Три романа и первые двадцать шесть рассказов (сборник) - Михаил Веллер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Из магазина вернулся со снедью, накрыл завтрак, водрузил бутылку шампанского, поставил повиднее треснутую, матовую от возраста вазу – королевским незапятнанным знаменем роза высилась в ней. Из карманчика куртки вытащил диктофон, проверил кассету, включил – отдернул штору.
Комната подсветилась чистым и несильным утренним светом. Музыка звучала негромко.
Валя пошевелилась и с сонной улыбкой открыла глаза.
Ларик, свежий, улыбающийся, сидел на тюфячке возле столика, и две чашки кофе дымились рядом. Неяркий в свете солнца огонь трещал в очаге.
– Доброе утро, – сказал он, подходя и целуя, и это было как продолжение сна и одновременно пробуждение. – Чашку кофе принцессе в постель?
Она увидела розу, что-то припомнила, глаза ее изумленно распахнулись.
– Послушай… – выговорила она и увидела на пальце кольцо.
Шампанское хлопнуло, стакан охолодил ее руку, колечко звякнуло об стекло.
– За лучшую из женщин, – сказал Ларик. – За тебя.
Она машинально глотнула, отдала стакан, – кропотливо припомнила ночь; не почувствовала ожога от горячего кофе, вспомнила, ахнула… кофе пролился на подушку, расплываясь коричневым пятном, похожим на Австралию.
Роза.
Кольцо.
Ромео!
Ночь.
– Я люблю тебя всю мою жизнь, – сказал он.
– Ты прекраснее всех на свете, – сказал он.
Зрачки ее расширились, рот приоткрылся.
– Откуда эта роза? – выговорила она.
– Я сейчас купил возле магазина.
– Откуда это кольцо?..
– Кольцо? – изумился он. – Я надел тебе ночью на палец… ты не помнишь?.. Мы выпили, но…
Она помотала головой, глотнула кофе и стала вытирать ладонью впитавшееся пятно.
– Мне такое чудилось… странный сон… наваждение.
И рассказала ему все.
Он сел рядом, обнял, прошептал в лицо:
– Если ты жалеешь, мне остается только умереть…
– Не надо, – сказала она. – Ты живи. Иначе как же я теперь?..
И потом, в тепле постели, испытывая такую близость с другим человеком, о возможности которой раньше и не подозревала:
– Слушай, но ведь так не может быть… А может, я сошла с ума…
– Мы оба сошли с ума…
– Я не думала, что у меня это будет так…
– Я тоже…
– И ты никогда теперь от меня не уйдешь?
– Никогда. До березки. И после смерти тоже.
– Хм. Не думала, что я такая бесстыжая.
– Любить не может быть стыдно.
– А как же она? – спросила Валя, имея в виду Катю.
– Есть только ты. Одна ты во всем мире.
– А ты мне что-нибудь сказал, когда надевал кольцо?
– Я просил тебя быть моей женой.
– Да? И что же я ответила?
– А ты не помнишь?
– По-моему, я сказала, что мы теперь уже и есть.
Она села, скрестив ноги, и стала водить пальцем по его лицу.
– Слушай, – сказала она, – ты можешь мне ответить сейчас на один вопрос?
– Любой. Всегда.
– О чем ты сейчас думаешь?
Он открыл глаза и потянулся за сигаретой. Она зажгла ему спичку – новым, незнакомым ей самой движением поднесла.
– Об одном человеке, – медленно ответил он. – Который вытащил меня в декабре из метро, когда я собирался… не тянуть дальше без тебя…
43. Джентльмены не опаздывают к завтраку.
Человек, о котором он думал, в этот момент пожал руку водителю и вышел у гастронома на Чернышевской площади. Отоварившись к завтраку, он набрал код у подъезда за углом, поднялся на пятый этаж и позвонил обычным сигналом: один длинный и два коротких.
– Папка приехал! – дочка повисла у Звягина на шее. – А почему ты иногда так звонишь?
– Просто в детстве мы со школьным другом часто ходили на станцию – его отец работал машинистом. Тогда по системе знаков оповещения боевая тревога подавалась гудком локомотивов: один длинный и два коротких. Вот – память о дружбе.
На лице его не было никаких следов утомления.
– Ну, – вопросил он, – где субботний завтрак главе семейства?
За столом обе стороны выдерживали характер: женщины не задавали вопросов, а он ждал, чтоб они были заданы.
– Быстро ехали? – сухо спросила жена.
– Не слишком.
– И стоила того поездка?
– Надеюсь.
– А что в сумке?
– Театральный реквизит.
(Каковой реквизит и завез вечером Кате для возврата в костюмерную.)
– Пригодилось?
– Вполне.
– Хороший спектакль сыграли?
– Надеюсь.
– Зрители оценили?
– Увы – как всегда: сплошные действующие лица и никаких аплодисментов.
– А вы жаждете аплодисментов?
– Все гении тщеславны, – скромно признался Звягин.
Отзавтракав, он кинул ногу на ногу и сощурился:
– Главное всегда – детали, – поучающе поведал. – Смазка дверных петель, чтоб не скрипнули. Не забыть снять штору с окна, чтоб фонарик дал пятно света на стене. Не забыть вынуть ключ, чтоб можно было открыть снаружи.
– А что было самое, ну самое трудное? – сгорала от любопытства дочь.
– Во-первых, чтоб он не забыл точно выдержать условленное время. Во-вторых, чтобы к этому времени все было готово. В-третьих, не было уверенности, что он ничего не перепутает, и что она выкурит эту сигарету.
– А что за сигареты? Я видела, как ты их чем-то заряжал!
– Много будешь знать – скоро состаришься. А это девушкам не идет.
Стану я тебе объяснять отличия наркотиков группы ЛСД, хмыкнул он про себя.
– А если б у него что-нибудь не вышло?
– Тогда повесил бы на дверь снаружи клочок бумажки.
– Ну, а если бы все равно что-то лопнуло?
– Понятия не имею, – лениво протянул Звягин. – Получилось бы в следующий раз что-то другое. Хотя, – добавил раздумчиво, – хорошая организация – залог успеха.
– Знаешь, что плохо в твоих историях? – разомкнула наконец уста жена.
– Да? Не знаю.
– Что они напоминают анекдот про джентльмена и лягушку.
– Он приличный? – благонравно осведомилась дочь.
– Пока не для тебя.
– Согласна на салонный вариант. Или ты как учительница предпочитаешь, чтобы я выслушивала похабные истории от подруг, а между мною и родителями выросла стена отчуждения?
– Красиво излагает, – признал Звягин.
– Хорошо. Джентльмен вышел на прогулку в сад и увидел на аллее лягушку. Она сказала ему: сэр, возьмите меня на руки. Он был джентльмен, он не мог ни в чем отказать даме, даже если это была лягушка, и он взял ее на руки. Она сказала: сэр, а теперь отнесите меня в вашу спальню. Он был джентльмен… и так далее. Короче, в самый неподходящий момент лягушка превратилась в обольстительную девушку, а в спальню зашла жена джентльмена, – и всю свою жизнь она не могла поверить этой простой и правдивой истории.
– Очень жизненно, – согласилась дочка.
– Абсолютно правдоподобно, – подтвердил Звягин.
– А что будет с ними дальше? – спросила жена.
– А мне какое дело? – спросил Звягин. – Хоть бы раз удержалась от этого вопроса. Я не собес. Мавр сделал свое дело, мавр может вымыть тело. Я в душ. Горячая вода идет сегодня, надеюсь?
– Твои истории даже рассказать никому нельзя – не поверят, до того неправдоподобны.
– А правдоподобные истории неинтересны. И вообще мой любимый герой – барон Мюнхгаузен. Кстати о баронах. Помнишь, я спрашивал тебя, почему фон Рихтгофена прозвали красным бароном? Так вот, это не имело никакого отношения к его убеждениям и политическим пристрастиям, равно как и к цвету кожи, разумеется. Просто «альбатрос» – истребитель, на котором летал этот знаменитейший из асов первой мировой войны, был красного цвета: чтоб издали видели и боялись.
– Ас – означает туз, – сообщила дочка, гордясь познаниями.
– Верно, на фюзеляже туз и малевали. А почему в картах туз главнее короля и что это означает? Вот именно. Асы – это боги из рода Одина, верховного бога норманнов. Разили с небес. Интересно, следует ли из этого, что карточная терминология имеет скандинавское происхождение?
Еще не эпилог
Вечные вопросы
– В чем смысл жизни?
– Для этого надо сначала ответить:
во-первых, – что такое жизнь вообще, в масштабах Вселенной;
во-вторых, – что такое жизнь человеческая, в частности;
в-третьих, – что такое смысл;
в-четвертых, – почему его надо искать.
Разговор этот происходил при обстоятельствах, не совсем для того подходящих: ночной берег, мартовское полнолуние, луч поисковой фазы реанимобиля «скорой помощи».
…Сознание спящих в комнате отдыха фиксировало трансляцию, не давая сигнала проснуться, когда команды к ним не относились, – реагируя лишь на номер своей машины и фамилию своего врача.
– Десять тридцать два! Доктор Звягин, на выезд. Утопление.
Сели на койках, словно включенные, как и не спали.
– Утопление – поедем быстренько, – ровно сказал Звягин, выходя в коридор. – Возьми термос с чаем, Гриша.
История была довольно глупая, как и все подобные истории.
Милицейский патруль, проходя ночью по набережной, услышал сильный всплеск и бултыхание. Бросившись к решетке, увидели в лунном свете расходящиеся круги и голову, раз-другой показавшуюся на черной зеркальной поверхности, где дробились редкие золотые змейки фонарей.