Ящик водки - Альфред Кох

«Команда» во главе с Анатолием Чубайсом позвала меня в Москву в 1993 году – надо было заканчивать ваучерную приватизацию, ее график горел, и в руководстве Госкомимущества просто не хватало рабочих рук…На финише ваучерной приватизации, в конце 1993 года, мы испытывали катастрофическую нехватку времени и выбрасывали на рынок все новые и новые предприятия, чтобы народ успел отоварить чеки. Пахали мы тогда круглосуточно, с короткими перерывами на сон, на чае и пирожках. Потому что жизнь могла очень круто повернуться и у страны в целом, и у нас лично – если бы приватизационные чеки были отоварены не полностью, а, скажем, наполовину, как это и было на 1 января 1994 года. К этому дню, строго говоря, чековая приватизация должна была быть закончена, но ее пришлось продлить на полгода, по 30 июня 1994 года.

Что же мы получили к этому дню? Приватизационный чек предоставил каждому гражданину Российской Федерации равное право на получение доли государственной собственности. В результате базовая задача – формирование слоя частных собственников – была выполнена, владельцами акций приватизированных предприятий и чековых инвестиционных фондов стали более 40 миллионов россиян (более 30 % населения). По нашим данным, «вернулось» назад около 98 % от общего количества выданных чеков: мы выдали их 151,45 миллиона, а собрали 148,58 миллиона (в том числе по закрытой подписке 25,99 миллиона штук (17,2 %), на чековых аукционах 114,69 миллиона штук (75,7 %), иными способами – 7,9 миллиона штук (5,2 %). Осталось в обращении 2,87 миллиона чеков (1,9 %). Было приватизировано около 116 тысяч предприятий, или около половины всей экономики. Образовавшийся частный сектор включал в себя на тот момент свыше 25 тысяч акционерных обществ. В негосударственном секторе экономики в результате приватизации 1992–1994 годов стало производиться более половины валового внутреннего продукта. Показательно, что и критики, и сторонники чековой приватизации сходятся в одном: количественный успех программы массовой приватизации бесспорен и очевиден.

Ваучерный этап приватизации я бы сравнил с «нулевым циклом» строительства. И хотя нас обвиняли в том, что простой советский человек не стал в результате Рокфеллером, что не удалось выполнить многие иные задачи, которые хоть и ставились перед началом приватизации, но объективно и не могли быть решены так скоро, а более эмоциональные оппоненты называли ваучерную приватизацию не иначе как «аферой века», несколько фундаментальных задач российской экономики были решены. Во-первых, государство перестало быть монополистом в экономике страны – в России появился широкий слой частных собственников. Во-вторых, во многом благодаря именно ваучеру возник рынок ценных бумаг. Появились чековые инвестиционные фонды, в обиход вошли слова «брокер», «регистратор», «депозитарий». И наконец, появление 40 миллионов акционеров, которые с помощью приватизационного чека осваивали азы рыночной экономики, стало залогом того, что мы неизбежно должны были прийти к нормально функционирующей системе корпоративных отношений.

Безусловно, правила игры в ходе чековой приватизации не были идеальными, и, вернись мы в 1992 год, возможно, постарались бы кое-что сделать иначе. Например сегодня совершенно ясно, что, поддавшись популистским настроениям и предпочтя во многих случаях закрытую подписку на акции по второму варианту льгот, мы на длительное время фактически «зарубили» инвестиционное будущее многих предприятий. Это ничего не дало и самим членам трудовых коллективов – кроме задержек с выплатой зарплаты и зачастую просто смешных дивидендов по итогам года.

Вторая наша ошибка была связана с закреплением пакетов акций в государственной собственности по принципу «как бы чего не вышло». Это напоминало собаку на сене – и управлять эффективно сами не могли, и денег на развитие не давали, но и других не допускали.

Еще одна грустная «песня» – инвестиционные конкурсы. Они стали, к сожалению, в основном конкурсами обещаний – побеждал в них тот, кто больше других обещал. Зачастую большая часть так и оставалась обещаниями.

Но в целом же итоги ваучерной приватизации были безусловно позитивными, и никто не сможет убедить меня в обратном. Приватизация способствовала формированию частного сектора, становлению фондового рынка, дала возможность привлечения инвестиций через ценные бумаги, предопределила конкуренцию и сформировала альтернативу рынку госбумаг… Ваучерную приватизацию я и сегодня не считаю ни слишком поспешной, ни слишком формальной. Стоило ли ее проводить? Стоило. Без этого у нас не было бы ни победы на президентских выборах 1996 года, ни фондового рынка, привлекающего сегодня миллиарды долларов инвестиций. Было сделано гигантское дело, которое, по сути, придало необратимый характер политическим и экономическим реформам в стране…»

Прочитал, и чем-то далеким повеяло. Тридцать три года. Как говорится, возраст Христа. Вот хоть что-нибудь по значимости и масштабности и, заметим, по позитивности для страны было сделано после этого? Ну вот – что? Укрепление властной вертикали? Хе-хе. Нету… Только одно это и изменило лицо страны. Изменило и всех нас. А Игорек говорит – реституция. Какая, на фиг, реституция? Приватизация – вот самый лучший ответ на национализацию!

И наконец, не могу оставить без ответа критику Александра Исаевича. Оставляю на его совести пассаж относительно того, что якобы во второй половине 1994 года, буквально за несколько месяцев, вся собственность страны была за бесценок роздана узкой группе дельцов. Это просто не так. Во второй половине 1994 года мы практически остановили приватизацию, поскольку нужно было переналадить систему с ваучерных на денежные продажи.

Если же он имеет в виду залоговые аукционы, то они проходили в 1995 году и на них продавалась отнюдь не вся собственность. На залоговых аукционах было выставлено от силы пятнадцать лотов. Да, больших, да, вкусных – но это далеко не вся российская экономика. (В следующей главе я дам подробный комментарий про залоговые аукционы, поскольку и год как раз будет 1995-й.) Заметим, что денежная приватизация до сих пор не закончена и Мингосимущество продолжает продавать сотни предприятий и пакетов акций. Поэтому говорить, что мы устроили «разворовку», – это просто не владеть вопросом. Я понимаю эмоциональный порыв автора, но когда дело касается такой взрывоопасной фактуры, то плескать керосинчик, на мой взгляд, не очень осмысленно. Здесь, для того чтобы обвинения прозвучали убедительно, нужно быть точным в деталях. Как известно, дьявол кроется именно в них.

Вообще у меня складывается впечатление, что он свои суждения о приватизации составил, что называется, «со слов». К нему же, когда он вернулся, косяком пошли так называемые прорабы перестройки, типа упомянутого выше Святослава Федорова. Или того же Полеванова. А они, как известно, не испытывая к нам никакой симпатии, крыли приватизацию на чем свет стоит.