Мир приключений 1983. Ежегодный сборник приключенческих и фантастических повестей и рассказов - Александр Беляев

Но полька не ответила ему, как всегда, лукавым «Хоч сто раз, дзицятко», а схватила за руку:

— Дмитрий, сбежал?

— Потом, Марта, потом. Меня уже вылечили… Побежали, а то мы все прозеваем!

Они сразу увидели ЭТО. На ледяной площадке, расчищенной под аэродром, огромной кучей лежали красные, синие, зеленые, желтые шары, параллелепипеды, кольца, кубы. Они блестели полированной поверхностью, в их бесчисленных плоскостях отражались огни прожекторов. Было похоже, что какой-то великан, пробегая, споткнулся и уронил на снег коробку с елочными игрушками.

— Подарков сколько! — всплеснула руками Марта. На ее голос обернулся Тимофей Леонидович.

— Димка! — сердито крикнул он. — Я тебе…

Мальчик поспешно нырнул в толпу. На аэродроме собрались, наверное, все свободные от дежурств обитатели полярной станции «Надежда». Люди возбужденно переговаривались, смеялись, потрясенные неожиданным зрелищем. Под ногами у них крутились два «нахлебника» станции — Пушок и вислоухий Император. Собаки, наверное, считали, что вся эта возня затеяна ради них, и, звонко лая, прыгали и хватали людей за меховые комбинезоны.

— А ну, Димка, помоги, — позвал Димку Прокудин. Он что-то старался достать из кучи «игрушек». Но мальчика привлек большой золотистый шар, очень легкий и красивый, и Димка погнал его, будто мяч, толкая ногами и руками. Он заметил, что и этот шар, и остальные предметы светятся сами по себе, независимо от прожекторов.

«Из тех вон зеленых «кирпичей», — подумал Димка, — за пять минут можно сложить настоящую крепость, а из цилиндров получились бы башни. Но разве эти взрослые позволят? Гарибальди всех прогонит, а «игрушки» перенесут на склад, пронумеруют — и дверь опечатают…»

Рядом засмеялись. Димка обернулся и увидел, что смеются над Карлсоном. Любопытный доктор забрался в какое-то прозрачное устройство и теперь не мог выбраться обратно — гибкие лепестки входа, пружиня, прищемляли ему то руку, то ногу и заталкивали обратно.

— Немедленно прекратить все эти художества! — загремел вдруг над толпой голос начальника станции.

Но было уже поздно. Доктор, рассвирепев, рванулся, прозрачные лепестки с треском сломались, и в тот же миг из груды предметов беззвучно выскользнула голубая молния и ударила его в грудь. Карлсон вскрикнул и грузно упал на снег.

Полярники замерли.

Тимофей Леонидович закричал снова — грозно и повелительно:

— Ничего не трогать! К «предметам» не приближаться! Приказываю всем вернуться на станцию!

Несколько человек склонились над доктором, растирали ему снегом виски, делали искусственное дыхание.

— Жив, — раздался, наконец, голос Димкиного отца, и все облегченно вздохнули. — У него сильный шок. Луис Лейн, помогите мне поднять доктора…

На аэродроме неожиданно что-то загремело. Разноцветные шары, кубы, пирамиды и прочие предметы разом двинулись к краю ледяного поля. Медленно переваливались с боку на бок зеленые «кирпичи», вихляя, катились цилиндры и какие-то сложные изящные конструкции. И все это тарахтело, будто боевые барабаны индейцев, и уходило прочь от людей.

— Ничего себе игрушечки, — прошептал Тимофей Леонидович.

А странные предметы, вырвавшись из-под лучей прожекторов, засияли всеми цветами радуги и покатились, гремя, в бездну полярной ночи.

…ЗДЕСЬ ВОДЯТСЯ ЧЕРТИ

Отец даже не забежал — жди. Конечно, ему сейчас тоже не сладко. Карлсона врачевать — дело нешуточное. Он, говорят, капризный, когда болеет. Вообще только один доктор и болеет на станции. Раз в год обязательно. И теперь только его молния ударила. А болеет Карлсон, наверное, нарочно. У всех работы по уши, а ему хоть звезды пересчитывай. Надо же кому-то болеть, вот он и болеет. И сам себя лечит. Пожалуй, нужно забежать к Карлсону. Он хоть и очнулся, но шок свой отлежит, сколько положено. И историю болезни заведет — для потомков. Что ни говори, первая травма внеземного происхождения.

Димка попробовал читать, но не смог осилить даже страницы. Он уже несколько часов слонялся по своей комнате. Смотрел любимые фильмы, слушал радио, но выйти в коридор не решался. Зачем лишний раз испытывать судьбу? Налетишь невзначай на Гарибальди — и прощай станция.

«Ломают голову над этим Куполом, — подумал Димка, — названия придумывают: маяк, база, склад. Еще бы стадионом назвали. Станция это. Как наша «Надежда», только размерами побольше. Жилище пришельцев — еще так можно сказать. Может, не рассчитывали людей встретить, вот и захватили с собой дом… Жаль, что я побоялся пойти в глубь чудо-леса. Но со станции я все равно не уеду. Ведь больше так никогда в жизни не повезет. Не будет больше такой тайны. Без меня все разузнают, откроют и опишут, по полочкам разложат. И не будет уже ни тайны, ни пришельцев. Так — братья по разуму, сотрудничество цивилизаций и прочее…»

Димка попробовал вызвать кого-нибудь из своих друзей, но на экранчике браслета связи появилась хитрая надпись: «Ваш номер отключен по распоряжению Совета Земли. Справки там-то…» Справляться Димка, конечно, не стал. И так все ясно. Оно, может, и к лучшему. После утреннего сообщения по системе связи одноклассники бы целый день его вызывали.

Дзинь, дзинь, дзинь! — вдруг зазвенел браслет связи.

— Мама Юля! — Мальчик даже подпрыгнул от радости. — Мамочка!

— А почему ты не в медизоляторе? Температура упала?

Путаясь от волнения, Димка рассказал о волшебном апельсине и о своем не менее волшебном исцелении, о «подарках» пришельцев и о том, как он поспорил с Гарибальди.

— На его месте я бы уже давно отправила тебя на материк, — строго сказала мама, но глаза ее на экранчике браслета все же улыбались. — И потом, что это еще за прозвища?

— Мама Юля, — запротестовал мальчик, — они ведь не против, и так вообще интересней. Тем более, что все совпадает. Усы — раз, борода — два, и то, что Тимофей Леонидович тысячу человек сагитировал осваивать Антарктиду, — три. Помнишь, Гарибальди в 1860 году тоже возглавил поход «тысячи». Повел патриотов на юг, на помощь восставшим…

— Ох ты феномен мой непутевый, — вздохнула мама. — А доктора ты почему окрестил Карлсоном?

Димка замялся. Он знал, что с доктором поступил немного нечестно, но ведь Карлсон его простил, а если сейчас выложить всю правду, то и вовсе грех с души долой.

— Понимаешь, мама, мы играли в тайны…

— В тайны? — удивилась мама Юля.

— Ну, кто больше друг другу своих тайн откроет и у кого тайны тайнее, понимаешь! Ну, он и признался мне, что любит варенье…

Он прокашлялся и неожиданно прорезавшимся басом сказал:

— Мама Юля, ты только не беспокойся обо мне, ладно? И о папе тоже. Он вообще из станции не выходит.