Роковая ошибка княгини - Ирина Сахарова

— Ох, ваше величество, знали бы вы, как я вам благодарна!

И этого ей тоже, разумеется, делать не стоило. Правда, по сравнению с тем, как она поступила с Ксенией, этот невинный поцелуй казался не таким уж и страшным. Просто она, как привыкла всю жизнь, искренне и открыто выражала свою радость, вот и всё.

Вот только получилось нечто совсем уж из ряда вон выходящее.

«Я, что, действительно, его поцеловала?!», ужаснулась Саша самой себе. И, устыдившись своего порыва, поспешно отступила назад, врезавшись в медные перила у лестницы. Единственное, чего она не могла понять — почему он так смотрит на неё теперь.

Девушки Мишеля целовали часто. Гораздо чаще, чем позволял бы его статус уже почти женатого человека, и целовали куда менее целомудренно, а бывало, что уж совсем… э-э, хм.

Но никогда прежде не испытывал он такого сильного волнения. Волнения, головокружения, и ещё чего-то, что свойственно скорее семнадцатилетним юнцам, нежели боевым офицерам, видавшим и войну и смерть.

«Да что с тобой, чёрт возьми?!», спросил он самого себя, прекрасно отдавая себе отчёт в том, что с каждой секундой теряет над этими чувствами контроль. А это уж совсем никуда не годилось, учитывая то, что там, за стеной, всего в нескольких шагах, находилась и его бабушка, и его сестра, и, главное, его Ксения.

Но про Ксению почему-то он думать уже не мог.

Как-то так вышло, что его мысли занимала теперь эта сумасбродная рыжая девчонка с доверчивыми глазами цвета шоколада.

— Хм… пожалуйста. — Запоздало выдохнул Мишель, сетуя на себя за то, что поддался на её чары как бестолковый мальчишка. — Обращайся, ежели что. Это всё, что ты хотела со мной обсудить?

Может, прозвучало грубо, но это, по крайней мере, отрезвило их обоих. Саша отрицательно покачала головой — нет, не всё. Но в то же время прекрасно понимая, что не имеет права задерживать его сейчас. Бедняга, ему и так нелегко придётся: объясняйся потом с Ксенией, что означал этот визит. Да и бабушка, наверняка, молчать не станет — вон с каким любопытством глядела!

— Вы придёте сегодня к Владимирцеву? — Спросила она севшим от волнения голосом.

— Собирался, вообще-то.

— Вот и хорошо. Приходите! Там и поговорим.

С этими словами она развернулась, и едва ли не бегом помчалась по ступеням вниз — куда угодно, но подальше от этого зеленоглазого наваждения. Что-то ей подсказывало, что останься она ещё на минуту — быть беде. И причиной была бы вовсе не вредная Ксения Андреевна. Куда скорее её погубило бы собственное глупое сердце, всякий раз перестающее биться рядом с этим человеком.

Глава 24. Леонид

Это был чудесный день! И начался он чудесно, с приятной новости об аннулировании ещё не состоявшейся помолвки, и продолжился замечательным фокусом с Ксенией, за который Саше так и не влетело. Тем не менее, ей было стыдно перед Мишелем за свою выходку, а уж как стыдно было перед генеральшей! Старая дворянка, аристократка до кончиков ногтей, что она теперь думает о ней?

А, впрочем, оно того стоило. Вероятная ненависть княгини Волконской с лихвой окупала растерянность на лице барышни Митрофановой, её глухая ярость. И то, каким тоном его величество велел ей не сквернословить при бабушке — так, словно это Ксения ещё и была виновата! Ох, до чего отрадно вспоминать!

И в больнице-то, на удивление, всё было хорошо! Ипполит Сидоренко сегодня был трезв как никогда, и — вот диво! — работал с покойником сам, Саша ему лишь ассистировала. Да и то, по своей воле: на тот момент это было лучше, чем слоняться без дела наверху и наткнуться на Эллу с батюшкой, пришедших навестить княгиню Караваеву. Потом они вместе писали отчёт, и Ипполит Афанасьевич, в своей извечной, чуть грубоватой манере, высмеивал Сашину неопытность, но делал это так, что ей вовсе не было обидно, она сама смеялась вместе с ним.

— Дельная ты девка, Саня! — Резюмировал Ипполит Афанасьевич с ухмылкой. — А была бы мужиком — цены бы тебе не было! Может, выпьем?

Тётя Клава потом скажет, что это — наивысший знак расположения. Обычно Ипполит Сидоренко с кем попало не пил, предпочитая либо гордое одиночество, либо молчаливую компанию своих покойников. Так что Саше сказочно повезло попасть в фаворитки этому тирану, но она, тем не менее, от заманчивого предложения отказалась. Её ещё ждали Никифорова с Владимирцевым, два главных пациента, да и к Караваевой не мешало бы зайти, извиниться за свой вчерашний побег.

Но гораздо раньше Саша попалась Воробьёву.

— Саша, постой, мне нужно кое-что тебе сказать!

Он выглядел взволнованным и каким-то бледным, нездоровым. И явно нервничал, причём даже не пытаясь этого скрыть.

«А ведь как хорошо всё начиналось!», с тоской подумала Саша, готовая к тому, что Викентий Иннокентьевич по каким-то причинам немедля откажет ей в дальнейшей стажировке. Но он, к её удивлению, сказал:

— Придётся тебе заняться ещё одним пациентом. А, точнее, пациенткой. Княгиня Караваева сегодня попросила — или лучше сказать потребовала? — тебя своим лечащим врачом. — Он говорил, словно поощряя это, но сам в глубине души понимал, что ничем хорошим такие поблажки не кончатся. Гордеев дал ему срок, в который надобно уложиться, а в противном случае эту хорошенькую девушку ждёт смерть.

События недавних дней лишь подтвердили, что Иван Кириллович слов на ветер не бросает.

— Княгиня Караваева, должно быть, просто не знает, что я ещё не врач, — отозвалась Саша. — Она не видит разницы, а я не вижу смысла её переубеждать.

— И не надо переубеждать. Приступишь с сегодняшнего же дня, и дело с концом! Не отказывать же ей, право?

— Да я не это имела в виду! — Рассмеялась Саша. — Но, конечно, я согласна, если вы настаиваете.

— Я-то не настаиваю. Она настаивает!

— Хорошо, Викентий Иннокентьевич. Как скажете! — Послушно ответила Сашенька, и озадаченно посмотрела на Воробьёва. И, решилась-таки, спросила: — У вас всё в порядке?

— Что? Ах, да. Да-да, всё в порядке. Настолько, насколько в порядке могут быть дела человека, чей брат только что записался добровольцем на фронт.

Саша ахнула, кажется, слишком громко, и запоздало зажала рот ладошкой.

— Ох, как же так, Викентий Иннокентьевич! — С трудом выговорила она. — Зачем же он? Ему ведь, вроде, и здесь неплохо было… А жена как же? А сын?

— Ой, не знаю я, Саша, не спрашивай, не рви душу! — Отмахнулся Воробьёв, поморщившись. — Я и сам места себе не нахожу. Чует моё сердце, не вернётся он оттуда живым…

Вот-вот.

А может, Леонид Иннокентьевич, наоборот, сам решил уехать, чтобы не пересекаться с Гордеевым более? Или это всё же Гордеев вынудил его? Почему нет: Леонид Воробьёв знал про убийство Юлии Николаевны, и, как следствие, представлял опасность для господина министра.