Солнечный змей - Токацин

— Тех, кто болен, есть можно. Это не зараза, это проклятие. Они были сильными, могли жить ещё долго. Жаль, что с ними так вышло. Если бы их взяли живыми, мы просили бы Укухласи об излечении. Но теперь они — только мясо. В Миджити будут рады такой хорошей охоте.

Разговор прервался. Туннель, прорезанный в зарослях, снова упёрся в стену колючего кустарника, Флона понюхала ветку и недовольно фыркнула, Фрисс тихо свистнул, предупреждая всех — время уйти с дороги — и поднял нож. Ветки с тихим треском осыпались в грязь, лапы Двухвостки вновь зачавкали по вязкой почве, слегка прикрытой почерневшими листьями. Где-то внизу была вода, она просачивалась и наверх. Фрисс думал, что в менее засушливый месяц тут разливается озеро.

Норси снова окружили Двухвостку, искоса поглядывая на Речника. Акитса поравнялся с ним, забросил обратно на панцирь свисающий хвост Алсага и пошёл рядом. Из-за его плеча выступала широкая, с локоть длиной, полосатая трубка с растопыренными «лапами» и чем-то вроде плавника почти по всей длине. Вторая, такая же, висела у пояса, рядом с тростниковым стеблем, из которого виднелось оперение стрел. Ещё два стебля крепились на перевязи на боку. Фрисс разглядывал трубку и силился понять, как она стреляет. Если это лук — то где тетива, если арбалет — то где ворот и дуга, если из неё плюются — то как далеко улетает такая немаленькая стрела?..

Нецис зашевелился, растерянно помахал рукой. Фрисс приподнял его, поддерживая за плечи, поднёс ко рту флягу. Взгляд у Некроманта был мутный.

— Илкор ан Кигээл, — пробормотал он с досадой, сползая обратно на тюки. — Та-а, илкор ан Кигээл…

Когда Акитса приложил ко рту ладони и крикнул по-птичьи, а наверху что-то зашелестело и затрещало, Фрисс не сразу понял, что путь окончен. Он хотел рассечь корни, заслонившие проход, но южане удержали его, указав на открывшуюся нору — невысокую, только на брюхе проползти. Норси сняли с Двухвостки поклажу и полезли вперёд, следом пошёл Алсаг, шипя на протянутые к нему руки, двое воинов понесли Нециса — он попытался встать, но чуть не упал. Фрисс задержался надолго, уговаривая Флону втиснуться в туннель. Двухвостка тревожно фыркала и упиралась всеми лапами.

— Такие звери не живут в селениях? — незнакомый норси свесился с корней.

— Не любят тесных нор, — покачал головой Речник. — У вас есть листья Чокры или ещё что-нибудь, что ей по нраву?

— Ц-ц-ц… Подожди, мы её к ящерам отведём, — норси спрыгнул на ту сторону «ограды». — Тут листьев мало.

…В селение они входили не по тропам — по выступающим из земли корням, кое-где даже огороженным перильцами. Где-то корни приподнимались, выгибаясь, как змеи. Трое, а то и четверо в ряд могли пройти по этой «тропе». Рядом с Фриссом шли двое — ему пока непривычно было бегать по веткам, словно белка.

Это был не первый ярус корней — настоящие, глубокие корни свивались внизу, и между ними горели неясные огоньки, что-то скрипело и ухало. Выступы коры, огромные, как скальные террасы, обвивали дерево по спирали, и повсюду — на каждом уступе, воздушном корне, обломке огромной ветви, и вверху, на могучих ветвях, заслоняющих свет — к дереву лепились округлые хижины. Они похожи были на гнёзда, сложенные из кожистых листьев, и свет легко сочился сквозь стены — они казались прозрачными. Из глубоких дупел поднимался дымок, пахло горящей сырой листвой, свежим деревом и смолой. В тени строений, над дымными ямами, Фрисс видел штабеля досок и связки шестов и палок. Сверху, с самых высоких веток, доносился скрип и скрежет. Речник запрокинул голову и рассмеялся — там, помахивая ярко раскрашенными хвостами, болтались летучие корабли.

— Хасены? — хмыкнул он, приглядываясь к судам. — Будто змея тащит тюк зерна!

Длинные, узкотелые и длиннохвостые, корабли привязаны были к вытянутым в длину шарам, перетянутым тугими ремнями. Казалось, шары качают воздух из камеры в камеру, как сердце качает кровь. Иногда в кожаной обшивке открывались клапаны, и горячий пар с шипением выходил наружу. Хвосты кораблей покачивались из стороны в сторону, и все они ходили ходуном — кто-то проверял работу руля, а может, готовился к вылету. Жар печей до Речника не долетал, но «вздохи» кораблей отчётливо пахли горячим маслом пузырника. Фрисс усмехнулся — радостно было смотреть на эти корабли, пусть они и выглядели странно.

— Вакаахванчи! — кивнул один из норцев, перехватив взгляд Речника, и тоже усмехнулся. — Быстрые и сильные в небе, среди ветвей и тумана! Подобные хасену, повелителю туч. Там, в своей стране, ты из Умма Хвани? Ты водишь корабль?

— Да, у меня есть корабль, — кивнул Фрисс. — Но по лесу я, пожалуй, не пролетел бы. Как вы находите дорогу в ветвях?

Огромное дерево Джити оттеснило сородичей, накрыло ветвями всё вокруг, но чуть поодаль деревья вставали плотной стеной, и кроны их снова сплетались. Речник смотрел на тучи, лежащие на ветвях, и смутные отблески в них, на мрак под завесой листвы, и думал, что нелегко здесь, наверное, найти путь для корабля… и места ему тоже маловато.

— Умма Хвани знают, где там дорога, — хмыкнул норси. — В твоей стране не растут деревья? Земля там голая, как у нас к югу от Стены?

— Да, пожалуй что так, — кивнул Фрисс. — Да и деревья у нас куда меньше. Давно вы живёте на этом Джити? Лет ему, похоже, много…

— Да, много людей тут родилось и умерло, — покивал южанин. — Говорят, мы здесь были, когда ещё были живы каменные города.

— Проклятые города, — пробормотал второй норси и ткнул его в бок. — Не говори о них! У нас хорошие гости, люди большой силы, а ты говоришь о всякой мерзости…

Речник мигнул.

— Каменные города? Такие, как Эртану… древние развалины Нерси? Они… вы очень их не любите? — осторожно спросил он и увидел, как лица южан мрачнеют. «Да, наверное, об этом лучше не болтать. Да и верно… будь моя воля, я бы к этому рассаднику мертвечины близко не подошёл!»

— Там страх и мерзость, — прошептал южанин. — Даже мёртвые не лежат там спокойно. Там жили жестокие люди, страшные. Им нравилось убивать. Ручьи до сих пор текут кровью и ядом рядом с городами из камня. Камень всё помнит — мы его не тревожим.

«Кто бы говорил о жестокости…» — Фрисс вспомнил рассказ Фоэ, мёртвый полуразрушенный город и кости на мостовой. «Ладно, не надо их злить — мне они ничего плохого не сделали.»

— Уа-а-ай! Еда-а-а! На-ам принесли-и-и еду-у-у! — мимо, чуть не падая в пропасть при каждом прыжке, но успевая вцепиться когтями в кору, промчалась огромная белая крыса. За её ушами развевались гирлянды из перьев. Следом, хватаясь друг на друга, пролетел ещё десяток крыс помельче. Речник посторонился, чтобы пропустить их, но крысы тут же развернулись и окружили его и его спутников, чинно сели на задние лапы и поклонились.