Между честью и истиной (СИ) - Аусиньш Эгерт

   - Я видел в вас разумного человека, и вдруг это решение... Вы ведь даже имени моего не знаете.

   - Его никто здесь не знает, и это не самое важное, - коротко усмехнулась Полина. - Важнее то, что я из-за всех событий конца лета и осени так и не смогла выбрать время обсудить с тобой это мое решение.

   Рот юноши, и так напряженно сжатый, собрался еще сильнее. Он некоторое время молчал.

   - То есть это не случайность, вы выбрали именно меня...

   - Выбрала, - подтвердила она. - Мне нравится, как ты работаешь, и твоя логика ведения школьных документов близка к моей, ты легко разберешься и с отчетностью портала.

   - Но мистрис Полина, а ваши люди? - усомнился секретарь. - Разве они приняли бы меня?

   - Солнце мое, у них, как и у меня, не так много вариантов, так что они тебя примут. Но хорошо, что теперь я сама могу вас познакомить.

   - То есть вы не передумали?

   - Нет, конечно. И давай сделаем тебе магазин на портале прямо сейчас.

   - А что он будет продавать?

   - Завтра решим. Сперва давай делать страницу.

   К условленному времени Дейвин подойти не успел, и когда он пришел, весь кабак уже покатывался со смеху, причем его соотечественники даже больше местных - и Полина, естественно, была с музыкантами на сцене. Увидев его, она что-то коротко сказала музыкантам, отдала микрофон и подошла к нему. Вместе они выбрали столик, который ей понравился, и Дейвин про себя полностью согласился с ее выбором: место, которое они заняли, давало практически полный обзор помещения, от двери и до стойки. Гвардейские девочки в его цветах собрались и переместились к стойке, довольные тем, что могут услужить шефу. Подозвав официантку и попросив у нее бокал вина, Дейвин спросил Полину, по местному обычаю, хочет ли она чего-нибудь, она посмотрела на него, задумчиво поблагодарила и пошла к музыкантам забирать свой бокал, стоявший на колонке. Когда она шла от подиума, символически отделявшего сцену от остального помещения, музыканты начали играть балладу, которой было бы самое место на Кэл-Алар, с рефреном почти на грани приличия. В ней воспевался шрам на левой ягодице любимой женщины героя. В выражениях, позволяющих считать это еще поэзией, и с мелодией, совершенно точно имеющей право называться музыкой. Дейвин подумал, еще подумал, потом решил спросить.

   - Это посвящено вам, мистрис Полина?

   Она пожала плечами:

- Ну, посвящено... но в общем да, мне.

- Они оба ваши любовники? - уточнил он.

Полина смотрела так, как если бы хотела улыбнуться, но почему-то передумала:

- Нет, ни один из них. И шрамы у меня в других местах.

- Но тогда почему? - граф был озадачен.

- Просто дразнятся, - ответила она с тем же странным выражением лица.

- Ваша культура довольно щепетильно относится к шуткам на эти темы, вы должны как-то отвечать на такие вызовы? - Дейвин не утратил надежды сориентироваться.

- Не должна, а имею право. Но сейчас мне выгоднее промолчать, у меня в планах не выяснять с ними отношения, а показать вам то, что обещала чуть не месяц назад.

- Вы промолчите, и что будет?

- Сейчас увидите.

К удивлению Дейвина, этой балладой тема известного места тела не ограничилась. Следующая была о ней же, но уже в несколько переносном смысле и с другим, более грубым поименованием. К ее финалу он заметил, что и сам уже смеется, хотя понятны ему были не все слои смысла. На сцене наступило некоторое затишье, некоторое время музыканты состязались в импровизации, то помогая друг другу, то соревнуясь, потом один из них, остриженный по дикой местной моде чуть не наголо, позвал Полину:

- Поля, хватит там гостей развлекать, иди сюда, мы без тебя соскучились!

Она улыбнулась Дейвину, вложив в улыбку сразу и извинение, и обещание вернуться, и действительно пошла к музыкантам. Подскочившая официантка забрала ее пустой бокал, Дейвин сделал знак повторить его заказ и стал слушать. Она спела в их сопровождении две удивительно романтичные и почти не печальные, в отличие от большинства местных песен, баллады, одна из которых его слегка задела финальными строками, но общее настроение и смысл ему понравились настолько, что он этой мелкой царапины предпочел не заметить. После нее была странная колыбельная, спетая втроем Полиной и ее друзьями-музыкантами. Этой колыбельной скорее виделось место на палубе корабля одного из капитанов Кэл-Алар после шторма или боя, или, может быть... Он вдруг поймал себя на мысли, что эта песня была бы уместна в начале сентября, когда они прощались с теми, кого унес ночной шторм. Публика в баре притихла, когда она закончилась.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

В наступившей паузе Полина подошла к краю подиума, покрутила между ладонями микрофон, помолчала, опустив голову, потом обвела глазами зал.

- Честно говоря, - сказала она, - я не представляю себе, как я буду сейчас петь то, что я собралась, но не спеть это теперь я тоже не могу. Потому, что восемнадцатого октября мне следовало быть у "Сломанной сосны", а я занималась совсем другими делами. Потому, что я не знаю другого способа выразить признательность другу, оставшемуся на ЛАЭС, кроме как петь неофициальный гимн его рода войск, хотя у меня на это нет никакого права. Да, делать это здесь - не самая хорошая идея. Но другой у меня все равно нет. И все уже сказанное - не причина молчать, когда надо благодарить. И еще вчера был его день рождения.

Дейвин видел, как у нее за спиной один из музыкантов отошел в уголок и сел на табурет со своим инструментом, а второй остался стоять, и когда Полина обернулась, начал мелодию без подсказки сам. Первый, отодвинувшись в угол еще дальше, повел свою музыкальную партию, и магу показалось, что музыкант постарался исчезнуть вообще, а его часть мелодии была тут только потому, что она была нужна. Мелодия окрепла, женщина спросила глазами у второго мужчины разрешения на что-то, и он это разрешение взглядом дал. Песня была простой и совершенно не торжественной, нормальная песня простых парней: "Расплескалась синева, расплескалась. По тельняшкам разлилась, по беретам..." Второй куплет они уже пели вместе, а дальше Полина только вторила припеву.

   Почему гимн? Граф оглядел зал и поморщился: в дверях стояла Алиса. Точнее, уже не стояла, а сползала по стене. Ее никто не заметил: Полина была вся в песне, которую поделил с ней пополам коротко стриженый бас-гитарист и которую поддержали еще трое, нет, уже четверо, мужчин возраста от тридцати пяти и дальше, крепких, так же коротко стриженых, только что бывших совершенно незаметными в своей не новой штатской экипировке на фоне зеленой формы Охотников, яркой одежды саалан и черных роб ветконтроля. Остальные присутствующие притихли, и было впечатление, что они дали место и право происходящему быть, полностью понимая смысл и соглашаясь с ним. Саалан недоумевали и прислушивались. Дейвин видел воинское братство, внезапно ставшее видимой силой и не имеющее никаких признаков принадлежности к защитным и боевым формированиям власти. И даже если здесь сегодня их только пятеро, это не просто заявка, это еще один неучтенный факт. Но их было уже восемь или девять.

   Музыкант, кажется, допел последний куплет, позволив Полине вторить припеву. Дейвин понял это по тому, что мужчины, поддержавшие песню, быстро и как-то очень деликатно переместились к сцене в общей толкотне. Еще через три-четыре вдоха закончилась и мелодия. Полина на сцене наскоро обнялась с мужчиной, что-то сказала ему, кивнув на сидящую у стены Алису и двинулась через помещение прямо к ней. И вдруг что-то произошло. Дейвин не мог сказать, что мужчины, только что бывшие возле сцены, освобождают Полине дорогу или как-то расталкивают людей, но тем не менее возможность через минуту оказаться рядом с Алисой ей обеспечили именно они. В зале не пахло магией, не было следов влияния. Но пространство рядом с женщинами было совершенно свободным, вот только подойти туда с любого места зала, не пройдя мимо одного из этих людей, теперь стало невозможно. Да туда никто и не совался. Стул рядом с Алисой, казалось, возник сам собой, но на самом деле один из этих мужчин просто аккуратно подвинул его ногой, не сходя с места. Дейвин внимательнее присмотрелся к тому, что делала Полина, а заодно и прислушался. Магии в ее действиях не было, только влияние. Самое простое, но в правильной очередности, точно и четко исполненное. "Сядь сюда", "выдыхай", "открой рот и выдыхай", "я здесь, дыши" и еще несколько фраз по кругу. Затем Полина легко похлопала Алису по спине в каком-то правильном месте. И вдруг прерывистое шипение сквозь сжатые зубы, издаваемое девушкой, прорвалось тихим стоном. Наверное, ей казалось, что она кричит на весь кабак. А на деле в трех шагах даже в притихшем баре уже никто и головы не повернул бы, будь в этом баре другая публика. А после этого Алиса наконец заплакала, без звука, только сильно дрожа. В баре отворачивались и не замечали происходящее так старательно, что было понятно, что все присутствующие видят и понимают все. Это отсутствие суеты вокруг было в равной мере данью уважения к чужому горю и к работе профессионала, которую тут, видимо, умели и узнавать, и вовремя освобождать место для необходимых действий. Дейвин за свою жизнь видел женские рыдания не раз, но ему давно не приходилось видеть настолько искреннего и настолько глубокого горя, как у этой мрази. Он успел удивиться - надо же, она может чувствовать, оказывается, - когда услышал короткий диалог за соседним столиком.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})