Испытание огнем. Сгоравшие заживо - Одинцов Михаил Петрович

Капитан Серебряный после госпиталя стал еще бесшабашнее, пьет чуть ли не каждый день — где он только добывает водку? — на замечания Туманова не обращает внимания, и между командиром и штурманом образовалась заметная трещина, чем можно воспользоваться. К Пикалову Серебряный по-прежнему благоволит, по пьянке клянется ему в преданности и дружбе, желает летать в одном экипаже. А поскольку радиста у Туманова пока нет, а комэск то полетами руководит, то в штабе дивизии дежурит, Пикалов выполняет желание штурмана, планирует себя на боевые вылеты в экипаже Туманова, что еще более привязывает Серебряного к начальнику связи эскадрильи. Они вместе ходят на занятия, в столовую, вместе проводят досуг, когда выдаются свободные от службы минуты.

Сегодня, едва Пикалов закончил занятия с радистами, в класс вошел Серебряный и весело подмигнул ему:

— Есть шансы встретить Новый год по высшему разряду. Желаешь?

— В нашей-то дыре? — усомнился Пикалов, нарочито поддразнивая Ваню, чтобы тот быстрее выложил свои карты.

— Почему в нашей? В семи километрах от нас есть отличное рыбацкое село, Булак называется. Так вот, оттуда пришло приглашение отпраздновать Новый год вместе с ними в их клубе.

— Топать в такую погоду семь километров — уволь, братец. Я пас, — не согласился Пикалов.

— Ну и дурак, — констатировал Серебряный. — Там такие девочки! Полтора года мужчин не видели. Представляешь?

— Не очень. Даже если Омеля кого-то и отпустит туда, то часам к двум ночи прикажет явиться в полк. Мало ли какие могут поступить вводные.

— Не поступят, — стоял на своем Серебряный. — Ветродуи на целую неделю дают плохую погоду. И Омеля разрешил отпустить в Булак по восемь человек из эскадрильи.

— А Хмурый твой идет? — как бы между прочим поинтересовался Пикалов.

— Нет. Все о своей Рите тоскует… Да без него и лучше. Надоел он мне со своими нравоучениями. Так махнем?

Пикалов еще немного поманежил друга, помолчал и с улыбкой развел руками:

— Ну коли там девочки…

Омельченко для поездки в Булак выделил крытую грузовую автомашину, но, как Пикалов и предполагал, приказал всем к двум часам ночи быть в гарнизоне.

— Ну это как обстоятельства сложатся, — усмехнулся Серебряный…

Перед поездкой Ваня успел пропустить рюмку и, сидя в машине, сыпал такие небылицы, от которых товарищи то и дело хватались за животы.

Из клуба уже неслась музыка, и, едва машина остановилась, встречать летчиков вышли две молодые бойкие женщины, назвавшиеся Полиной и Антониной. В зале Пикалов рассмотрел их: обе симпатичные, любящие и умеющие поговорить — они так и сыпали приветствия летчикам, ведя их к сцене, где стояло несколько скамеек; Полина — высокая, крепкой кости, Антонина — среднего роста, но тоже плотная, крутобедрая, с сильными, жесткими от воды и ветров руками. Им было лет по двадцать пять, а судя по кольцам на безымянных пальцах правой руки, обе замужние.

— Беру на прицел Антонину, — шепнул Пикалову Серебряный.

— Не торопись, здесь есть моложе и лучше, — так же шепотом ответил Пикалов.

В середине зала под звуки вальса кружилось несколько девушек, и, хотя освещение было слабенькое — на стенах висели обыкновенные керосиновые лампы, — Пикалов успел рассмотреть красивые мордашки.

Полина и Антонина провели гостей к сцене и с радушной улыбкой гостеприимных хозяек предложили им осмотреться, выбрать себе партнерш и веселиться до одиннадцати часов. В одиннадцать все приглашались в столовую на праздничный ужин.

Полина и Антонина ушли. Танец кончился, и девушки выстроились вдоль стен, с любопытством рассматривая прибывших, перекидывая взгляды с одного на другого. Пикалов обратил внимание, что с него не спускает глаз невысокая красивая шатенка. Серебряный тоже заметил это и толкнул друга в бок

— Крути виражи, Миша, два пулемета нацелили тебе прямо в сердце.

— Спасибо за предупреждение, — поблагодарил Пикалов. — С такой можно потягаться. — В это время снова заиграла музыка, и старший лейтенант расправил плечи. — Прикрой, Ваня, иду в атаку.

Девушка сделала вид, что не заметила направившегося к ней высокого командира, отвела взгляд в сторону и повернула голову лишь тогда, когда он произнес:

— Разрешите?

На ее лице не отразилось ни малейших эмоций, словно минуту назад она и не наблюдала за ним. «Ну, погоди, — мысленно пригрозил Пикалов, — я отплачу тебе за показное равнодушие». И сразу же нанес удар:

— У вас здесь очень мило. И женщины — сама прелесть, добрые, гостеприимные. Особенно вон та, высокая. Это ваша начальница?

— Да, наш бригадир, командир по-вашему, — чему-то усмехнулась шатенка. — С первых дней войны командует. Успешно командует, бригада ежемесячно почти вдвое план перевыполняет, и имя Полины Шажковой известно в стране получше, чем некоторых летчиков. Кстати, вы летчик?

— Летаем помаленьку, — преднамеренно принизил свою роль Пикалов и громко вздохнул.

Она клюнула на его приманку.

— А почему такой вздох? Потому что «помаленьку» или потому что «летаем»?

— Вы опасная женщина, ловите на слове.

— Ну что вы… Я только посочувствовала. Очень уж рисковая у вас профессия.

— По-моему, рыбу ловить — тоже опасно. Совсем это не женское дело.

— А я не рыбачка. Здесь оказалась по воле случая — немцы загнали.

— Нынче многие «по воле случая». И откуда же вы?

— Издалека. Из-под Киева. Слыхали такой городок — Хмельницкий?

— Слыхал. В школе проходили. И как это вам удалось вырваться оттуда? Там немцы быстро наступали.

— Муж помог. Он у меня тоже летчик. Истребитель. Думала, в Ростове пережду, потом в Сальске… А пришлось вот аж куда.

— И чем же вы здесь занимаетесь?

— Помогаю лечить больных, я медсестра. — Она вдруг спохватилась: — Видите, какая я болтушка, все о себе выложила. А о вас, кроме того, что вы летчик, ничего не узнала.

— А почему вы решили, что я летчик?

Она удивленно вскинула свою черную красивую бровь:

— Разве ваша форма ни о чем не говорит?

— Форма? — усмехнулся теперь Пикалов. — Недавно к нам на аэродром приходит старушка и спрашивает: «Где у вас тут летчик, который кастрюли чинит?»

Женщина рассмеялась.

— Нет, мой муж кастрюли не умел чинить. А вы умеете?

Он покачал головой:

— К сожалению. А сейчас, говорят, очень выгодная профессия.

— Какая же ваша профессия? Штурман, начальник связи эскадрильи?

— Вы даже такие подробности знаете? — Его и в самом деле удивила ее осведомленность: многие жены, как и та старушка, считали, что если муж служит в авиации, значит — летчик

— Я была любящая жена, — с гордостью и улыбкой подчеркнула женщина, — и меня интересовало все связанное с профессией мужа.

— Вот теперь я поймаю вас на слове: почему «была»? — Ему нравилось играть с ней, и он чувствовал, что с этой женщиной можно легко договориться и неплохо провести ночь. Но обострять отношения с командованием полка ему не хотелось, и он «прощупывал» ее просто так, для интереса, ни на что не рассчитывая.

— «Была» потому, что давно о муже ничего не знаю. Мне сообщили, что муж выбыл по ранению, а куда… Никаких следов найти не могу. — Она глубоко вздохнула. — Нет никого несчастнее жен летчиков. А вы женаты?

— Нет, — покачал он головой. — Я не хочу делать несчастными красивых женщин. Лучше дарить им счастливые мгновения.

Она кокетливо закусила нижнюю губку, будто он озадачил ее своим откровенным признанием.

— А вы не из робкого десятка, — наконец сделала она вывод. — А я-то подумала — пай-мальчик. Мне даже показалось, что вы из тех летчиков, кто боится высоты.

Где он слышал эту фразу? Она… Блондине?

— Что же вы молчите? Разве я ошиблась?

Она ждет отзыв… Пожалуйста.

— Вы ошиблись в другом, — начал он тоже с вводной. — Чем больше высота, тем безопаснее. Точнее, чем дальше от земли, тем спокойнее.

— Вот теперь понятно, — обрадованно улыбнулась она. — Наконец-то разыскала вас. Далеко ж вы забрались.