Игра теней - Тэд Уильямс

— Но при чем же здесь я? — нетерпеливо перебила Бриони. — И почему все поэты изъясняются так путано! Неужели они не могут выражаться просто и ясно, как простые смертные?

— О, как ты непонятлива, моя радость. Дело в том, что твой… маскарад натолкнул меня на удачную мысль. В пьесах часто изображают девушек, которые выдают себя за юношей. Это распространенный сюжет — дочь какого-нибудь бедного дворянина решает бежать из дома, переодевается в мужское платье и выдает себя… скажем, за пастуха. И я подумал: почему то же самое не может сделать богиня?

— Богиня?

— Именно богиня, милое дитя! Сначала в моей пьесе Зория, плененная Хорсом, убегала в одежде простой служанки. Именно в таком виде она странствовала по миру. Но после встречи с тобой я решил, что Зория может переодеться юношей. Превосходная идея, согласна? Богиня скитается среди смертных в обличье прекрасного юноши! Ты понимаешь, сколько увлекательных поворотов и пикантных сцен дарит подобный сюжет?

— Понимаю, — без особого энтузиазма откликнулась Бриони.

Волнующий разговор о битве с волшебным народом так утомил принцессу, что теперь ее клонило в сон. Однако она припомнила рассказы Лисийи и не удержалась от того, чтобы немного поддразнить Теодороса.

— Хочу подарить вам еще одну ценную идею, — заявила она. — Что, если Зорию никто не похищал? Что, если она влюбилась в Хорса по уши и бежала с ним по доброй воле? По-моему, ваша пьеса только выиграет, если вы изобразите в ней влюбленную богиню.

Теодорос потрясенно уставился на нее. Бриони никак не ожидала, что ее слова произведут такое сильное впечатление на человека, привыкшего вольно обращаться с богами и героями.

— Что ты несешь, девочка? — выдохнул он наконец. — Ты понимаешь, что слова твои противоречат священной Книге Тригона? Это же чистой воды богохульство!

— Я не собиралась богохульствовать, — поспешно возразила Бриони. — Я просто подумала, что вы хотите удивить зрителей, и такой сюжетный ход наверняка покажется им неожиданным.

Не дождавшись ответа, Бриони устроилась на краешке кровати Теодороса и свернулась калачиком под одеялом. Изумленный поэт молчал, глядя на пляшущий огонек свечи.

Глава 28

Тайны Чёрной Земли

Сын Бледной Девы родился и достиг полной зрелости, когда зима и лето успели несколько раз сменить друг друга. Его нарекли Горбуном, но не из-за горба — спина его была прямой, как стрела, — а потому что смысл песен сына Бледной Девы был непостижим и так причудлив, что они казались слушателям уродливыми. Горбун был наделен многими талантами. В годовалом возрасте он достиг такой мудрости, что изобрел магические изразцы и даровал их своему отцу, Серебряному Сиянию. Изразцы эти сделали обитель Серебряного Сияния воистину неприступной.

Но вот разразилась война, повлекшая за собой множество смертей. Древние голоса помнят, как сумеречный народ принял сторону потомков Прохладного Ветра, хотя Гром и его братья, одержимые гневом, давили их, точно муравьев. Перворожденные дети Влаги прониклись ненавистью к сумеречному народу, осмелившемуся выступить против них, и подвергли его жестоким гонениям. Позже сторонники Грома достигли великого процветания, и их верность детям Влаги была вознаграждена.

Поначалу Вансен никак не мог заставить себя сесть. Воспоминание об огромной яме, наполненной трупами, давило его, как могильная плита.

«Вставай, Феррас Вансен. Ты должен быть сильным».

Вансен не только услышал собственное имя, прозвучавшее у него в голове, но увидел себя со стороны, хотя собственная наружность показалось ему непривычной: кожа слишком темная, черты лица грубые, как у тех уроженцев долин, которых он в детстве часто встречал на городском базаре. Возможно, именно таким капитан королевских гвардейцев представлялся Джаиру.

«Чего ты хочешь от меня? — безмолвно ответил Вансен. — Я устал. Позволь мне уснуть».

«Не время спать, житель солнечного мира. У нас много дел. Прежде всего мы должны осознать смысл того, что видели».

Вансен застонал и открыл глаза, с усилием сел и прислонился спиной к шершавой стене камеры. Баррик по-прежнему спал, подергиваясь и постанывая, словно его мучил кошмар.

«Не будем его будить, — сказал Джаир. — Я хочу кое-что обсудить с тобой».

Перед внутренним взором Вансена упорно возникали мертвые тела, огромное множество мертвых тел. Он боялся, что жуткое видение будет преследовать его до конца жизни.

«Во имя богов, чем они занимаются там, внизу? — обратился он к Джаиру. — Зачем они заморили до смерти всех этих несчастных?»

«Значит, ты тоже заметил, что на трупах нет никаких следов насилия, — кивнул воин из страны теней. — Возможно, причиной их смерти стала непосильная работа».

Джаир внимательно посмотрел на свои руки и коснулся одной ладони тыльной стороной другой.

«Что бы там ни случилось, в Книге великих печалей открылась новая страница», — добавил он.

Вансен внимал его беззвучной речи, и в его сознании возник образ, не имеющий ничего общего с обычной книгой. То было некое собрание застывших идей, слишком сложных для того, чтобы их можно было постигнуть рассудком смертного.

«Да, скорее всего, их заморили работой, — согласился капитан гвардейцев. — По крайней мере, вид у всех до крайности изможденный. Никаких смертельных ран я не заметил».

Вансену приходилось видеть трупы гораздо чаще, чем ему того хотелось бы. Капитан участвовал во многих сражениях, каждое из которых тоже могло бы стать новой страницей в Книге великих печалей. И он слишком хорошо знал, какая рана смертельна, а какая нет.

«Однако мы ничего не можем утверждать с уверенностью, — продолжал Джаир. — Не исключено, что арестантов погубила вода, ведь на большой глубине она часто бывает ядовита. Или скосила какая-то болезнь, например чума. Причин может быть сколько угодно».

При мысли о том, что в громадном каменном мешке, где он заперт со множеством диковинных созданий, свирепствует чума, Вансена пробрала дрожь. При этом он невольно отметил, что безносый монстр, которого он считал нелепой игрой природы, рассуждает логично и основательно, как поднаторевший в диспутах ученый.

«Что еще приходит тебе на ум?» — осведомился капитан.

«Пока ничего. Но я полагаю, причины эти более страшны, чем тяжкий труд, чума или отрава. — Джаир бросил взгляд на Баррика, который по-прежнему бормотал и метался во сне. — Нам не стоит обсуждать с мальчиком то, что мы видели. Он и так на грани безумия, и я не могу уяснить, что тому виной — просто страх или гнет иных обстоятельств. Пора его разбудить. Мне надо сообщить вам обоим нечто важное».