Арена - Никки Каллен

— Спасибо, мистер Орсини, всё хорошо.

— Понравилась столица?

— Да я почти нигде не была, только в парке при больнице… там очень красиво — у них есть аптекарский огород, везде таблички и лекарственные растения; будто в средневековом садике монастырском…

— Понятно… Надеюсь вскоре увидеть самые красивые глаза Арклоу снова…

Мелисса улыбнулась словно взрослая — но не кокетливо, а будто сожалея о чём-то; будто ей лет сто. Снег подумал: «наверное, ей тяжело — с сестрой-ведьмой и отцом, которому ничего не нужно после смерти их матери; надо по быстрее расправиться с их вселенским злом и заняться уговорами — отдать Мелиссу в музыкальную школу; может, написать Даниэле…»

— Я вам снял номер в гостинице; хороший; выбирал по принципу «понравилось бы мне самому здесь жить»… — Луций улыбался; Снег подумал: «сколько ему лет?.. лицо у него молодое, Зака Эфрона, а вот манера разговаривать — как у Гэндальфа; ну да, он же мэр, он всех знает и обо всех заботится». — Вид из окна на горы — хотя они везде… Красное постельное бельё. Ну и конечно, кабельное.

— Я не смотрю телевизор, — сказал Снег.

— Я, в общем-то, тоже, если только кино с диска. Что-нибудь старое — «Поющие под дождём», «Звуки музыки», «Забавная мордашка», и вообще мюзиклы: Одри Хепбёрн, Фрэнк Синатра, Фред Астор и Джинджер Роджерс; иногда что-нибудь зловещее: «Гражданин Кейн», фильмы с Белой Лугоси, серьёзное — «Касабланка», «Лицо со шрамом»; я не педик, вы не подумайте, — Луций рассмеялся, откинул капюшон, волосы у него оказались каштановые, взъерошенные, молодой Хью Грант, само совершенство, — моя мама любила такое кино, я на нём вырос, на старом Голливуде…

— А я люблю чёрно-белое, совсем старое, немое… я люблю под него играть, импровизировать на рояле, — сказал Снег; на щеку ему легла снежинка — узорчатая, крупная; Снег поднял голову — снегом уже наполнилось всё небо; Луций взял его чемодан: «я вас на машине отвезу; если вам нужна машина — скажите, но вообще у нас такой маленький городок, что в нем одно удовольствие ходить пешком»; «я не люблю водить, — сказал Снег, — спасибо, тем более в чужих краях; я много курю в машине, отвлекаюсь на музыку по радио, начинаю дирижировать». Ему понравился Луций, но в нём было что-то от Арклоу — тайна; будто он настрадался в детстве, растерял всю способность к ликованию и теперь просто доживает, придумав себе занятия: фотографировать росу и паутину смотреть ледоход и звездопад, держать магазинчик открыток… Машина у него была огромная — джип-вездеход; внутри пахло вишнёвыми сигаретами; «радио? у нас очень милая местная радиостанция; ею владеют молодые люди, два парня и одна девушка, парни в эфире могут обсуждать, куда делось пиво, ведь только что вот стояло под рукой… но музыка отличная — британская в основном; могут саундтрек к «Звёздной пыли» или к «Отелю "Миллион долларов"» поставить на всю ночь… вы же пишете саундтреки?» «да», — ответил Снег; «игра в бисер, — сказал Луций, — о, музыка для меня всегда была самым высоким даром; это как из «Близких контактов третьей степени» — быть человеком, которого заберут инопланетяне»; «а мне нравятся люди, которые умеют готовить…» Луций засмеялся: «я умею»; и они молчали, слушали по радио Kula Shaker и какой-то старый джаз с виниловой пластинки, судя по скрипам; а потом Луций сказал: «есть люди, у которых талантов — как перчаток: они играют на пианино, они читают ноты, они ездят на мастер-классы по психологии, а ещё немножко рисуют и разбираются в артхаусе; и говорят на нескольких языках; они успешные и элегантные; а есть люди, у которых только один талант, но это дар Божий, он доведён до состояния безумия или алмаза, — вот такие люди меня восхищают… вы принадлежите к первым или ко вторым?» Снег смотрел, как комья снега разбиваются о стекло машины — Арклоу был всего лишь цепочкой разноцветных огней, как ёлка в новогодних гирляндах; и думал о Даниэле; думал о Максе; думал об Элайдже Волине — он так и не понял, не смог объяснить начальству, как поймал его: просто шёл по улицам, усталый, запылившийся, было жарко, он всё время покупал и пил кока-колу, в таких крошечных стеклянных бутылочках; а где-то существовала полиция, и она шла по трупам, которые оставлял за собой Волин, пыталась вычислить его маршрут; а Снег словно в какой-то момент стал Элайджей, шёл по следам, будто они отпечатались в асфальте и мерцали, лишь на две минуты позже; это потом отследили по картам, по фотографиям с воздуха; и захотел в туалет, и там был Элайджа… «Я не игрок в бисер, — сказал Снег, — это точно… я просто занимаюсь тем, что у меня получается… больше ничем; даже не пытаюсь; мне всегда хотелось быть следователем; и когда у меня получилось первый раз найти человека, я был в ужасе; оказалось, у меня странный дар: они сами меня находят, я их притягиваю, как кто-то видит призраков, вызывает духов… а когда написал музыку и услышал её в кинотеатре потом, то был… в восторге… но и в том, и в другом случае я чувствовал себя живым, на самой грани». Луций достал сигареты: «"Капитан Блэк", вишнёвые; хотите?» Снег взял. «Простите меня, — сказал Луций, — за этот разговор… я, наверное, очень устал; вот и способен только на философские беседы; вам, может, неприятно?» «ну что вы; за окном снег; поздний вечер; у нас вкусные сигареты; самое время для разговоров о смысле жизни…»

Номер был восхитительным: обитый тёмным деревом, с огромной кроватью в центре, алое бельё, вишнёвый плед, окно на полстены — правда, из-за снега в нём ничего не видно; всюду красные светильники; Снег выключил их все, кроме одного, у кровати, — и окно светилось оранжевым; помылся — ванная оказалась в коричневых и цвета слоновой кости тонах, вода горячая, гели для душа, шампуни, полотенце цвета шоколада, величиной с простынь; и подумал: «а есть ли здесь ресторанчик или кафе?» — хотелось чаю, яичницы, бутербродов; Снег надел чёрную толстовку с капюшоном и рисунком — нотной записью кусочка из «Валькирии» Вагнера, чёрные вельветовые штаны, чёрные кеды; выглянул в коридор — гостиница была вся в дереве, словно викторианский дом, и в фотографиях гор; «здесь всенепременнейше должны буянить пьяные канадцы или скандинавы, как в «Твин Пиксе»; но было тихо. Снег спустился по роскошной лестнице с резными перилами, просто имперской, в холл, обратился к портье: «скажите, а поесть где-нибудь можно?» — старенький портье, разгадывающий кроссворд, кивнул, показал на соседнюю дверь, тоже деревянную, в резьбе; Снег толкнул её — и попал в маленькое кафе — одна его стена была целиком из стекла; «горы, — подумал Снег, — наверное, это как всё время смотреть фильм «Властелин Колец»; но сейчас ничего не было видно, только оранжевый свет: из-за снега; над круглыми столиками с белыми скатертями горели маленькие красные лампы; так красиво и зловеще, будто в замке Дракулы. Подошла девушка-официантка, красивая, темноволосая, в белой блузке, тёмной юбке, на каблучках; Снег сел за столик у стеклянной стены; «здесь довольно холодно», — сказала девушка; «зато зрелище» «это да; но мы привыкли»; снегопад перешёл в бурю. Снег глаз не мог оторвать от завихрений воздуха; потом всё-таки посмотрел меню, выбрал салат из отварной курицы, сладкого цветного перца и кукурузы, стейк и мороженое с шоколадом; и чай — чёрный, с клубникой и сливками; чашку ему разрешили взять с собой в номер — «горничная уберёт утром»; почитал немного, поставил будильник; погасил лампу и слушал бурю за окном: «…значит это что-нибудь? Кто-то мне здесь не рад?…»