Арлекин. Скиталец. Еретик (сборник) - Бернард Корнуэлл

Робби выругался и вручил лук Томасу.

– Неужели, – спросил он, – вся хитрость состоит в том, чтобы научиться прицеливаться?

– Вся хитрость в том, чтобы вообще отвыкнуть целиться, – ответил Томас. – Все должно происходить само собой. Ты видишь цель и выпускаешь в нее стрелу. Некоторые ленивые лучники натягивают тетиву только до глаза: они стреляют метко и в цель попадают, но сила их выстрелов невелика. Настоящие лучники, те, чьи стрелы пробивали стальные латы французских рыцарей, натягивают тетиву до конца. Кстати, прошлым летом я учил стрелять одну женщину, и она добилась успеха. У нее неплохо получалось. Представляешь, попала в зайца с семидесяти шагов.

– Женщина?

– Я дал ей тетиву подлиннее, такой лук натягивать легче, но все равно она была просто молодец.

Томас вспомнил восторг Жанетты, когда пронзенный стрелой заяц с писком упал в траву. Ну почему он думает о ней так часто?

Мороз придавал всему вокруг какую-то особую четкость. Лужи замерзли, и потерявшие листву живые изгороди очерчивались четким белым ободком, таявшим по мере того, как поднималось солнце. Друзья переправились через две речки, а потом по поросшему буковым лесом склону поднялись к ровному плато. Слой почвы над камнями был здесь так тонок, что эта земля никогда не знала плуга. Кое-где трава перемежалась кустами утесника, но в остальном путь пролегал по гладкой равнине, столь же однообразной, как и пустое небо. Томас ожидал, что плато окажется всего лишь узким пояском и скоро они снова спустятся в лесистые долины, но пустошь тянулась и тянулась, заставляя его все в большей степени чувствовать себя зайцем, бегущим по сжатому полю под взглядом ястреба. Робби чувствовал то же самое, и путники свернули с дороги, направившись туда, где утесник время от времени обеспечивал хоть какое-то укрытие.

Томас то озирался, то смотрел вперед, но повсюду, сколько хватало глаз, расстилалась однообразная равнина. Всадники могли мчаться по ней галопом, однако ни лесов, ни оврагов, чтобы укрыться пешим, не было и в помине. И это плато казалось бесконечным.

В полдень юноши дошли до стоявших кру́гом высоких, в рост человека, поросших мхом старых камней. Круг имел в поперечнике ярдов двенадцать. Один из камней свалился, и друзья присели на него, чтобы перекусить.

– «Чертова свадьба»? – сказал Робби.

– Ты имеешь в виду камни?

– Да, у нас в Шотландии тоже есть такие. – Робби обернулся и поворошил обломки расколовшегося при падении камня. – Это ведьмы, которые обращены в камень самим дьяволом.

– А вот в Дорсете люди считают, что их обратил в камень Бог, – заметил Томас.

Робби поморщился: ему эта идея показалась нелепой.

– Бог? С чего бы это?

– Говорят, что заплясали бесовские пляски. Ведьмы устраивали тут шабаш.

– За это они прямиком отправятся в ад, – сказал Робби и небрежно поковырял землю пяткой. – Мы выкопаем эти камни, когда будет время. Поищем золото, а?

– А ты что, находил его в таких местах?

– Бывает, мы находим в старых курганах всякую дребедень. Горшки какие-нибудь, бусы и все такое. По большей части все это потом выбрасывают. Бывает, находим и эльфийские камни.

Он имел в виду таинственные наконечники для стрел, изготовленные из камня. Говорили, будто их выпустили из своих луков эльфы.

Молодой Дуглас растянулся на земле, наслаждаясь слабым теплом зимнего солнышка.

– Я скучаю по Шотландии. До чего же там хорошо!

– Я никогда там не был.

– Это личное владение самого Господа Бога, – решительно заявил Робби.

Он все еще продолжал расписывать чудеса Шотландии, когда Томас мягко погрузился в сон.

Но вскоре его разбудил пинок друга. Шотландец стоял на упавшем камне.

– В чем дело? – спросил Томас.

– Отряд.

Томас встал рядом с Дугласом и увидел на севере, на расстоянии мили или чуть больше, четырех всадников. Снова опустившись на землю, он подтянул к себе свой узел, достал связку стрел, а потом зацепил тетиву за насечку на конце лука.

– Может быть, они нас не заметили? – с надеждой предположил Хуктон.

– Черта с два. Еще как заметили, – разочаровал его Робби, и Томас, снова взобравшись на камень, увидел, что всадники съехали с дороги, остановились и один из них привстал в стременах, чтобы получше разглядеть незнакомцев.

Под плащами конников Томас приметил кольчужные рубахи.

– Я могу убрать троих, – сказал он, поглаживая лук, – если ты справишься с четвертым.

– Ой, окажи милость бедному шотландцу, – отозвался Робби, доставая дядюшкин меч. – Но не забудь, мне позарез нужны деньги.

Оттого, что Дуглас сейчас готовился к схватке с четырьмя нормандскими всадниками, он не перестал быть пленником лорда Аутуэйта и был обязан заплатить последнему выкуп, всего-то каких-то двести фунтов. Выкуп за сэра Уильяма составил десять тысяч, так что всем Дугласам в Шотландии предстояло основательно поскрести по сусекам, чтобы собрать такую сумму. Всадники продолжали наблюдать за Томасом и Робби, задаваясь вопросом, кто это такие и что им здесь нужно. Беспокойства они при этом не испытывали ни малейшего, ибо были верхом, в кольчугах и с оружием, а два незнакомца плелись пешком. На своих двоих обычно топают мужики, а уж они-то, конечно, не могут быть опасны для конных воинов в доспехах.

– Патруль из Эвека? – вслух задумался Робби.

– Может быть.

– Граф де Кутанс вполне мог послать своих людей рыскать по окрестностям.

Конечно, они могли оказаться и ратниками, посланными графу на подмогу, но в любом случае незнакомцев следовало опасаться.

– Они приближаются, – сказал Робби, когда четверо верховых развернулись в линию; должно быть, всадники решили, что юноши попытаются убежать, и расширили свой строй, чтобы наверняка их перехватить. – Четверо всадников, а? – хмыкнул Робби. – Известная картина, но я никак не могу запомнить, что означает четвертый.

– Смерть, Война, Мор и Голод, – отозвался Томас, положив первую стрелу на тетиву.

– Да, точно, Голод.

Четыре всадника находились сейчас от них на расстоянии полумили. Обнажив мечи, незнакомцы приближались легким галопом по ровной, твердой почве. Томас держал лук низко, чтобы они не заметили и не подготовились к тому, что их встретят стрелами. Юноша уже слышал топот копыт и вспомнил четырех всадников из Апокалипсиса, ту зловещую четверку, появление которой предвещало конец света и последнюю великую битву Небес и Ада. Война должна была появиться на скакуне цвета крови, голод – на вороном, моровому поветрию предстояло опустошить мир на белом, тогда как смерти надлежало явиться на бледном. Перед мысленным взором Томаса предстал отец; прямой как стрела, высоко вскинувший голову и нараспев произносящий по-латыни: «Et ecce equus pallidus». Отец Ральф имел привычку повторять это, чтобы позлить свою домоправительницу и возлюбленную, мать Томаса, которая хотя и не знала латыни, но понимала, что здесь говорится о смерти и аде, полагая (как оказалось, не напрасно), что грешный священник призывает в Хуктон ад и смерть.