Таинственные расследования Салли Локхарт. Тигр в колодце. Оловянная принцесса - Филип Пулман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она видела Джима над телом Аделаиды, вращающего по сторонам острием меча, его глаза были уже не человечьими, а тигриными или демонскими, пылающими изумрудной яростью. Казалось, что он дерется с самим воздухом, рубя, нарезая, пронзая; и небо, закутанное в хлопья, казалось, все ближе подступало к нему, заполнившись схлестнувшимися тенями, которые цеплялись, повисали на нем и тянули вниз, борясь, отбиваясь.
И вдруг настала тишина.
Хлопья мягко и бесконечно просеивались откуда-то сверху, заполняя щели в стенах, задерживаясь на глазах и оскаленных зубах, покрывая повернутые вверх лица тонким гримом, превращающимся в белую маску Пьеро, а следом и сама маска исчезала, сливалась с ровной белизной. Кровь, расцветшая на снегу, словно в старой сказке, увядала, сперва розовея, потом растворяясь в белизне и исчезая. Солдаты и студенты, охотники и лошади под снегом казались просто грудами камней.
Потом она услышала голоса.
Ей почудилось сначала, что это обрывки сна или отголоски разговора из другого, загробного мира:
– …кончено…
– …слышал, как они стреляли со стороны фермы…
– …граф Отто фон Шварцберг…
– …убитые! Так много…
– …это немецкая форма…
– …с поезда прямо сюда…
– …королева? Невероятно…
– …дворянин – смотри: лента и звезда…
– …дышит?..
– …не может быть, чтобы он был жив…
– …бренди! Принеси бренди!..
– …не могу разжать его руку…
– …ухватился, как обезьяна… ну, ладно, старина, выпей глоточек…
– …граф Отто… у него флаг…
– …послали за помощью…
– …что это? Ты слышал голос?..
– …в башне – быстрей…
– …жива!..
Но Бекки захотелось говорить, даже если бы пришлось разговаривать с фантомами.
Встревоженный пожилой мужчина с седыми бакенбардами появился на пороге. Увидев ее, он полез через груды камней, делая ей пальцами такие знаки, как дедушка, призывающий дитя приподняться и пойти к нему на руки.
И лишь тогда она поняла, что все кончилось.
Глава двадцатая
Швейцарская клиника
Горожане Андерсбада сносили вниз и уцелевших в бою, и погибших, и немцев, и рацкавийцев. Это было холодное, неудобное, скорбное путешествие, и медицинский институт маленького курорта все более и более наполнялся: раненые сидели, прислонившись к стенам в коридорах, лежали без сознания в палатах, в клинике гидротерапии, в паровой комнате.
Доктора работали усердно, и все же, надо сказать, они лучше чувствовали себя, когда занимались подагрой и несварением баронских желудков, чем ножевыми ударами и пулевыми ранениями. Лечебные воды были хороши, но не чудотворны – разве только в брошюрах. Директор приказал штабу работников разделить пациентов на группы: на тех, кто мог ждать, тех, кто все равно умрет, и тех, кого можно спасти, если прооперировать их немедленно, и сосредоточиться на последних. В полчетвертого пополудни очередь дошла до Джима.
– Неужели они надеялись убить этого малого? – сказал хирург. – Две пули…
– Три, – сказал ассистент, бросив что-то в фарфоровую миску с громким звяком.
– Три пулевых отверстия, четыре раны… от меча? Похоже на то… потребуется накладывать швы… Кто он?
– Без имени. У него орден чего-то такого на шее, какой-то дворянин.
– Наш или их?
– Наш. Те почище и поопрятней.
– Тогда повнимательней с ним. Нашли еще раны?
Коренастый молодой человек с ножевой раной у глаза и сломанной ключицей пробирался с трудом сквозь толпу людей к коридору, где на диване лежала Бекки, измученная болью и жаждой.
– Фрейлейн Винтер…
– Карл! Это ты? Слава богу! Как ты…
– Они займутся сломанной костью попозже. А так я ничего. Как?..
– Ты знаешь что-нибудь о…
– …королеве? Не знаю. Я видел, как она падала; думаю, они положили ее в обмывочную комнату. Там они кладут…
Она знала, что он имел в виду: тех, кто погиб.
– Не может быть!.. Что ты теперь собираешься делать?
– Я присоединюсь к графу Отто. Он приказал мне прийти сюда и подлечиться, а потом примкнуть к ним на холмах за Нойштадтом, но я думаю, что здесь еще не скоро начнут заниматься теми, кто может ходить. Я хочу убраться отсюда прямо сейчас.
– Будь осторожен! Пожалуйста, будь осторожен!
Карл пригнулся, чтобы незаметно уйти. На прощание он взял руку Бекки и поцеловал ее.
– До свидания, фрейлейн Винтер…
– О, пожалуйста, зови меня Бекки! Если ты собираешься уйти…
– Я очень надеюсь встретиться с вами снова, Бекки. Когда все это…
Они стеснялись, чувствовали себя неловко. Потом сквозь толпу она заметила краем глаза какие-то униформы у двери – чистые униформы, не мокрые, не грязные и незнакомые: немцы?
– Будь осторожен, – шепнула она. – Иди. Граф Отто будет хорошим командиром. Пожалуйста, останься в живых…
Он снова поцеловал ее руку и исчез.
Прошли часы, а доктор все не хотел ее слушать.
– Отдыхайте, – говорил он. – Лежите спокойно и тихо. Нет ничего лучше для сломанных ребер. Они срастутся снова, но если вы будете волновать себя…
– Вы не понимаете, что из-за вас я еще больше волнуюсь? – воскликнула Бекки. – Я хочу знать, где она. Жива она или нет? Вы можете мне сказать?
– Она? Кто это она! Я думаю, фрейлейн, мне следует прописать вам снотворного. Вам сейчас вредно волноваться.
– Королева! Королева Аделаида! Жива она или убита? Вы обязаны сказать мне! Я ее секретарша, ее компаньонка, ее друг. Это чересчур жестоко. Вы обязаны сказать мне!
Доктор повернулся к сестре:
– Сестра, пожалуйста, принесите мне настойки валерьяны из аптеки. И немного макового сиропа.
Как только сестра вышла, доктор положил свою руку на лоб Бекки и мягко произнес:
– Она жива, она сейчас далеко отсюда, в безопасности. Ее очень сильно ранило: пуля прошла в двух сантиметрах от сердца. Мы еще не уверены, выздоровеет ли она; мы отослали ее подальше отсюда. Если бы мы оставили ее здесь, ее бы точно арестовали снова. У нас уже побывали полицейские из Германии, они перерыли весь госпиталь, и еще какая-то ненормальная… Фрейлейн?
Бекки не нужна была настойка валерьяны: на словах в безопасности такая волна облегчения захлестнула ее, что организм Бекки не смог справиться с ним. Она тут же уснула.
Доктора, разделив пациентов в первый раз на тех, кто останется жив, и тех, кто все равно умрет, не задумываясь причислили Аделаиду к последним – если только в ней еще теплилась какая-то жизнь. Они положили ее хрупкое застывшее тело в обмывочную, и почти до вечера никто не предполагал, что она очнется. Служитель, укладывая очередного бедолагу, услышал слабый вздох и, повернувшись, увидел, как веки ее задрожали, губы приоткрылись, а пальцы слабо зашевелились.
Девяносто секунд спустя доктор уже щупал ее пульс, а еще через две минуты к нему присоединилась пара старших коллег.
– Необходима операция?
– Да. И немедленно.
– А что потом?
– В каком смысле… в политическом?
– Я слышал, они хотели казнить ее вчера. Она сбежала с флагом. Перевезла его в Шварцберг. Если они обнаружат…
– Город в хаосе. Некому отдавать приказы, кроме немецкого генерала. Я так слышал.
– Если они
