Крах нацистской империи - Уильям Ширер

«Не говоря уже о вероломстве по отношению ко мне, Геринг и Гиммлер запятнали несмываемым позором всю нацию, тайно вступив в переговоры с врагом без моего ведома и вопреки моей воле. Они также пытались незаконным путем захватить власть в государстве».

Изгнав предателей и назначив преемника, Гитлер принялся наставлять Дёница в отношении того, кто должен войти в его новое правительство. Все это, по его утверждению, «достойные люди, которые выполнят задачу продолжения войны всеми возможными средствами». Геббельс должен был стать канцлером, а Борман занять новый пост министра партии. Зейсс-Инкварт, австрийский квислинг и недавний палач Голландии, должен был стать министром иностранных дел. Имя Шпеера, как и Риббентропа, в составе правительства не упоминалось. Но граф Шверин фон Крозиг, который с момента назначения его Папеном в 1932 году оставался министром финансов, и теперь сохранил свой пост. Человек этот был глуп, но, надо признать, обладал удивительным талантом самосохранения.

Гитлер не только назвал состав правительства при своем преемнике, но и дал последнее, типичное для него наставление относительно его деятельности.

«Превыше всего я требую, чтобы правительство и народ максимально защищали расовые законы и беспощадно противостояли отравителю всех наций — международному еврейству».

И затем прощальное слово — последнее письменное свидетельство о жизни этого безумного гения.

«Все усилия и жертвы германского народа в этой войне так велики, что я даже не могу допустить мысли, что они были напрасны. Нашей целью по-прежнему должно оставаться приобретение для германского народа территорий на Востоке».

Последняя фраза взята прямо из «Майн кампф». Гитлер начал свою жизнь как политик с навязчивой идеей, что для избранной немецкой нации необходимо завоевать территории на Востоке. С этой же идеей он свою жизнь и заканчивал. Миллионы убитых немцев, миллионы разрушенных бомбами немецких домов и даже сокрушительное поражение немецкой нации не убедили его, что грабеж земель славянских народов на Востоке, не говоря уже о морали, — это тщетная тевтонская мечта.

29 апреля, во второй половине дня, из внешнего мира в бункер поступило последнее известие. Собрат по фашистской диктатуре и партнер по агрессии — Муссолини — нашел свою погибель, которую разделила с ним его любовница Клара Петаччи.

26 апреля их поймали итальянские партизаны. Произошло это в тот момент, когда они пытались бежать из своего убежища в Комо в Швейцарию. Через два дня их казнили. Субботним вечером 28 апреля их тела были перевезены на грузовике в Милан и выброшены из кузова прямо на площадь. На следующий день их подвесили за ноги на фонарных столбах. Затем веревки перерезали, и остаток выходного дня они лежали в сточной канаве, отданные на поругание итальянцам. Первого мая Бенито Муссолини был похоронен рядом со своей любовницей на миланском кладбище Симитеро Маджиоре, на участке для бедных. Достигнув последней степени деградации, дуче и фашизм канули в Лету.

Насколько подробно были сообщены Гитлеру обстоятельства столь позорного конца дуче, осталось неизвестно. Можно лишь предположить, что, если бы он узнал о них, это лишь ускорило бы его решимость не допустить, чтобы ни он сам, ни его невеста ни живыми ни мертвыми не стали частью «спектакля, разыгранного евреями для развлечения еврейских истеричных масс», как он только что написал в своем завещании.

Не таков был Борман. У этой темной личности осталось еще немало дел. Его собственные шансы уцелеть, по всей видимости, уменьшились. Промежуток времени между смертью фюрера и приходом русских, в течение которого он имел бы возможность бежать к Дёницу, мог оказаться совсем непродолжительным. Если же шансов не представится, то Борман, пока фюрер оставался в живых, мог отдавать приказы от его имени и имел время по крайней мере отыграться на «предателях». В эту последнюю ночь он направил еще одну депешу Дёницу:

«Дёниц, с каждым днем у нас усиливается впечатление, что дивизии на Берлинском театре военных действий уже в течение нескольких дней бездействуют. Все доклады, которые мы получаем, контролируются, задерживаются или искажаются Кейтелем…. Фюрер приказывает вам действовать немедленно и беспощадно против любых изменников».

И затем, хотя он знал, что Гитлеру осталось жить считанные часы, добавил постскриптум: «Фюрер жив и руководит обороной Берлина».

Но оборонять Берлин было уже невозможно. Русские заняли почти весь город, и вопрос мог стоять только об обороне канцелярии. Но и она была обречена, как о том узнали Гитлер и Борман 30 апреля на последнем совещании. Русские подошли к восточной окраине Тиргартена и ворвались на Потсдамерплац. Они находились всего в квартале от бункера. Настал час, когда Гитлер должен был осуществить свое решение.

У Гитлера и Евы Браун в отличие от Геббельса не было проблем с детьми. Они написали прощальные письма родным и знакомым и удалились в свои комнаты. Снаружи, в проходе, стояли в ожидании Геббельс, Борман и еще несколько человек. Через несколько минут раздался пистолетный выстрел. Они ждали второго, но воцарилась тишина. Подождав немного, они вошли в комнату фюрера. Тело Адольфа Гитлера лежало распростертым на диване, с которого стекала кровь. Он покончил с собой выстрелом в рот. Рядом лежала Ева Браун. Оба пистолета валялись на полу, но Ева не воспользовалась своим. Она приняла яд.

Это произошло в 3.30 пополудни, в понедельник 30 апреля 1945 года, через десять дней после того, как Гитлеру исполнилось 56 лет, и ровно через 12 лет и 3 месяца после того, как он стал канцлером Германии и учредил третий рейх. Последнему было суждено пережить его всего на неделю.

Похороны прошли по обычаю викингов. Речей не произносили, молчание нарушали лишь разрывы русских снарядов в саду канцелярии. Камердинер Гитлера Гейнц Линге и дежурный у входа вынесли тело фюрера, завернутое в армейское темно-серое одеяло, скрывавшее изуродованное лицо. Кемпка опознал фюрера лишь по торчавшим из-под одеяла черным брюкам и ботинкам, которые верховный главнокомандующий обычно носил с темно-серым кителем.

Тело Евы Браун Борман вынес, не прикрыв, в коридор, где передал Кемпке.

Трупы перенесли в сад и во время затишья положили в одну из воронок, облили бензином и подожгли. Прощавшиеся во главе с Геббельсом и Борманом укрылись под козырьком запасного выхода из бункера и, пока языки пламени поднимались все выше и выше, стояли вытянувшись и вскинув правую руку в прощальном нацистском салюте. Церемония была короткой, поскольку снаряды Красной Армии вновь начали рваться в саду, и все, кто еще оставался в живых, укрылись в бункере, доверив пламени костра полностью стереть следы пребывания на земле Адольфа Гитлера и его жены[292].

У Геббельса и Бормана еще оставались нерешенные задачи в третьем рейхе, лишившемся своего основателя и диктатора, хотя задачи эти были разные.

Прошло слишком мало времени, чтобы посыльные могли добраться до Дёница с завещанием фюрера, в котором он, Дёниц, назначался его преемником. Теперь адмирала предстояло известить об этом по радио. Но даже в этот момент, когда власть ускользала из рук Бормана, он все еще колебался. Вкусившему власть было непросто расстаться с ней так быстро. Наконец он отправил телеграмму:

«Гросс-адмиралу Дёницу.

Вместо бывшего рейхсмаршала Геринга фюрер назначает своим преемником вас. Письменное подтверждение вам направлено. Вам надлежит немедленно предпринять все необходимые меры, которые диктует сложившаяся обстановка».

И ни слова о том, что Гитлер умер.

Адмирал, который командовал всеми вооруженными силами на севере и потому перенес свой штаб в Плён в Шлезвиге, был поражен этим назначением. В отличие от партийных главарей у него не было ни малейшего желания стать преемником Гитлера. Ему, моряку, эта мысль никогда не приходила в голову. За два дня до этого, считая, что преемником Гитлера станет Гиммлер, он отправился к шефу СС и заверил его в своей поддержке. Но поскольку ему в равной степени никогда бы не пришло в голову ослушаться приказа фюрера, он отправил следующий ответ, считая, что Гитлер все еще жив:

«Мой фюрер!

Моя преданность вам беспредельна. Я сделаю все что в моих силах, чтобы прийти вам на помощь в Берлин. Если, однако, судьба повелевает мне возглавить рейх в качестве назначенного вами преемника, я пойду этим путем до конца, стремясь быть достойным непревзойденной героической борьбы немецкого народа».

В эту ночь у Бормана и Геббельса возникла новая идея. Они решили попытаться вступить в переговоры с русскими. Начальник генерального штаба сухопутных войск генерал Кребс, находившийся в бункере, в свое время был военным атташе в Москве и немного говорил по-русски. Может, ему удастся добиться чего-нибудь от большевиков. А если конкретно, то Геббельс и Борман хотели заручиться гарантией собственной неприкосновенности, что позволило бы им занять предназначавшиеся им по завещанию Гитлера посты в новом правительстве Дёница. Взамен они были готовы сдать Берлин.