Неизвестный Шекспир. Кто, если не он - Георг Брандес

Это был юный шотландец, Роберт Карр, обративший на себя внимание короля во время одного турнира, когда упал с лошади и сломал себе ногу. Он служил, будучи мальчиком, пажом у Иакова; затем отправился во Францию в поисках за счастьем и поступил, наконец, на службу к лорду Гею. Иаков приказал отвести раненого в свой дворец, послал ему своих врачей, часто навещал его во время болезни, произвел его в рыцари, назначил его своим камергером и ни за что не хотел с ним расставаться Он занимался с ним даже латинским языком. И этот человек поднимался все выше и выше, пока не занял, наконец, место среди старейшей знати страны. То обстоятельство, что Карр был шотландец по происхождению, особенно возмущало общественное мнение. Вокруг короля и без него толпились всевозможные шотландские авантюристы, а англичане считали шотландцев по-прежнему чужим народом. Уже новый термин «Великобритания», устранявший из обиходного языка славное имя Англии, возбуждал всеобщее неудовольствие. Шотландские деньги курсировали наравне с английскими, а флаги английских кораблей украшались теперь не только крестом св. Андрея, но также крестом св. Георгия. Словом, англичане считали себя обманутыми. Они боялись, по словам одного современного трактата, «что шотландцы пробьют себе дорогу к английскому лордству и в спальни английских леди». В парламенте энергично боролись против распространения гражданских прав на шотландцев. Тогда Френсис Бэкон являлся обыкновенно выразителем королевского мнения. Оппозиция ссылалась скромно на библейскую историю об Аврааме и Лоте. Когда их семейства поселились вместе, между ними поднялся раздор, и они сказали, наконец, друг другу «иди ты вправо, а я пойду влево». Правда, Иаков заявлял, что не желает вовсе взваливать работу на Англию, а Шотландии предоставлять плоды ее трудов.

Но каждый раз, когда пробуждалась страсть в короле к своему любимцу, он отдавал предпочтение шотландцам. Иаков хотел во что бы то ни стало сделать своего фаворита земельным собственником. И вот как он поступил.

Когда Рэлей понял, что вокруг него все рушится, он перевел свое имение Шерборн на имя жены и назначил своим наследником сына. Однако через несколько месяцев королевские юристы отыскали в документе такую ошибку, которая делала его недействительным. Тогда Рэлей немедленно написал из темницы письмо на имя Солсбери, умолял короля не лишать его и семьи всего их имущества из-за пустой ошибки. Король пробормотал несколько утешительных слов и обещал ему выхлопотать точный документ. Тогда Рэлей возымел надежду, что в скором времени, вероятно, получит свою свободу. Он вообразил почему-то, что Христиан IV, посетивший в 1606 году Англию, замолвит за него доброе слово. Однако, когда леди Рэлей бросилась на колени перед королем в Гемптонкорте, он равнодушно прошел мимо нее, не проронив ни единого слова. Наконец, в 1607 году король решил уже бесповоротно подарить поместье Рэлея своему фавориту. В 1608 г. Рэлей должен был доказать свои права на имение. Однако, кроме упомянутого недействительного документа, других у него не было никаких. Тогда леди Рэлей во время аудиенции бросилась вторично к ногам короля вместе со своими двумя малолетними сыновьями. Она умоляла выдать ей верный документ. Но Иаков холодно возразил на своем родном диалекте: «Мне нужны эти земли для Карра». Говорят, будто гордая женщина потеряла тогда терпение, вскочила с пола я стала грозить Божьей карой дерзкому обманщику. Сам Рэлей поступил несколько дипломатичнее. Второго января он послал письмо к Карру, прося его убедительно отказаться от своих притязаний на Шерборн. Конечно, он не получил никакого ответа. 10 числа того же самого месяца король подарил, наконец, Карру имение Рэлея. Приходится сожалеть, что Рэлей, не скрывавший в частных беседах своего мнения о королевском фаворите, унизился до того, что написал письмо, как он выражается, «человеку, которого он не знает, но о котором слышал много лестного». Леди Рэлей получила в вознаграждение денежную сумму, которая, конечно, не соответствовала стоимости поместья, а мужа продолжали по-прежнему содержать в заточении. Характерно то обстоятельство, что его выпустили из Тауэра в 1618 году вследствие того, что он сумел возбудить в своем коронованном тюремщике чувство жадности. Так как на него возлагали большие надежды по поводу золотоносных россыпей, открытых в Гвиане, то врата его темницы растворились и ему вернули свободу на два года. А когда в действительности не оказалось никаких россыпей, то Иаков воспользовался этим, как поводом к казни.

Глава 57. Теология короля и его нужда в деньгах. — Его несогласия с нижней палатой

Король увлекался церковными делами и богословскими вопросами так же сильно, как своими фаворитами. Порою он высказывал такие суеверные воззрения, которые смешили даже его современников, не отличавшихся свободой от предрассудков. Эдуард Гоби замечает в одном письме к Томасу Эдмондсу (19 ноября 1605 г.): «Король заявил в одной парламентской речи, что считает четверг самым счастливым днем в неделе. При этом он ссылался на свое освобождение из замка Гоури (из рук братьев Рутвен) и на недавнее событие (т. е. на «пороховой заговор»). Он заметил, что оба эти события произошли к тому же 5 числа. И он закончил свою речь требованием, чтобы парламентские заседания открывались только по четвергам». Иаков поддерживал духовенство не столько из-за религиозных мотивов, сколько из желания упрочить королевскую власть. Вместе с тем он хотел распространить свою любимую теорию, что все вопросы, без исключения, должны решаться последней инстанцией — его проницательной мудростью. Известно, что тогда светские и духовные суды постоянно между собою враждовали. Первые очень часто отрицали право последних разбирать известные процессы, пока они не докажут свою компетентность. Церковь, в свою очередь, утверждала, что оба суда друг от друга не зависят, и что духовный суд получил свои права непосредственно от самой короны. В 1605-м кентерберийский архиепископ подал королю жалобу на светских судей, а эти последние апеллировали к парламенту. В это самое время один из главных защитников пуритан, Фоллер, вел процесс двух людей, обвиненных в ереси. Эти последние порядочно пострадали от церковного суда. Он и стал отрицать право этого суда назначать денежные пени и тюремные аресты. Он называл это учреждение папским. Впоследствии он сам за неосторожное суждение был приговорен к тюремному заключению и отпущен на свободу только после того, как принес покаяние. Но вопрос о взаимных отношениях между светскими и духовными судами еще долго потом волновал умы. В этом споре король стоял, конечно, на стороне последних, чтобы избавиться от контроля парламента. Напротив, верховный судья Кок защищал светский суд. Однажды он позволил себе заметить, что король обязан уважать законы страны, а эти законы не признают духовных судов. Тогда Иаков поднял руку и, вероятно, ударил бы Кока (как некогда юный Генрих V ударил верховного судью), если бы испуганный Кок не бросился перед ним на колени, умоляя о прощении.