Порою нестерпимо хочется… - Кен Кизи

же необходима, как и в любом другом; по-моему, это напутствие лучше, чем „как следует повеселись“ или „счастливой дороги“. Или „спокойной ночи“. Или обычное „до свидания“. Так что давай на этом и остановимся, Виллард: удачи; и для полноты ощущения я добавляю „до свидания“… лады?» — «Но я…» — «Виллард, мне надо немного поспать. Так что удачи от всего сердца… — И завершая, добавляет: — И до свидания».

— Стампер! — Виллард слышит короткие гудки. — Подожди, пожалуйста… — Он стоит в будке, окруженный тремя своими смутными отражениями, и слушает гудки. Он ожидал совсем не этого, совсем другого. Он размышляет, не позвонить ли еще; может, его не поняли? Но он знает, что это ничем не поможет, потому что ему, кажется, действительно поверили. Да. Все говорит за то, что он ему поверил. Но… его это совершенно не взволновало, ни в малейшей степени!

Виллард опускает трубку обратно в ее черную колыбель. Проглатывая монету, автомат благодарит его за десять центов вежливым бульканьем. Ни о чем не думая, Виллард долго смотрит на телефон, пока у него не немеют ноги и пар от его дыхания окончательно не затуманивает отражения.

Тогда он возвращается в машину, заводит мотор и медленно едет под пляшущим дождем в сторону прибрежного шоссе. Весь энтузиазм, испытанный им дома, испарился. Радость от ночного приключения померкла. И все из-за жестокого безразличия этого человека. Почему эту сволочь ничего не волнует? Почему он такой бессердечный? Какое он имеет право?

Он доезжает до шоссе и поворачивает к северу, вдоль подножия дюн, постепенно поднимающихся к частоколу, который окружает маяк Ваконды, сверлящий сгущающееся небо. Приглушенный звук прибоя раздражает его, и, чтобы избавиться от него, он включает радио, но для местных станций уже слишком поздно, а горы мешают поймать Юджин или Портленд, так что приходится его выключить. Он продолжает взбираться наверх, ориентируясь по мельканию белых столбов, ограничивающих шоссе. Теперь он уже поднялся настолько высоко, что звук прибоя не долетает до него, но раздражение так и не проходит… Этот Хэнк Стампер и его разглагольствования о хребте: что это за манера так реагировать на звонок отчаявшегося человека, отделываясь от него «удачей» и «до свидания»?.. Какое он имеет право?

К моменту, когда Эгглстон добирается до обрамленной камнями площадки у самой вершины и приближается к повороту, который местные автогонщики окрестили Обломной Кривой, он уже весь трясется от мрачной ярости. Он минует поворот и почти решает вернуться и позвонить еще раз. Даже если Стампер не понял всего, он не имел права быть таким бессердечным. Особенно когда он сам виноват! Он и вся его команда. Нет! Не имел права!

Виллард сворачивает к маяку и дает задний ход. Кипя от негодования, он возвращается в город. «Нет, не имел права! Чем это Хэнк Стампер лучше других? И воли у меня ничуть не меньше, чем у него. И я докажу ему это! Ему! И Джелли! И всем! Да, докажу! И сделаю все, что в моих силах, чтобы втоптать его в грязь! Да! Обещаю, клянусь, я…»

И, с шипением несясь по мокрой извилистой дороге, полный гнева, решимости и жизни, Виллард не справляется с управлением на том самом повороте, который он сам выбрал несколько недель тому назад, и совершенно непредумышленно выполняет свое обещание в условленном месте…

— Ой… знаешь, что я слышал?.. Помнишь этого трезвенника, у которого была прачечная, а потом он еще купил киношку около года назад? Виллард Эгглстон. Да, сэр, сегодня утром его труп соскребли со скал у маяка. Пробил ограждение, да, вчера ночью.

Старик завершил это сообщение, громко рыгнув, и вернулся к менее захватывающим слухам о бедах и несчастьях горожан. Он и не ожидал, что кто-нибудь из нас обратит на него внимание; этот человек был слишком серой лошадкой, чтобы волновать кого-нибудь из нас. Даже Джо, порой проявлявший заботу о каждом из жителей города, признал, что ему было известно об этом человеке очень мало: продавал билеты в кино, и жизни в нем было не больше, чем в кукле-гадалке, стоявшей у него в витрине. Все знали его очень плохо…

И все же известие о смерти этого безжизненного существа ударило по брату Хэнку, как пушечное ядро в живот, — он внезапно закашлялся и смертельно побледнел.

— Кость в горле! — мгновенно диагностировал Джо. — Кость застряла в горле! — И он с такой скоростью вылетел и принялся колотить Хэнка по спине, что никто из нас даже не успел предложить своей помощи.

— Перестань ты его колотить, ради Бога, — посоветовал Генри, — ему надо просто чихнуть. — И он пихнул свою табакерку Хэнку под нос. Хэнк оттолкнул и Джо, и табакерку.

— Черт! — прогремел он. — Я не собираюсь ни давиться, ни чихать! У меня просто прострел в пояснице, но Джо, кажется, забил его до смерти.

— Ты уверен, что все в порядке? — спросила Вив. — Что значит прострел?

— Да, уверен. — Он упрямо подтвердил, что с ним все замечательно, и, к моему глубокому разочарованию, проигнорировал ее второй вопрос. Вместо ответа он встал из-за стола и направился к холодильнику. — У нас есть холодное пиво?

— Никаких банок никакого пива, — покачал головой старик. — Ни пива, ни вина, ни виски, и у меня кончается табак — вот так-то, если тебя интересуют поистине трагические известия.

— А в чем дело? Я думал, мы заказывали Стоуксу?

— Ты, наверное, еще не слышал, — ответила Джэн. — Стоукс, старый дружок Генри, отказал нам. Прекратил поставки.

— Дружок? Этот старый хрыч? Он мне больше не друг…

— Прекратил поставки? Каким образом?

— Он сказал — из-за того, что в нашем направлении никто не делает заказов для автолавки, — ответила Джэн, опустив глаза. — Но на самом деле, конечно…

Хэнк захлопнул холодильник.

— Да, на самом деле… — Он взял часы и взглянул на циферблат. Все ждали, когда он продолжит, даже дети перестали есть и тайно обменивались взглядами, свойственными малышне, когда поведение взрослых кажется им смешным. Но Хэнк решил не углубляться в истинные причины. — Ладно, пойду завалюсь в койку, — заметил он, ставя часы на место.

— И не будешь смотреть Уэллса Фарго? — изумленно приподняв брови, спросила Пискля. — Ты же никогда не пропускаешь Уэллса Фарго, Хэнк.

— Сегодня Дейлу Робертсону придется сражаться с Фарго без меня, Пискун.

Девочка поджала губы, и брови поползли у нее еще выше: ну и ну, взрослые и вправду ведут себя сегодня смешно.

Не дожидаясь ухода Хэнка, Вив кинулась к нему и