Избранное - Григорий Горин

– Я не верю чужим богам, – сказал Соломон.

– Но разрешаешь им молиться… И сам ходишь в храмы язычников.

– Нельзя запрещать людям верить, в кого они хотят… Поклоняющиеся идолам сами обкрадывают душу свою. Я же хожу в их храм из любопытства. Нельзя ничего отвергать, не поняв и не увидев…

– Глупец! – неожиданно резко взвизгнула Вирсавия. – «Может ли кто ходить по горячим угольям, чтобы не обжечь ног своих?» Учишь детей премудростям, а сам босым ступаешь в огонь!

– Извини, мама, трапеза закончена, – сказал Соломон, встал из-за стола, пошел к выходу.

Вирсавия несколько секунд смотрела ему вслед, потом гневно крикнула:

– У тебя всегда не хватает времени для матери! Но помни, Соломон, измену с женщиной я прощу, измену Богу Нашему – никогда!! И первая, кто проклянет тебя, будет твоя старая еврейская мама!!

Соломон резко обернулся, секунду внимательно смотрел на мать, потом молча вышел…

Оставшись одна, Вирсавия обхватила голову руками, запричитала, раскачиваясь:

«Буду славить Тебя, Господи, всем сердцем моим, возвещать все чудеса Твои;

Буду радоваться и торжествовать о Тебе, петь имени Твоему, Всевышний. Когда враги мои обращены назад, то преткнутся и погибнут пред лицем Твоим…»

Это было начало ее любимого девятого псалма Давида, и никто из слуг не решался войти в залу, пока царица-мать не закончит молитву…

Иерусалим. Стены храма. День

Шел седьмой год с того дня, когда царь Соломон начал строительство великого Храма Господня на горе Мориа в Иерусалиме, и работы шли к концу, хотя множество людей еще денно и нощно трудились у стен храма под строгим надзором приставников и главного над ним, хромого и мрачного человека по имени Азария.

Он и сейчас был здесь, командуя разгрузкой нескольких огромных возов, с которых грузчики стаскивали тяжелые кедровые бревна, привезенные из Ливана.

Солнце палило немилосердно, пот лил градом с лиц работавших, жесткая кора деревьев царапала в кровь их руки и плечи, но работа не затихала ни на секунду. За малейшую провинность или передышку следовал удар бича надсмотрщика, и глаза Азарии, полуприкрытые тяжелыми веками, видели все…

Видел Азария и седовласого старика в рубище, который стоял на возвышении и, простирая руки к небу, громко выкрикивал:

– …ТЫ отринул народ Твой, ибо многое переняли они у Востока…

И наполнилась земля его серебром и золотом, и нет числа сокровищам его!

И наполнилась земля его идолами, они поклоняются делу рук своих, тому, что сделали персты их…

И ТЫ не простишь!

Старик вдруг подбежал к грузчикам и закричал, обращаясь к ним:

– Идите в скалу, сокройтесь в землю от страха Господа и от славы величия Его!

Один из тащивших бревно вздрогнул, оступился… Бревно скользнуло вниз, раздирая кожу…

Раздался истошный крик.

Несчастного грузчика окружили, пытаясь помочь…

Азария недовольно повернул голову к надсмотрщикам, сделал повелительный жест. Те начали бичами разгонять столпившихся людей.

Седовласый старик бросился защищать строителей, истошно крича:

– Грядет день Господа Саваофа на все гордое и высокомерное! И на кедры Ливанские!!! И на все дубы Весанские… И на корабли Фарсийские… И на дары Савские! И падет величие человеческое! И один Господь будет высок в тот день!

Старика оттолкнули, он упал на землю, но продолжал что-то выкрикивать…

Азария равнодушно наблюдал за этой сценой…

– ЧТО ОН СКАЗАЛ ПРО ДАРЫ САВСКИЕ?

Азария оглянулся.

Несколько всадников в костюмах бедуинов остановились на холме и наблюдали сверху за строительством храма.

– Так что этот несчастный сказал про дары Савские? – повторил свой вопрос один из бедуинов – стройный юноша в дорогом белом одеянии.

Азария равнодушно пожал плечами.

– Встань и отвечай, когда тебя спрашивают! – строго прикрикнул один из всадников.

Азария неохотно поднялся.

– Я – визирь великой царицы Савской! – сказал юноша. – Я привез от нее дары царю Соломону… А вместо благодарности слышу проклятья!

– Зачем слушать, – усмехнулся Азария.

– Люди слушают, – юноша указал на рабочих.

– Люди глупы, – сказал Азария. – Люди верят, что этот старик – пророк.

– А ты?

– Я не слушаю. Я приставлен смотреть…

– И что ж он пророчествует?

– Что скоро придет день Суда Господа Нашего… И все мы будем наказаны. А храм будет разрушен…

– Какой храм?

– Который мы строим…

Бедуины засмеялись.

– Гони его прочь! – сказал один из всадников. – Глупо строить то, что вскоре будет разрушено! Гони!

– Не могу, – сказал Азария. – Царь Соломон разрешил ему пророчествовать здесь.

– Но он мешает работе…

– Зато делает ее осмысленной! Так сказал Соломон.

– Ничего не понимаю, – честно признался один из всадников.

– Я тоже, – вздохнул Азария. – Наверное, поэтому я – всего лишь надсмотрщик, ты – всего лишь всадник… Он – всего лишь визирь! А мудрому царю Соломону нет равных под солнцем.

– Попридержи язык! – сердито крикнул один из всадников и хотел направить коня на Азарию, но юноша-визирь жестом остановил его.

– Приведи этого пророка, – сказал юноша и кинул Азарии кошель с деньгами. – Пусть он и мне предскажет будущее…

Азария неожиданно быстро и ловко поймал кошель, проверил его на ощупь. Потом понюхал… Потом послушал, как звенят монеты.

Юноша с любопытством наблюдал за ним.

– Что ты делаешь? – усмехнулся один из бедуинов.

– Размышляю, – сказал Азария. – Царь учит нас всех размышлять перед поступком… – Он позвенел кошельком. – Для простого посыльного – здесь много. Для старшего надсмотрщика, каковым я являюсь, – слишком мало…

– Сходи как «старший посыльный», – улыбнулся юноша.

– Разумно, – сказал Азария, и на его угрюмом лице на мгновение промелькнуло подобие усмешки. – Видишь, о юный визирь, как ты мудреешь прямо на глазах!

Он спрятал кошель и спустился с пригорка к старику. Тот продолжал что-то выкрикивать и не слушал Азарию, который пытался ему объяснить цель своего прихода.

Старик глянул на юношу, затем что-то сказал Азарии, отчего тот засмеялся и, безнадежно махнув рукой, направился обратно…

– И оголит Господь темя дочерей Сиона, и обнажит срамоту их! – закричал ему вслед старик. – И отнимет цепочки на ногах и ожерелья…

Азария приблизился к юноше-визирю и протянул ему кошель:

– Возьми свои деньги, визирь! Он не хочет идти… Не хочет предсказывать… Не хочет денег… Ничего не хочет. Я же говорил, это – сумасшедший.

– Что он сказал? – нервно спросил юноша. – Я же видел, он что-то сказал…

– Что он мог сказать? – пожал плечами Азария. – В далеком будущем тебя ждет Страшный суд. Впрочем, как и всех нас, и это – не новость. А в ближайшем будущем… – Азария замялся, – …только не гневайся, о визирь… Это он сказал… Я тут ни при чем…

– Да говори же! – закричал юноша.

– В ближайшем будущем, – начал говорить Азария, с трудом сдерживая смех, – этот безумец сказал… что… ты… СТАНЕШЬ ЖЕНЩИНОЙ!

Юноша изумленно вскинул брови, посуровел, резко хлестнул коня и умчался прочь, сопровождаемый всадниками.

Азария некоторое время смотрел им вслед, потом на кошелек, оставшийся у него в руках, потом, поразмышляв, спрятал кошелек за пояс…

Всадники в костюмах бедуинов отъехали на солидное расстояние, резко остановились.

Юноша оглядел своих спутников, затем громко рассмеялся, сорвал с головы белое покрывало… и оказался молодой красивой женщиной.

– Какие невоспитанные люди живут в Иудее! – воскликнул один из всадников. – Я еле сдержался, чтобы не исхлестать плетью этого невежду. Надеюсь, он не обидел тебя, о великая царица?

– Ничуть! – сказала царица Савская и вновь рассмеялась. – Ведь он сказал правду! Однако если в Иудее такие безумцы, каковы же здесь должны быть мудрецы?..

Зал царского дворца. День

В этом зале Соломон исполнял одну из главнейших царских обязанностей – разбирал судебные тяжбы.

Множество колонн поддерживали расписной потолок судилища, шесть мраморных ступеней вели к подножию трона из слоновой кости, на котором восседал царь. Одет он был ввиду торжественности процедуры в алый хитон, а голову украшал узкий золотой венец с крупными бериллами – камнями, дарящими ясность мысли…

Чуть поодаль стоял трон Вирсавии, и царица-мать сидела там, как обычно, полузакрыв глаза…

Зал был полон разношерстной публики, гости в богатых одеждах теснились рядом с оборванцами, ибо на Соломонов суд допускался каждый, кто искал справедливости.

Несколько воинов и телохранителей Соломона стояли вдоль стен и напряженно вглядывались в лица собравшихся. Старшим над ними был сегодня чернокудрый юноша по имени Элиав – внук Ванея, старейшего военачальника.

Первыми перед царем предстали старый купец-ассириец и его темнокожий слуга-эфиоп. Суть дела изложил эфиоп: