Дмитрий Донской. Зори над Русью - Михаил Александрович Рапов

не приведи, дескать, бог разгневать боярыню. Боятся, в кузню пошлешь.

— А ты, небось, не боишься?

Фома взглянул в злобно прищуренные глаза старухи, отвечал спокойно, веско:

— Нет! Не боюсь!

— Ин будь по–твоему, Фомушка! Мужичков я в поле пошлю, а тебе быть молотобойцем! Кувалдочкой помахаешь, авось спесь с тебя посойдет!

Мужики только вздохнули: «Сам себя загубил человек», — а Фома вдруг подбоченился, захохотал:

— Ой, боярыня, пощади! Меня? Молотобойцем? Не бывать тому! Не бывать!

Старухе надоело слушать, как Фома куражится, оглянулась на тиуна, приказала:

— В кузню его, немедля! Работу спрашивать без пощады!..

— А харчи? — перебил ее Фома.

— Ты никак рядиться со мной вздумал? Каков? На хлеб, на воду посажу. Будешь работать, пока долг не отработаешь, а только, пожалуй, так и помрешь — должником.

— Зря огневалась, боярыня Василиса, — уже без смеха сказал Фома. — И молотобойцем мне не быть, и щец наваристых ты мне пожалуешь, ибо кузнец я изрядный, каких ты и не видывала. Твоим кузнецам у меня в молотобойцах ходить не зазорно, но не каждого я к своей наковальне допущу.

Старуха насторожилась:

— Чем же ты, кузнец, знаменит?

— Ведома мне тайна булата. Мечи мои…

Боярыня не дослушала, махнула на него рукой, затряслась беззвучным смехом:

— Брешешь!

— Отродясь не брехал, да и какая мне в этом выгода, суди сама, за брехню ты меня, чаю, не погладишь?

— Погладить поглажу, да только против шерсти. Обдеру кнутом.

— Не обдерешь, боярыня. Сказал я правду.

— Ну, а коли правду, коли ты мне тайну булата откроешь — озолочу.

Фома опять захохотал:

— Пошто? Кому я, золоченый, нужен? — Разжал кулак, выпустил муху, пробормотал: — Вот и разорвал шмель паутину! — Потом сказал сурово, деловито: — Ты, боярыня, не сулись. Меня на посулы не купишь, да и не обещал я тебе тайну булата открывать…

И так же деловито откликнулась Паучиха:

— Половину долга тебе прощу!

— Это за тридцать три рубли тебе тайну продать? За весь долг тайны не открою!

Грозно нахмурилась Василиса, но все же спросила:

— Чего же ты хочешь?

— Приставь мне молотобойца из пленных москвичей. Твоих людей мне не надобно, ибо булатные мечи ковать тебе буду, а тайны булата, сказал, не открою, не прогневайся. Чаю, и без тайны тебе корысть будет великая.

Старуха хмуро глядела на Фому: «С холопом, с рабом торговалась, стыдобушка!» — Спросила, как оборвала:

— Когда первый меч скуешь?

— Недельку дай на разгон. Приспособиться надо.

— Быть посему! А как меч будем испытывать?

— Известно, как булат пытают. Ты плат кинешь, а я его на лету рассеку.

— Рассечешь?

— Рассеку!

— Ну, смотри, берегись! — Пошла вперевалку к возку, а Фома прищурился, сказал ей вслед, будто так, без умысла, будто само вырвалось:

— Эх! И здоров шмель! Лопнула паутина!

4. ТАЙНА БУЛАТА

На околице усадьбы, там, где дорога из Волока Ламского давала развилку на Тверь и на Микулин, холопы по приказу боярыни Василисы спешно, в пару дней, построили для Фомы новую кузницу.

«Вот и ладно, — рассуждал сам с собой Фома, — здесь простор, не то что в тесноте на усадьбе, и речка рядом, и от боярских хором подальше. Хорошо!» — Фома возился в кузне, ладил мех к горну, когда в дверях показались три парня.

— Вы пошто сюды забрели? — спросил неласково Фома.

Парень, стоявший первым, бойко зачастил:

— К твоей милости, мастер Фома. Боярыня нас прислала. Мне велено быть молотобойцем, а вон они меха качать станут. Уж и наслышаны мы про твое искусство, уж и наслышаны…

— Ладно, — прервал его Фома. — Москвичи?

— А как же! Само собой! Все по твоему слову.

— Вот это дюже складно получается, — сразу помягчал Фома. — Как звать тебя, парень?

— Ванькой.

— Ты, Ванька, отколь?

Парень не понял:

— Из Москвы, мастер Фома.

— Москва велика, Ванюша. В Москве отколь?

— С Кузнецкого верху. Может, слышал двор кузнеца Есифа?

Фома задумался.

— Нет, не припомню. Далеко ли Есифин двор от реки?

— От Москвы–реки? — спросил парень.

Фома удивленно поднял голову:

— От Москвы–реки знаю, что далече. От Неглинной далеко ли? От Кузнецкого моста?

— А… от моста! Нет! От моста недалече. Туточки, на подъеме.

Фома пристально посмотрел на парня. Стоит