Меч и ятаган - Дэвид У. Болл

мирами. Если его схватят турки, то обвинят в дезертирстве. А если рыцари опознают в нем турка, то обвинят в шпионаже. И в том и в другом случае ему не сносить головы. Но он знал, что силы с обеих сторон заняты другим. На утро было назначено главное нападение на форт Сант-Эльмо.

Полуприсев, Николо Борг перебежал через поля к своему родному городку. Путь ему освещали ночные вспышки огня над Шиберрасом.

7 июня 1565 года

– Форт Сант-Эльмо больше не продержится.

Отправленный командирами Брогой, Мирандой и Дегерасом, шевалье де Медран предстал перед советом. Лицо шевалье было в ожогах, туника в крови, но в глазах – ни проблеска панического страха, в отличие от его предшественника де ла Серды. Де Медран был спокоен и реалистичен в своих оценках.

– Стены разбиты и рассыпаются, – доложил он. – Наши командующие предлагают взорвать форт Сант-Эльмо и оставшиеся там склады, а людей вывезти из этого необороняемого ада, чтобы они могли присоединиться к защитникам Биргу и форта Сант-Мишель.

Почти все участники совета склонялись к тому, чтобы согласиться с этим предложением, однако ла Валетт был настроен решительно.

– Все смерти в ходе защиты форта Сант-Эльмо не напрасны, – сказал он. – Я получил новое письмо от вице-короля Сицилии. Он обещал подкрепление к двадцатым числам июня, но не хочет рисковать своими кораблями и людьми зазря. Он пошлет нам помощь, только если форт Сант-Эльмо будет держаться. О капитуляции не может быть и речи. – Он медленно ходил, внимательно вглядываясь в лица участников совета. – Каждый пост, каждая позиция, каждый камень будет защищаться до последнего воина. И если мне самому придется отправиться на защиту форта, я сделаю это.

Даже зная, что идут на верную смерть, еще пятнадцать рыцарей и пятьдесят солдат вызвались отправиться к форту Сант-Эльмо вместе с де Медраном.

После очередного дня ожесточенных сражений пятьдесят три молодых рыцаря из форта Сант-Эльмо, возмущенные переданным де Медраном сообщением о том, что их оставляют на убой, написали письмо великому магистру:

Самый прославленный и достопочтенный монсеньор!

Когда сюда пришли турки, Ваше высочество повелели всем нам, присутствующим здесь рыцарям, прийти и защищать крепость. Мы сделали это с легким сердцем и до сих пор защищали форт как могли. Ваше высочество знает, что мы сражались, не думая об усталости и опасности. Но теперь усилиями врага нас осталось так мало, что мы уже не можем ни нанести удара по противнику, ни защитить себя, ибо они удерживают равелин и овраг. Они также соорудили мосты и ступени, ведущие к нашим бастионам, и заминировали подножие стены, так что с часу на час мы ожидаем взрыва. Сам же равелин они настолько расширили, что стало невозможным стоять на посту, чтобы не быть убитым. Выставить дозор для наблюдения за врагом невозможно, поскольку дозорных за считаные минуты убивают снайперы. Мы в таком затруднительном положении, что больше не можем пользоваться открытым пространством в центре форта. Много наших людей уже там полегло, а иного укрытия, кроме часовни, у нас нет. Наши войска сломлены духом, и даже офицерам не удается заставить их занять позиции на стенах. Уверенные в том, что форт вот-вот падет, они готовятся спасаться вплавь. Поскольку мы больше не в состоянии исполнять свой долг перед орденом, мы намерены, если Ваше высочество этой же ночью не вышлет за нами лодки, выйти и умереть, как подобает рыцарям. Не отправляйте нам больше подкреплений – это принесет только лишние жертвы. В своем решении мы, нижеподписавшиеся, уверены как никогда. Также доводим до сведения Вашего высочества, что в последнее время вокруг мыса замечены активные передвижения турецких галиотов. Засим целуем Вашу руку.

Форт Сант-Эльмо, 8 июня 1565 года

Ла Валетт отправил троих рыцарей проверить положение дел. Они доложили, что форт охвачен хаосом. Двое сочли, что форт сможет продержаться еще пару дней, не более. Третий, Константино Кастриота, что со свежими силами он мог бы удерживать форт и дольше. Он быстро собрал шестьсот добровольцев среди рыцарей и солдат Биргу и сообщил ла Валетту, что готов пересечь Великую гавань с ними во главе.

Великий магистр был в ярости оттого, что кто-то из обороняющих форт Сант-Эльмо рыцарей посмел ставить под сомнение приказы, хотя таких и было меньшинство.

– Если рыцари начнут сами решать, как и когда им умереть, можно считать, что наша битва проиграна, – заявил он на совете. – Долг рыцаря – подчиняться приказам. Долг рыцаря – умереть не когда ему удобно, а когда ему прикажут умереть.

Прежде чем отправлять в форт Кастриоту, ла Валетт решил испробовать еще одно средство. Он сочинил ответное письмо, в котором утверждал, будто на защиту форта встал добровольческий отряд.

Ваша просьба оставить форт Сант-Эльмо ради безопасности Биргу удовлетворена. Возвращайтесь, братья мои, в монастырь и в Биргу, где вы будете в большей сохранности. Я же буду уверен, что форт, от стойкости которого во многом зависит будущее острова, в руках людей, которым я безоговорочно доверяю.

Пристыженные рыцари-бунтари слезно попросили великого магистра не заменять их. Они будут подчиняться его приказам до самой смерти.

Началась ночная битва, первая за время осады. Весь день турецкие пушки палили без передышки, так что чуть не расплавились. А когда прекратили пальбу, над Великой гаванью повисла устрашающая тишина. Все понимали, что она значит.

Кристиан забрался на крышу лазарета, откуда наблюдал разворачивающуюся перед ним жуткую сцену. Вместе с ним со стен Биргу, фортов Сант-Анджело и Сант-Мишель за происходящим следили другие мужчины и женщины.

Теперь вместо пушек тишину нарушила барабанная дробь, а вслед за ней пронзительный звук трубы. Огромная масса воинственных турок ринулась с холма в сторону форта Сант-Эльмо. Многие из них держали в руках фонари, отчего склоны Шиберраса блестели, словно покрытые расплавленной лавой. Со стен форта на них обрушились горшки с зажигательной смесью, огненные обручи и изрыгающие пламя трубы. Шелк и хлопок, из которых была сшита одежда турецких воинов, быстро воспламенялись, превращая ночь в день. Янычары шли на верную смерть, стоящие позади толкали впереди идущих, все кричали, карабкались, бесстрашно пробивались вперед, к ослабленным участкам стены.

Некоторые воины из тех, на ком загорелась одежда, убегали прочь от стен и дальше, вниз по холму. Кристиан видел, как они прыгают с выступа в пылающей, развевающейся одежде, словно метеоры, чтобы исчезнуть в темноте прохладных вод гавани. Вспышки поднимались высоко над фортом, освещая побоище. На стенах велись бои. Непрерывно ревели аркебузы, из стволов вырывался оранжевый, красный и желтый огонь. Кристиан смотрел, не в силах оторваться, завороженный страшной красотой османского моря, охватившего форт Сант-Эльмо. Он молился, чтобы Бертран, находящийся в адском жерле, погиб мгновенно.

Битва продолжалась всю ночь. Однако на рассвете, когда, казалось, внутри форта должны были остаться лишь трупы, над тлеющими руинами по-прежнему развевался стяг ордена.

16 июня 1565 года

Бертран Кювье лежал, контуженый, за земляным валом сразу позади внутреннего малого бастиона. Тучи мух состязались с крысами за гниющую плоть, наполнявшую траншеи вокруг форта. Многих убитых не смогли унести и оставили разлагаться под палящим солнцем. Бертран апатично взглянул на крысу, грызущую труп какого-то янычара. Ее усики отливали красным. Позади, над остатками стены, виднелись склоны Шиберраса, пересеченные траншеями врага. Тут и там из-под земли словно проросли турецкие флаги, зигзагом протянулись там, где рабы успели выкопать траншеи, еще больше приближая смерть.

К Бертрану подполз солдат-мальтиец со смоченной вином губкой. Бертран прижал ее к засохшему языку и жадно высосал всю жидкость, словно это был его драгоценный бренди. Губы Бертрана потрескались и кровили. Он совсем упрел в тяжелых доспехах. Июньская жара превратила костюм в печку. Бертран завидовал туркам, носившим прохладные шелка, пока не увидел, как зажигательные снаряды превращают их в живые факелы. Бертрана спасли от такой судьбы именно доспехи, но его руки были сильно обожжены во время ночной атаки шестью днями ранее. В него попала турецкая зажигательная свечка и взорвалась, обдав его