Волк с Уолл-стрит - Белфорт Джордан

– Мне обидно, Джордан, что ты прилетел сюда на частном самолете. У меня денег иногда даже на еду не хватает, а тут собственный самолет…

Я оглядел комнату: все сочувственно кивали в знак согласия.

– Еще какие-нибудь претензии?

– Да: мне тоже досадно, что ты дружишь с Дагом Тэлботом.

Снова кивки.

Следующий пациент представился алкоголиком и наркоманом и сказал, что к тому же страдает обжорством.

– Меня расстраивает только одно… и это тоже связано с Джорданом.

– Ну, охренеть, – пробормотал я, – вот это, блин, сюрприз! А в чем дело, не поведаешь?

Он сжал губы.

– Про это уже говорили… и еще – ты можешь не соблюдать здешние правила, потому что ты дружишь с Дагом Тэлботом.

Я оглядел комнату; все опять кивали.

Один за другим все семеро моих собратьев по несчастью поделились своими обидами на меня. Наконец пришла моя очередь говорить.

– Привет, меня зовут Джордан, и я алкоголик и кокаинист и еще торчу на кваалюде. Еще у меня пристрастие к ксанаксу, валиуму, морфию, клонопину, бутирату, марихуане, оксикодону, мескалину и чуть ли не ко всему на свете, включая дорогих шлюх, не очень дорогих шлюх и дешевых уличных девок (последнее —только когда мне хочется себя наказать). Иногда я захожу на массаж в какой-нибудь корейский притон, где юные кореянки ласкают мой член, предварительно смазав руки детским увлажняющим маслом. Я всегда предлагаю им пару сотен сверху, если они согласятся засунуть язык мне в задницу, но договориться получается только через раз – языковой барьер мешает. Еще я никогда не предохраняюсь – из принципа. Я не принимаю наркотики уже целых пять дней, и у меня все время стоит. Ужасно скучаю по своей жене, и если уж вы всерьез хотите на меня обидеться, давайте я покажу вам ее фото!

Я пожал плечами:

– В общем, я обижен на всех вас за то, что вы паршивые нытики, и за то, что вы пытаетесь свое недовольство жизнью выместить на мне. Если вы правда хотите вылечиться, то прекратите осматриваться вокруг и начните всматриваться в себя, потому что сейчас вы все просто позорите род человеческий. И, кстати, вы правы в одном – я действительно дружу с Дагом Тэлботом, поэтому желаю удачи каждому, кто завтра попытается настучать на меня персоналу.

Тут я встал, вышел из круга и сказал:

– Извините, мне надо сделать пару звонков.

Мой любимец, Автоматический Нацист-Стоматолог из Третьего рейха, сказал:

– Нам еще нужно обсудить твои обязанности. Все в блоке должны заниматься уборкой. На этой неделе тебе достаются ванные…

– Ну уж нет, – сплюнул я. – Начиная с завтрашнего дня тут будет убирать прислуга. Можешь с ней и договариваться.

Я ушел в спальню, захлопнул дверь и набрал Алана Липски. Рассказал ему о чокнутых тэлботских нацистах-марсианах, мы посмеялись добрых пятнадцать минут, а потом стали вспоминать старые времена.

Перед тем как попрощаться, я спросил, не слышал ли он новостей о Герцогине. Он сказал, что нет, и я повесил трубку с тяжелым сердцем. Прошла почти неделя, и ситуация казалась безнадежной. Я включил телевизор и попытался закрыть глаза, но сон, как обычно, не торопился. Наконец где-то около полуночи я уснул – с еще одним трезвым днем в копилке и каменным стояком в трусах.

На следующее утро ровно в восемь часов я позвонил в Олд-Бруквилл. Трубку подняли после первого же гудка.

– Алло? – раздался тихий голос Герцогини.

– Нэй? Это ты?

– Да, это я, – мягко сказала она.

– Как дела?

– Все нормально. Держусь, можно сказать.

Я сделал глубокий вдох и медленно выдохнул.

– Я… Я позвонил, чтобы сказать «привет» детям. Они дома?

– Что такое? – спросила она печально. – Ты не хочешь говорить со мной?

– Нет, конечно, я хочуговорить с тобой! Я ничего в мире не хочу больше, чем говорить с тобой. Я просто подумал, что это ты со мной не хочешь говорить?

– Вовсе нет, – сказала Герцогиня ласково. – Я очень хочу. Хорошо это или плохо, но ты по-прежнему мой муж. Наверное, все же плохо, да?

На глаза мне навернулись слезы, но я их сдержал.

– Не знаю, что сказать, Нэй. Я… Мне так стыдно за то, что случилось… Я… Я…

– Не надо. Не извиняйся. Я все понимаю и не сержусь на тебя. Прощать легко. А вот забыть – уже другая история. – Она сделала паузу. – Но я тебя прощаю. И хочу двигаться дальше. Хочу попытаться спасти наш брак. Я все еще люблю тебя, что бы между нами ни случилось.

– Я тоже тебя люблю, – сказал я сквозь слезы. – Ты даже не представляешь, как, Нэй. Я… Не знаю, что сказать. Не знаю, как это произошло. Я… Я несколько месяцев не спал и… Я не понимал, что делаю. Все было как в тумане.

– Я виновата не меньше, – сказала она тепло. – Я видела, как ты гробишь себя, и ничего не предпринимала. Думала, что помогаю тебе, но на самом деле только делала хуже. Я же не знала…

– Это не твоя вина, Нэй, а моя. Просто все происходило так медленно, год за годом, и я не видел, к чему идет дело. И даже не заметил, как потерял контроль над своей жизнью. Я всегда считал себя сильным, но наркотики оказались сильнее.

– Дети по тебе скучают. И я тоже скучаю. Я уже несколько дней хотела с тобой поговорить, но Деннис Мэйнард сказал, что надо подождать конца детоксикации.

Вот говнюк! Я из-под земли этого ублюдка достану!

Я сделал глубокий вдох, пытаясь успокоиться. Мне совершенно не улыбалось сорваться, пока я говорю с Герцогиней. Я же должен был доказать ей, что остался разумным человеком, что наркотики не изменили меня безвозвратно.

– Знаешь, – сказал я наконец спокойным тоном, – хорошо, что ты прислала ко мне в больницу тех, вторых докторов. – Мне не хотелось использовать слово «психушка». – Потому что меня от Денниса Мэйнарда так воротило, ты не представляешь. Я чуть не отказался ехать в клинику из-за него. Что-то в нем было такое, что меня бесило. Мне кажется, ты ему понравилась.

Я ожидал, что Нэй назовет меня сумасшедшим. Но она усмехнулась:

– Забавно, что ты так решил. Лори тоже так показалось.

– Правда? – удивился я, в сердце своем уже планируя заказное убийство. – Я-то думал, я просто параноик!

– Не знаю, – сказала моя прекрасная Герцогиня. – Сначала я была в таком состоянии, что ничего не замечала, но потом он пригласил меня в кино, и тут я подумала, что что-то не так.

– Ты согласилась? – Самой подходящей казнью, подумал я, будет смерть от потери крови в результате кастрации.