Наше дело правое - Сергей Раткевич

К сожалению, мысли все время сворачивали не туда. Войны не получилось. Туземцы никакого сопротивления оказать не могли. Десантники день за днем продвигались вперед, зачищали тех, кто не успевал унести ноги или пытался просочиться через кордоны. Кое-кому удавалось уйти, но это неважно — сейчас всех не переловишь. Каждый вечер солдаты Корпораций обустраивали ночной лагерь, окруженный тройным периметром безопасности. Утром сворачивались и двигались дальше. Рутина. Среди сотрудников падала дисциплина. Десантники грабили трупы, врывались в местные жилища и тащили все, что попадалось на глаза. Скульптуры, утварь, украшения. А три дня назад на почве раздела трофейного имущества чуть не дошло до поножовщины между двумя ротами, и коммандеру лично пришлось загонять бузотеров на гауптвахту. Подобное стяжательство коммандер не одобрял, но и не препятствовал. Мало того, спустя несколько дней после высадки доблестные десантники хвастались друг перед другом ожерельями из отрезанных ушей и пальцев. Парни страдали без привычных удобств и развлекали себя, как могли. Брр… гадость какая, и негигиенично… И вообще, дело Десанта — воевать, а не экстерминацией заниматься. Особенно старались братья-освободители из Службы Внутренней безопасности. На марше эти прятались за спинами десантников, зато потом вовсю резвились со своими огнеметами, пироманы хреновы…

Груды обугленных черепов и костей — не самое благоприятное зрелище для поддержания душевного спокойствия, но что поделаешь? Впрочем, эти изображения не попадали в официальные сводки новостей. Отдел пропаганды снимал и отправлял на орбиту трогательные репортажи, состоящие из пасторальных пейзажей планеты и оборванных местных детишек, встречающих десант цветами. Куда девались детишки, когда журналюги заканчивали съемку, коммандер старался не думать. Глубоко в душе он даже несколько сочувствовал туземному населению. Им просто не повезло, что Права на эту планету понадобились Корпорациям. Свобода, неспешно рассуждал коммандер, только тогда свобода, когда она ничем не ограничена. А значит, чем свободнее личность, тем больше у нее Прав. А что происходит, когда два ничем не ограниченных Права сталкиваются между собой? Свое Право реализует тот, кто сильней, только и всего. Говоря по-военному, кто сильный, тот и прав — вот главный закон жизни, и это… правильно. Коммандер прервал размышления и сосредоточился на докладе разведки. Впереди были обнаружены большие скопления аборигенов. Кажется, дикари собирались воевать — ну и прекрасно, он разобьет их и вернется на «Политкорректность», а зачистками пусть без него занимаются.

— Рик, ты с ума сошел. — Крепыш Рольф со злостью оттолкнул от себя пустую кружку.

Придорожный трактир был брошен. Хозяин с домочадцами последовал за остатками отступавшего войска, которое оказалось бессильным перед колдовским огнем демонической орды. Ничего не смогли сделать храбрые воины, бившиеся с мужеством обреченных, безполезными оказались боевые машины — гордость арринорской гильдии инженеров. Принц Фордрим был ранен и в беспамятстве вывезен с поля боя. Бессильными оказались и инквизиторы. Они лучше всех в Арриноре умели подавлять чужое колдовство, вот только своим не обзавелись. Если бы полвека назад Великий Инквизитор Асперо оказался тайным властолюбцем, сокрывшим тайны боевой волшбы прошлого для себя! Но он истово верил в то, что магия приносит лишь зло, и уничтожил все попавшие в руки инквизиторам знания.

— Я их достану, — повторил Рикаред упрямо, — я не скотина, чтобы подставить горло под нож. Я хочу забрать с собой хотя бы одного.

Сегодня кондотьер распустил свой отряд. Его люди ушли спасать родных, он попросил земляка разыскать сестру и передать ей кошель с золотом и вопящего, брыкающегося как мул Риккена. Будет сестре еще одна обуза. В трактире остались лишь самые близкие. Старик-лекарь, который, насупив кустистые брови, курил в углу трубку. Прознатчик-эльф, мерно водящий оселком по лезвию метательного топорика. И лучший друг.

— И как ты собираешься это сделать? Да к ним даже не подойти!

— Правильно, и снаружи в лагерь к ним не проникнуть, — кивнул Рикаред. — А теперь смотрите: до столицы всего одно место, где они смогут завтра встать на ночлег, — Лайенские луга. Это значит, мы можем ждать их прямо на месте — забраться на деревья, зарыться в дерн, уж не знаю. А ночью за все посчитаться. Большой отряд тут только помеха, а для троих — самое то.

— Без меня — хмыкнул Рольф. — Вы меня знаете, я не трус. Но не согласен я вот так взять и подохнуть. Я еще свое не пожил.

— А у нас есть выбор? — Вот так и теряешь друзей.

— Уходить нужно, пока они не замкнули кольцо! — подался вперед Крепыш. — В Железные горы, в болота, в Хисс, наконец. Да мало ли еще королевств?

— Они ведь все равно придут за тобой, рано или поздно, но придут.

— Предпочитаю умереть поздно! А может, они просто запугивают? Они ведь грабили после битвы, а значит, им могут понадобиться слуги и те, кто будет держать их в повиновении. Сечешь, Кари? Надо только дождаться и доказать, что мы можем быть полезными.

— Ну, как знаешь. — Говорить больше было не о чем.

— Каждый выбирает свою дорогу, — подал голос не проронивший ни слова за целый день эльф. — Я свою выбрал и остаюсь. Я сказал, а вы слышали.

— Ну, я пошел. — Крепыш Рольф встал и, не оборачиваясь, вышел из трактира.

— Двое тоже неплохо, — задумчиво произнес Арандил. — Надо лишь решить, как лучше укрыться от всевидящего ока демонов.

— Раз уж вы, бездельники, решили свернуть свои шеи, — проскрипел лекарь, — тогда слушайте меня. Я иду с вами.

— Майло… — Как утихомирить упрямого старца?

— Цыц! — прикрикнул лекарь. — Я уж сам решу, как помирать, все равно недолго осталось. Или ты думаешь, я способен только гонцов святых братьев допрашивать да раны заговаривать? Эх, сколько раз я смотрел в треклятое небо и молил о мести… И накликал-таки, старый дурень! За все надо платить. — Старик задумчиво повертел в руках кружку. — Я был никудышным учеником и трусом к тому же. Когда мне стукнуло шестнадцать, дочка зеленщика из лавки по соседству волновала меня больше всех наставлений учителя. Это меня и спасло. — Майло горько ухмыльнулся. — В ночь, когда за нами пришли, я удрал из дома кружить голову своей горожаночке стихами собственного сочинения. Весьма паршивыми, надо сказать. Мы дошли до поцелуев, мне хотелось большего… Толпа схватила кого-то похожего на меня, беднягу разорвали на части, тем и успокоились. Я… я не пришел смотреть, как жгли моего учителя… Зеленщика с дочерью тоже сожгли — на всякий случай. Какая-то сволочь донесла, что к ним подозрительно часто ходил ученик колдуна, а я ничего не сделал… Потом я вволю порыдал, посыпал голову пеплом и приказал себе забыть. У меня с собой были книги и свитки — я сам их уничтожил, сам! Я прожил глупую, никчемную жизнь, но сейчас я вспомнил каждую страницу. Хватит мне бегать от себя, в моем возрасте это просто смешно.