя не знала, что будет делать, если он захочет перед отъездом повидать своих родных. Она не была уверена, что сможет его отговорить от этой затеи.

Ночь кончалась, и ночные гуляки уже исчезли с улиц, а утро ещё не наступило; в общем, улицы были пусты, и им пришлось пройти три квартала, прежде чем они нашли дремавшего под фонарём извозчика. Но, к удивлению Генриха, Зоя почему-то попросила отвезти её не на станцию дилижансов, которая находилась где-то на юге и с которой можно было безопасно покинуть город; она, усевшись на пассажирский диван, произнесла:

— Альтона, пожалуйста. Доедем — я скажу, куда везти.

— Как пожелаете, фрау, — хрипловато спросонья отвечал извозчик.

«Фрау! Он сказал «фрау». Меня теперь всегда будут звать «фрау», — эта мысль для девушки стала неожиданностью. С одной стороны, это было новое и волнующее ощущение. — И как я теперь буду называться — фрау Ройке?». И тут же ей стало немного грустно. Кажется, даже захотелось заплакать. Ведь теперь она и вправду «фрау», навсегда.

Девушка вяла за руку сидящего рядом Генриха и крепко сжала её. И он молча ответил ей тем же, да ещё и поцеловал в губы — всё равно никто не видит. А потом спросил тихо:

— Мы будем уезжать из города на север?

— Нет, просто перед отъездом мне нужно заскочить на один телеграф. На круглосуточный.

— На телеграф? — спросил Генрих, но этот вопрос был скорее риторический; кажется, он уже начинал понимать, что на большинство его вопросов его юная и прекрасная женщина скорее всего не ответит. А экипаж катил по пустому ночному городу, меж домов с чёрными окнами, двигался от фонаря к фонарю, Зоя по-прежнему держала своего мужчину за руку.

«Фрау Ройке!» В общем, она была не против, вот только как быть с уставом монастыря?

⠀⠀ ⠀⠀

*⠀ *⠀ *

⠀⠀ ⠀⠀

Едва-едва солнце с востока стало красить дома, как они доехали до нужного девушке места.

— Мы сойдём здесь, — произнесла она и расплатилась.

Когда экипаж уехал, молодой человек огляделся и спросил:

— А где же телеграф, на который мы ехали?

— Он за углом, на соседней улице. Просто я не хотела, чтобы извозчик знал, куда мы ехали, — отвечала ему девушка.

И Генрих почему-то этому совсем не удивился; он уже давно понял, что случай свёл его с очень необычной женщиной. А Зоя ему ещё и говорит:

— Генрих, может быть, вы дадите телеграмму своей матушке?

— Телеграмму? — он шёл по мостовой, нёс их вещи, и девушка не могла видеть его лица, но по его тону сразу поняла, что её мужчина сразу после её слов снова стал мрачен, снова загрустил. — И что же мне написать моей матушке? Мама, простите меня, я угнал с папиной фирмы коляску, на которой ограбил ювелиров, и теперь должен бежать. Посему прощайте, ваш Генрих! Такую телеграмму дать матери?

— Нет, не такую, — Зою чуточку раздражал его этот тон, но она старалась быть сдержанной. — Напишите вот что: «Мама, дорогая, абсолютно случайно мне представилась возможность попасть на цеппелин «Эдинбург» младшим техником. Мои знания проверили и взяли меня на борт. Когда вы будете читать эти строки, я уже буду лететь в Шотландию, а оттуда сразу полечу в Дублин. Учитывая, что это трансатлантический цеппелин, возможно, уже через двое суток я буду в Галифаксе. Я счастлив, мама. Как буду там, обязательно вам напишу. Ваш любящий сын Генрих».

Тут Ройке остановился и в который раз посмотрел на свою любимую женщину с удивлением.

— Как вы так ловко всё придумываете?

— Не стойте, Генрих, не стойте, у нас мало времени, — Зоя обернулась, но продолжала движение.

— А потом придут полицейские и расскажут ей, что я грабитель, — он всё-таки сомневался, но снова пошёл за девушкой.

— Ну и пусть, главное — ваша матушка будет знать, что с вами всё в порядке. — Зоя почти не помнила свою мать, и маму ей с детства заменяла наставница мать Пелагея, тем не менее девушка добавила:

— И ещё мне кажется, что ваша матушка в душе будет больше верить вашей телеграмме, чем каким-то мерзким полицейским.

И тут Ройке не стал с нею спорить. Он подумал, что его юная и не по годам мудрая женщина, может быть, и в этом права.

В это утро Зоя не зря поехала через половину города, чтобы попасть именно в этот телеграф. Именно сюда для неё могла прийти телеграмма из Зальцбурга, то есть из центра. Перед тем, как покинуть город, девушка хотела убедиться, что для неё телеграмм нет. Заодно хотела сообщить Джеймсу, что дело сделано и теперь они занимаются реализацией, ну и облегчить отъезд Генриху, который отсюда мог