Наследство. Огонь и меч - Саймон Браун

— Д-доброе утро, сестра, — весело поздоровался Олио.

— Я правильно поступаю? — сразу же спросила она и у него.

Олио бросил взгляд на Хариана; секретарь поднял брови, но ничего не сказал, а затем вышел.

— В чем?

— Не валяй дурака, — резко сказала она, а затем закрыла глаза. — Извини.

— Ты любишь Сендаруса? — осторожно спросил Олио.

— Всем сердцем.

— Значит, ты волнуешься о королевстве.

— Я его королева, — кивнула Арива.

— Но ты еще и женщина. Никакое королевство не требует, чтобы его правительница сохраняла целомудрие. — И он улыбнулся своему выбору слов, отлично зная, что с целомудрием как раз сложностей не возникало. — Или безбрачие.

— Но замужество не с кем-либо из Двадцати Домов?

— Наша мать тоже вышла не за кого-то из Двад… — Олио со стуком закрыл рот и мысленно обругал себя.

— И произвела на свет Линана.

— Но ты-то в-выходишь не за простолюдина, — возразил Олио. — Ты выходишь замуж за принца.

— И вступая в брак, заключаю союз.

— Невозможно з-заключать союз с покоренной п-провинцией.

— Выходя замуж за Сендаруса, я поднимаю Аман с колен. Ему больше не нужно преклоняться перед Кендрой.

— М-может, это не так уж и плохо.

Арива посмотрела на него с чем-то, похожим на отчаяние.

— Ты это серьезно?

— Да, если Гренда-Лир хочет быть чем-то большим, чем Кендра.

— Хотелось бы верить. Но я все гадаю: а не выдумываю ли я всяческие оправдания моей любви к Сендарусу?

— М-могущество Двадцати Домов д-должно быть снижено. А привнесение новой королевской крови поможет это сделать. — Его слова, похоже, не убедили Ариву. Он подошел к ней и взял ее руки в свои; они оказались удивительно холодными на ощупь. — Хоть я и не думаю, что на Тиире есть кто-то, равный тебе, Сендарус, подозреваю, к этому ближе всех. Ваш союз усилит королевство, уж в этом-то я уверен.

Арива наклонилась и поцеловала брата в щеку.

Тот застенчиво улыбнулся и, отступив на шаг, развел ее руки в стороны, чтобы как следует рассмотреть ее.

— Ты ве-великолепна.

— Я чувствую себя заледеневшей, — тускло ответила она.

Олио озабоченно поглядел на нее, но она отказывалась встретиться с ним взглядом.

— Ничего, согреешься, когда рядом с тобой будет Сендарус, — утешил он, надеясь, что это окажется правдой.

Дворцовый служащий, которому Харнан поручил проводить Марина к сыну, терпеливо ждал аманитского короля у входа в гостевое крыло. Марин, вместе с несколькими помощниками и телохранителями, стоящими рядом, все еще разглядывал город из окна дворца. По выражению лица короля слуга видел, что тот изумлен увиденным. Он был недалек от истины, но происходящее в данный момент в голове короля было потоком более сложных чувств.

«Вы только посмотрите на величину этого местечка! Я знал, что оно огромно, но и понятия не имел, до какой степени». Его собственная столица, Пилла, считалась одним из самых больших городов на континенте, но по масштабу была несопоставима с Кендрой. «И мой сын женится на ее хозяйке».

Он покачал головой и грустно улыбнулся самому себе. Кендра произвела на него такое сильное впечатление, что он запросто мог ошибочно принять ее за все королевство, и впервые понял, отчего граждане Кендры могли стать надменными. «Их гордость не назовешь беспочвенной».

Он услышал, как служащий вежливо кашлянул. Отвернувшись от панорамы города, король проследовал за провожатым в крыло для гостей, где снова остановился. Каменные стены по обе стороны от него высились, словно горные склоны. Потолок казался таким далеким, что мог быть чуть ли не небом. Он заметил, что спутники его охвачены ничуть не меньшим трепетом. «Мы должны казаться этому писаришке неотесанными сельскими мужланами», — подумал Марин.

— Ну, может так оно и есть.

— Ваше величество? — не понял писец.

Марин покачал головой.

— Где мой сын?

— Покои принца неподалеку отсюда; не последуете ли за мной…

Они проходили через залы с гобеленами во всю стену, мимо настенных росписей и фресок, пестрящих цветами, как летний луг. Вокруг сновали служащие и придворные, а иногда и знатные особы, безмолвно кивая в знак приветствия. Они миновали стену, часть которой состояла из сплошного куска стекла, и на один захватывающий миг гости увидели залив Пустельги, лежащие за ним земли и огромную, раскинувшуюся на переднем плане Кендру, вписанную в пейзаж, словно картина в раму.

Наконец служащий замедлил шаг возле галереи, пересекавшей их путь под прямым углом, свернул налево и остановился перед большой двустворчатой дверью. Постучавшись, он открыл створки и посторонился, давая войти Марину и его свите.

Сендарус, окруженный слугами, помогавшими ему одеться, выглядел, словно фруктовое дерево, атакованное стаей птиц. Принц стоял спиной к двери. А в другом конце залы, неотрывно глядя в окно, стоял Оркид.

— Кто там? — не оборачиваясь, спросил Сендарус.

Никто из слуг не узнал Марина, но все догадались, кем он должен быть, и отошли от принца, чтоб тот сам мог обернуться и посмотреть. При виде отца лицо его расплылось в широкой улыбке, но Марин приложил палец к губам — и озадаченный Сендарус ничего не сказал. Марин подошел к Оркиду и, встав у него за спиной, посмотрел через его плечо туда же, куда и он. Вдали виднелись самые высокие горы в Амане, нечеткие и темные на фоне горизонта.

— Скучаешь по дому? — спросил Марин.

Оркид кивнул.

— Все больше и больше. — Он нахмурился. Голос походил на голос Сендаруса, но был более глухим, более низким. Канцлер оглянулся через плечо и увидел Марина. Челюсть у него так и отвисла.

— Ну здравствуй, брат, — сказал Марин и раскрыл объятия.

Оркид вскрикнул от радости и обнял брата, колотя его по спине.

— Владыка Горы! — воскликнул он. — Владыка Горы! Я знал, что ты сумеешь!

Марин столь же горячо обнял его. Они отстранились, но по-прежнему держали друг друга за руки.

— Наш корабль причалил меньше часа назад. Шторм задержал нас за четыре дня пути до Кендры.

— Я уж думал, мы утонем, — добавил голос из свиты Марина.

— Амемун! — дружно воскликнули Сендарус и Оркид.

Старый аманит поклонился им.

— Во плоти, и не благодаря морским богам.

— Амемун преувеличивает, — возразил Марин. — Через день шторм закончился.

— Через два дня, — огрызнулся Амемун. — И я ничуть не преувеличиваю.

Братья все еще держались за руки, словно боялись, что если разожмут их, то не увидятся друг с другом еще двадцать лет. Сендарус подошел к ним и положил руку отцу на плечо.